— Свидетель свободен.
Далее вызвали Люси. Но дедушка не позволил ей прийти. Он сказал, что это не место для нее, что она еще даже физически не готова через такое проходить и что раз кто-то должен остаться дома с Олимпией, это должна быть Люси.
Мистер Уорд сказал:
— Мистер коронер, Люси Квилтер, девочка двенадцати лет, пораженная горем утраты, не присутствует в зале. Могу добавить, что она дома, ухаживает за своей тетей, которая серьезно больна.
— И кроме того, — сказал Хэнк («кроме того» — одно из его любимых словечек; он произносит его как «кр-р-роме того»), — любой, кто попытается завести какай-либо разговор о том, почему эта маленькая сиротка сидит в своем родном доме, навлечет на себя презрение суда — или хуже.
Следующим свидетелем он вызвал Криса.
II
Крис поведал им ту же историю. Он услышал выстрел — и так далее. И все тот же страх и тот же шум.
Примерно на этом моменте одному из шведов в голову пришла «великолепная» идея. Он захотел узнать, были ли у нас в доме окна, и почему никто не попытался выбраться через них на улицу.
Крис рассказал ему, что все комнаты с передней стороны дома выходят на покатую крышу веранды, а комнаты с задней стороны — свободное падение с тридцати футов.
Мистер швед решил, что ему нужен план расположения комнат на верхнем этаже, и чтобы его нарисовали мелом на доске прямо здесь и сейчас. Хэнк попросил, чтобы кто-нибудь из нас его нарисовал. Кто хочет? Кто стал бы? Конечно же тетушка Грасия. Он выглядел как набросок, который я приложил к письму.
Некоторые дураки хихикали. Я был готов их убить. У нее не было линейки, и набросок получился неровным. Но он был достаточно понятным и продемонстрировал шведу все, что ему было нужно. А именно то, что Крис, дедушка или Олимпия вполне могли вылезти из окна и по крыше веранды дойти до комнаты отца.
Топсон спросил Криса, почему он этого не сделал.
Крис сказал:
— Я был вне себя от ужаса. Моей жены не было в нашей комнате. В кого-то стреляли. Судя по звукам, остальные члены семьи были так же заперты в своих комнатах. Единственной мыслью в тот момент было открыть свою дверь. Возможно, что минут через пять идея выйти через окно и посетила бы меня. Не знаю. Я знаю только, что тогда у меня и мысли не возникло об окне.
Мистер Уорд подошел к доске и нарисовал окно Криса с перспективы крыши, показав, что от окна до крыши было около пяти футов. Он нарисовал косую линию, чтобы показать покатость крыши. Он выдал целую речь в попытке убедить всех, что любая мысль о крыше в связи с этим делом — просто абсурд. Не знаю насчет присяжных, но меня он точно не убедил.
Пойми, Джуди, я не клевещу на Криса и даже не думал ни о чем подобном. Но это чертовски странно, что он вообще не подумал об этом окне. Вот что я думаю по этому поводу: физически Крис всегда был немного трус. Три месяца назад я бы еще не назвал его моральным трусом; но все эти планы по продаже нашего дома из-за того, что Ирен постоянно об этом ноет, заставили меня пересмотреть свое мнение. Помнишь тот раз, когда Люси в реке схватила судорога, а Крис не стал ее вытаскивать?
Тогда прыгнула ты во всей одежде и спасла ее. А когда он упал с вишни в гамак и потерял сознание от страха, хотя даже не ударился? Кажется мне, что Крис все-таки думал об окне — он смотрел в него. Тот факт, что человек смотрит из окна на скользкую косую крышу в ночи, ни в коем случае не делает его убийцей. Есть разные виды смелости. Крис женился на Ирен и привез ее домой на К‑2.
Боюсь, что Крис все же провел несколько страшных минут, раздумывая об окне; но пока говорил мистер Уорд, Пит Гаррет, видимо, заскучал. Он закинул удочку. Спросил Криса, почему он запер Ирен снаружи.
Крис ответил:
— Я не запирал свою жену снаружи.
Мистер Уорд напомнил присяжным, что ключ от двери в спальню Криса был найден вместе с остальными ключами на тумбочке в комнате отца.
— У убийцы, — сказал мистер Уорд, — не было ни малейшего представления о том, что леди на первом этаже заперла лестничные двери.
Не знаю, почему Топсон так долго оттягивал тему следов. Думается мне, что трезвый взгляд на присяжных заставил его не вываливать на них сразу все свои идеи. И хотя мистер Уорд не упускал ни одной возможности упомянуть о побеге, Топсон прерывал мои с Ирен истории, когда мы доходили до момента, когда мы все влетели в комнату отца после того, как Ирен отперла двери.
— Мистер Уорд — сказал Топсон Крису, — постоянно упоминает побег преступника. Не расскажете ли вы присяжным, мистер Квилтер, как, по-вашему мнению, произошел побег?
Крис сказал:
— Понятия не имею, как он сбежал.
— Мистер Уорд не единожды упоминал о веревке, которая свисала из окна жертвы. Не опишете ли вы нам точное положение этой веревки?
Крис рассказал им то, что я тебе уже писал.
— Вы согласны с мистером Уордом в том, что веревка не была использована в качестве средства побега?
— Да, я согласен.
— Не расскажете почему?
Крис рассказал.
— Теперь, мистер Квилтер, не будете ли вы так любезны рассказать присяжным, где вы обнаружили следы, которые, по вашему мнению, были оставлены убегавшим преступником?
