Я сказал:
— Он прямо здесь, в нашем доме!
Крис выругался и сказал, что это так.
— Ну ничего, — добавил он, — мы его тут подержим. Думаю, что позже он нам понадобится.
III
Ну вот, Джуд, думаю, что мы заперли его в доме. Думаю, что он все еще где-то с нами. Мы провели всю ту ночь, или вернее сказать, все то утро, обыскивая дом, и не позволяя никому выходить наружу. Никто не выходил. К настоящему моменту, два часа ночи, четверг, мы пока никого не нашли.
Около четырех часов утра (во вторник) Крис решил поехать в Квилтервилль и проинформировать шерифа о случившемся (на посту все еще Газ Уилдок, ты запомнишь) и отправить телеграмму доктору Джо. Крис вышел через заднюю дверь и направился к конюшне. Ирен стояла в дверях и скулила, пока все-таки не заставила Криса вернуться в дом, но я не могу ее за это винить. Дедушка тоже сказал, что лучше дождаться рассвета.
Когда Крис зашел обратно, мы проверили эффективность наших фонарей на его следах. Их было отчетливо видно. А когда рассвело, они превратились в волнистую дорожку, идущую к конюшне и на полпути разворачивающуюся обратно в сторону дома. И любые следы, сделанные после снегопада около полуночи, должны были быть так же хорошо видны, как эти следы Криса.
Тогда я об этом не думал, но сейчас уверен, что это как-то подорвало желание Криса приглашать к нам Газа Уилдока. В любом случае, вместо того, чтобы уехать на рассвете, Крис поддался уговорам тетушки Грасии и дождался ее утреннего кофе.
Немногим позже шести утра мы все вместе собрались за утренним столом. Люси с Олимпией ушли спать около пяти часов; так что, конечно же, мы не стали их тревожить.
Тетушка Грасия налила дедушке кофе и, передавая ему чашку, сказала:
— Никто не выходил из дома с момента убийства Дика. В доме никого постороннего обнаружить не удалось. Это может значить только одно: кто бы ни убил Дика, он сейчас в доме и совершенно не прячется.
Сногсшибательное открытие, неправда ли, Джуди, после такой ночки, что мы пережили?
Ирен промямлила что-то о том, что не понимает.
Поняла она или нет (голову на отсечение даю, что поняла), мы с дедушкой и Крисом точно все поняли. И впервые в жизни мне довелось услышать, как дедушка грубо заговорил с тетушкой Грасией.
— Дочь моя, — сказал он, — это слишком преждевременный вывод.
Тетушка Грасия ответила:
— Мне жаль, отец; но я часами сидела в тишине и молилась об указании и разуме. Я не могу прийти ни к какому другому выводу.
Мы пытались уговорить ее остаться в комнате Олимпии вместе с Олимпией, Ирен и Люси, но тетушка Грасия была непреклонна. Так что в конце концов мы разрешили ей остаться в передней зале. Бояться там было нечего, потому что мы заперли двери к парадной лестнице. Мы подумали, что никто бы не стал рисковать выходить через главный вход. Я отдал тетушке старый пистолет дяди Финеаса и взял свою винтовку. Дедушка остался в комнате в задней части дома со своим пистолетом. Крис размеренно прохаживался по всему дому с отцовским пистолетом в руках. Потом мы с Крисом поменялись местами: я ходил по верхнему этажу с трех до четырех часов. В четыре часа по настоянию тетушки Грасии (и потому что мы были уверены, что уже никому ничего не грозит) мы разрешили ей с Крисом провести еще один тщательный обыск. Ирен вышла из комнаты Олимпии незадолго до отъезда Криса в Квилтервилль и как хвост ходила за ним с Грасией, когда они в последний раз осматривали дом. Как по мне, единственное, что мы упустили в то утро: забыли позвать Чтотку и Кипера, да и вообще как-то совсем про них забыли, пока они сами не пришли за своим завтраком. А ты что скажешь?
Возвращаясь к нашей утренней беседе за кофе. Дедушка ответил на слова тетушки Грасии о «разуме»:
— Я и сам много думал, дорогая, или по крайней мере пытался. Кажется мне, что мы все пытались думать. И я так же пришел только к одному выводу: в настоящий момент никто из нас не способен мыслить конструктивно. Наш воспаленный разум сейчас как барахлящая машина, Грасия. На него пока лучше не полагаться.
— Нет, отец, — ответила тетушка Грасия, — так не пойдет. Кристофер вот-вот поедет в город за шерифом. Перед тем, как он приедет сюда с чужими людьми, нам нужно привести все мысли в порядок. В момент убийства Дика в доме находилось семь человек. Никто не мог уйти, не оставив следов на снегу. Следов там нет. Мы знали это ночью. И это утро подтвердило наши догадки. Следов там нет. Хотим мы этого или нет, каждый из нас знает, что в доме никто не прячется. Это приводит нас только к одному, и противиться этому бесполезно: кто-то из нас семерых сегодня ночью убил Дика.
— Семерых, да, — сказал дедушка. — Но семерых, запертых в своих комнатах. Ни одно суждение, не берущее в расчет эти запертые двери, не может быть разумным.
Тетушка Грасия сказала:
— Шестерых запертых.