Крис очень наблюдательный, Джуди. Мне не было за него стыдно, когда он весь такой чистый и такой чужой в этой затхлой дыре, отвечает на вопросы своим низким образованным голосом.
— Мы не нашли никаких следов, — сказал он, — нигде на нашей земле.
— В самом деле? Тогда это делает вашу растерянность — мм — вашу неопределенность насчет побега достаточно ясной.
— Тем не менее, — вставил Крис, — тот факт, что он все-таки нашел способ выбраться подтверждается тем, что мы в доме не нашли никого постороннего.
— Полагаю, вы тщательно обыскали весь дом?
— Мы несколько раз проводили обыск с максимальной тщательностью.
Тут заговорил один из шведов в свойственной им медленной, протяжной, отвратительной манере:
— Мину-у-уточку, мистер Коронер. Быть мо-ожет этот человек все еще в доме Кви-илтеров, просто не прячется за две-рью?
Хэнк сказал:
— Устали, да? Вы, ребята, кажется, не понимаете целей сегодняшнего допроса. Мы здесь не для того, чтобы лить воду. Кр-роме того, нужно выяснять, как этот сукин сын пробрался в дом Квилтеров и убил Дика Квилтера — одного из самых порядочных людей на планете Земля, — а затем сбежал. Конечно, у нас есть время. Но в то же время у нас нет целой недели, чтобы сидеть и слушать вашу болтовню, которая не имеет ничего общего с целями сегодняшнего собрания. Кр‑роме того, свидетели утверждают, что не смогли найти никаких следов. Это может означать только две вещи: либо они чего-то недосмотрели — что не удивительно, учитывая размеры участка, — либо подлец спрятался где-то в доме. А вот сидеть здесь и тявкать о том, что кто-то не прячется за дверью, — пустая трата нашего времени. Никто не сказал, что он прятался за дверью, не так ли? Замолчите! Сейчас я говорю. Свидетель свободен. Мы попросим мистера Квилтера-старшего пройти к нам, если он себя хорошо чувствует. И мы попробуем выслушать его со всем уважением к его почтенному возрасту, не говоря уже о его достижениях. Замолчите! Я коронер Квилтер-Кантри или нет? Мне продолжать вести эту процедуру или я лучше уйду и оставлю их на вас? Спасибо, Крис. Ты хорошо держишься. Теперь, мистер Квилтер, вы готовы?
Эту речь я переписал прямо с заметок Метти. Мы с ней болтали, пока ждали вынесения вердикта. Она неплохая девочка. Замечу, что я с ней обходился достаточно легко и непринужденно — самозащита, Джуди, не более; не могу рекламировать свою осторожность. Я сказал, что речь Хэнка была классической, и я бы хотел сохранить ее себе — слово-в-слово. Она сказала:
— Я перепишу ее из своих заметок для тебя, — и села за работу. Через час она подошла ко мне со стопкой листов, вырванных из ее блокнота:
— Я подумала, что речь мисс Квилтер тоже сможет тебе понадобиться. Она была так великолепна, — с этими словами Метти передала мне бумажки и быстро отошла.
В тот момент я подумал, что, должно быть, кто-то рассказал ей, как я набил морду Лампу Джонсу в ночь, когда Юнги объезжали поле. Господи, кажется, что тот день и сегодняшний разделяют лет двадцать, а теперь очередь дедушки выходить на допрос.
III
За исключением манеры подачи дедушкина история мало чем отличалась от наших с Крисом.
Его разбудил внезапный звук выстрела (кажется, дедушка назвал его выстрелом из револьвера). Его это очень взволновало. Он зажег лампу, встал с кровати и пошел к двери: Та оказалась заперта — обстоятельство, которое еще больше усилило его волнение. Он надел халат и обул тапки. Затем начал искать ключ, а потом предпринял огромное количество тщетных попыток отпереть дверь без него. Он подошел к своему окну, открыл его и увидел, что выпал снег. Осторожность, которая отточилась у деда с годами, предупредила его от глупой попытки вылезать на покатую крышу, покрытую снегом. Он снова обернулся к своей комнате в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было бы выбить дверь. Но ничего такого найти ему не удалось. Поднявшийся в коридоре шум еще больше возбудил в нем желание выбраться. Несколько раз он слышал голос своей дочери Грасии, которая звала его из-за своей закрытой двери и спрашивала, все ли с ним в порядке. Он ответил, но это, кажется, ее не успокоило. Наконец, после какого-то бесконечного ожидания он услышал приветственный топот по коридору. Практически сразу его племянница, миссис Кристофер Квилтер, отперла его дверь.
Она крикнула ему имя его сына: «Дик!» — и помчалась дальше по коридору.
Он тут же побежал в комнату к своему сыну. Его племянник, Кристофер, и дети сына, Люси и Нил, уже были там. Его сын был мертв.
— Джентльмены, можете задавать вопросы.
Топсон прямо встал со своего места и спросил дедушку со всем уважением, знал ли он кого-нибудь, кому бы была выгодна смерть Ричарда Квилтера.
— Сэр, — ответил дедушка, — смерть моего сына не то что могла быть выгодна хоть одной живой душе, она стала для многих людей серьезной потерей. Я говорю сейчас о сугубо материальной потере. Мой сын был управляющим Ранчо К‑2. Вся семья полностью зависела от его сообразительности и возможности распоряжаться имуществом.