Джуди, даже если бы она в тот момент бросила бомбу прямо на обеденный стол, она бы не произвела такого взрыва, как произвели эти слова. Я не знаю, что другие думали об Ирен, в одиночку слонявшейся по дому в ночи. Лично я ничего не думал. У меня не было времени об этом подумать. Дедушка был прав, как, впрочем, и всегда, насчет того, что наши умы тем утром и ночью были барахлящими машинами. На этот счет мой мозг до сих пор в таком состоянии. Я бы, наверное, сошел с ума, если бы не приказал себе сесть и все это тебе расписать.
У Ирен начался приступ истерики, и она принялась орать на Криса:
— Я тебе говорила! Говорила!
Крис окончательно потерял голову. Он выругался, стукнул обоими кулаками по столу, начал тыкать пальцем в тетушку Грасию и кричать на нее.
Дедушка спокойно встал во главе стола. Черт возьми, он умеет быть великим! Я навсегда запомню его таким. Он сказал Крису:
— Сэр, возьмите себя в руки и успокойте свою жену, — а затем он обернулся к тетушке Грасии, — Дочь, объясни мне свое последнее высказывание.
— Но я думала, что ты знал, отец, — сказала тетушка Грасия, — что этой ночью Ирен не была заперта в комнате.
— Я этого не знал. Я думал, что Кристоферу удалось отпереть свою спальню и он послал Ирен освободить всех нас, пока он побудет с Диком, — говоря это, дедушка продолжал возвышаться. Затем он положил ладони на стол и снова сел.
Крис прорычал:
— Дядя Фаддей, вы собираетесь просто так спокойно сидеть и слушать, как Грасия обвиняет мою жену в убийстве?
Ирен сказала:
— Она сама это сделала. Поэтому и обвиняет меня.
Да, Джудит, этот разговор происходил на ранчо К‑2 в 1900 году.
Каким-то чудесным образом дедушка не расслышал того, что сказала Ирен. Он заговорил с Крисом:
— Я думаю, что Грасия никого ни в чем не обвиняла, Кристофер, — а затем обратился к тетушке Грасии, — Правда ведь, дочь?
— Да, — ответила тетушка Грасия. — Я лишь сказала, что Ирен единственная, кто не был заперт ночью. И что она была в коридоре с ключами и высвободила нас из наших комнат. Я думаю, что это все нужно объяснить.
Крис разразился бешеной речью о том, что его жена не должна никому ничего объяснять. Дедушка сказал:
— Если позволишь, Кристофер? — и малыш Крис затих.
— Дорогая, — обратился дедушка к Ирен, — если можете, расскажите нам, пожалуйста, все, что происходило с вами ночью. Поймите, я прошу об этом не для того, чтобы дать объяснение действиям Ирен, а ради того, чтобы мы общими силами смогли добраться до истины.
Ирен оторвала свое заплаканное лицо от плеча Криса и посмотрела на тетушку Грасию, а затем на меня. Ее голубые глаза, будто иголки, пронзили своим взглядом все мое лицо. Я подумал: «Она думает, что я убил отца», — и посмотрел на дедушку, который внимательно провожал ее взгляд. Наши с ним взгляды встретились. Его глаза не кололись, Джуди. Это было что-то худшее. Всего лишь одно мгновение, перед тем, как отвернуться, эти глаза допустили эту мысль, эти глаза сомневались. Ты скажешь, мне все это показалось. Ладно. Помнишь тот раз, когда мы пытались обмануть дедушку насчет санок Эвансов? Тогда нам этот взгляд не показался?
Скажи, Джуди, не правда ли было бы страшно, если бы кто-то совершил какой-то подлый поступок, а затем, из-за шока или чего-то такого, напрочь бы об этом забыл? Я имею в виду даже не знал, что натворил. Но Люси была в моей комнате не позже, чем через две минуты после выстрела.
Забудь. Надо переходить к истории Ирен. Полагаю, что все мы, кроме Криса, услышали тогда ее впервые. Поэтому я не сразу о ней написал. Если я хочу излагать свои мысли организованно, нужно фиксировать события друг за другом настолько точно, насколько могу.
Думаю, я еще раз выйду на улицу подышать свежим воздухом, прежде чем начать историю Ирен. Не знаю, насколько она важна или может быть важна. Но я хочу пересказать ее максимально дословно.
ГЛАВА XII
Единственное, что могу сказать об Ирен: ей очень хотелось поведать нам все, что она знала. Крис не хотел, чтобы она что-то рассказывала. Она настояла и вообще разозлилась на него за то, что он пытался ее остановить.
Ирен сказала, что в понедельник ночью не могла заснуть; она встала с кровати около десяти часов (но это не точно), обула тапочки, завернулась в халат, взяла свечу и спустилась вниз в гостиную. Она сказала, что ей захотелось почитать, но в спальне этого делать не стала, потому что боялась, что свет разбудит Криса. Еще она сказала, что замерзла и подумала, что в гостиной все еще может гореть каминный огонь.
Огонь горел. Она перемешала угли, зажгла подвесной светильник и принялась дочитывать свою книгу. Она думает, что снова поднялась наверх около одиннадцати. Дверь в их с Крисом комнату оказалась заперта. Она рассказала, что они с Крисом немного поругались перед сном. Поэтому она подумала, что он неправильно истолковал ее уход из комнаты и запер ее снаружи (вот тебе и Ирен во всей красе. Она замужем за Крисом уже семь месяцев и все равно думает, что он способен на такой хамский поступок. Крис не идеален,