нявших бункер военсталов отсюда уже было слышно – разговоры, смех, бряцание оружия и снаряжения. Сейчас же бункер выглядел необитаемым. Не знаю, откуда пришло это ощущение смертельной опасности – за окружавшей бункер стеной мне еще не было ничего видно, – но по спине уже бежали мурашки и волосы на загривке вставали дыбом. Это уже не просто мороз по коже, это какое-то нутряное чутье, которое говорило мне, что здесь только что побывала смерть. И смерть страшная.
Я привычным движением перехватила автомат и, стараясь не издавать ни звука, двинулась сквозь настежь открытые ворота к двери бункера, которая оказалась заперта. Неудивительно. Меня напрягало другое – в воздухе отчетливо пахло свежей кровью. В наступивших сумерках я не сразу заметила слева от двери разорванное практически пополам тело в черном комбезе с красными вставками. Даже без скрадываемых темнотой деталей – жуткая картина.
– Есть кто живой? – негромко спросила я.
Из-за бункера донесся тихий, на грани слышимости, стон. Я, сначала рванувшись туда, буквально заставила себя притормозить – мало ли, кто прячется в темноте.
– Эй! Живые есть?
Точно, стонет кто-то. Я подвинула поближе висящую на поясе аптечку.
Осторожно обойдя бункер, я едва не прошла мимо «законника», приняв его за труп, но человек застонал снова. Ох, елки, да на нем живого места нет! Я включила фонарь. М-да, открывшийся вид надежд не внушал никаких. От комбеза остались одни лохмотья, через всю грудь тянется глубокая кровавая борода со вздувающимися пузырями, правая рука сломана, и кость торчит из раны. Но хоть дышит с трудом, хрипит – все порывается выскочить, оружие тянет сломанной рукой.
– Тихо, тихо, родной. – Я лихорадочно копалась в аптечке. Остановить кровотечение и обезболить – это в первую очередь. Вот только кровотечений тут – вагон и маленькая тележка. «Законник» кровью покрыт абсолютно весь. – Кто тебя так?
Он честно попытался сфокусировать на мне взгляд.
– Мантикора… двоих сразу… – Ох, нехорошо он дышит, совсем нехорошо. – Я весь магазин… выпустил… без толку… гранатой ее… близко рванула…
– По груди – это она тебя? – В принципе неважно, но пусть говорит, не уходит в забытье. Я вколола ему в бедро промедол из шприц-тюбика и принялась накладывать жгут на руку. С раной в груди я все равно ничего не сделаю. Ее герметизировать надо, а нечем.
– Да… Ты это… кончай суетиться… Ничем… не поможешь…
Сама вижу. Отходит «законник», отходит. Тут только развернутая прямо здесь полноценная операционная поможет. И то не факт. Но просто так сидеть тоже не могу.
– Наука там… как? – снова заговорил он. – Я им велел… закрыться и… не отсвечивать…
– Цела наука. Бункер заперт.
Что белые халаты, что рыжие костюмы научников я на земле заметила бы издали. Не было их. Да и были бы – «законнику» об этом знать ни к чему.
– Уходи… к ним… мантикора вернуться… может…
– Может. Сейчас уйду.
– Командиру передай… мы стояли до конца… «Закон» не сдается!
– Зовут тебя как?
– Сержант…
– Передам. Науку вы сберегли, Сержант, так что все не зря.
Он улыбнулся и умер. Меня трясло. Я на своей работе видела много смертей, но то были пожилые люди, умирающие от болезней. Смерть бандита в Предбаннике тоже меня не затронула. А теперь я увидела смерть в неравном бою. Смерть страшную (а других, наверное, не бывает), но тем не менее я очень надеялась, что в свое время умру не хуже. Человек выполнил свой долг, сберег других, приняв удар на себя.
Я подняла голову, загоняя внутрь невольные слезы. И знала-то я Сержанта всего несколько минут, а вот поди ж ты…
…На меня смотрело Нечто. Фигурой оно походило на человека, но наверняка им не являлось. Закутанное в плащ с головы до ног, оно смотрело на меня черным провалом на месте лица. И я была уверена – лица там нет. Как была уверена и в том, что это существо даже без тесака в руках (или что там вместо рук) смертельно опасно. Даже не смертельно, нет – оно могло сотворить что-то похуже смерти. Я замерла, как кролик перед удавом. Если кинется – попытаюсь увернуться и полоснуть ножом. Вот только чувствительно ли оно к оружию?
Несколько секунд, которые мы смотрели друг на друга, в тот момент показались мне вечностью. Потом существо развернулось и ушло. А у меня в голове крутилась лишь одна мысль: что это было? Пришедшая за Сержантом смерть? Тесаком, наверное, орудовать удобнее, чем косой, нервно усмехнулась я. Или это какой-то новый местный житель, он же монстр, он же мутант? Ох, чувствую, что я этого не узнаю. Не сильно хочется, надо сказать.
Сколько я сидела возле тела Сержанта – не знаю. Из состояния оцепенения меня вывело осторожное прикосновение к плечу и вопрос:
– Эй, сталкер, все хорошо?
Лаборант. Видела его мельком несколько раз.
– Да.
Если не считать того, что только что на моих глазах умер человек. Ну, ученые, похоже, и правда целы.
– Иди в бункер, отдохни. Людей мы похороним.
О-ох, как затекли ноги! Похоже, я все-таки долго здесь сидела. Но до входа в бункер я дошагала уже вполне бодро. И первым, кого я там увидела, стал… Грек.
– Дикая? Мать, ты чего тут делаешь? Тебя «Закон» ищет, ты в курсе?
– Знаю. Ты как здесь? – Мы обнялись. – Грек, ты не представляешь, как я рада тебя видеть!
– Грек, поможешь? – прервал нас зашедший следом лаборант. – Могилы нужно вырыть.
Грек посуровел, отодвинул меня.
– Потом поговорим, о’кей?
Само собой. Я уже пришла в себя и вспомнила, какое дело привело меня к ученым.
– Пильман, – негромко позвала я, открыв нужную дверь. – Дело есть.
– О, Дикая, снова к нам? Что случилось? Брата нашли?
– Нет, брата не нашла. Скажите, вы на север от озера ходили? Что там?
Даже Пильману я не решилась рассказать, что ищу проход в Мертвячий город. Хотя… если Наркоз доберется досюда, он без труда об этом догадается.
– Радиационный фон зашкаливает везде, не пройти. Там даже зомби не появляются, только темных сталкеров изредка замечают. А что?
– Я там не была ни разу, интересно же, – как можно беззаботнее улыбнулась я. – Но раз на Марсе жизни нет, то и делать мне там нечего.
Пильман покачал головой.
– Доведет вас ваше любопытство…
На этот раз я рассмеялась искренне:
– Это вы, ученый, мне про любопытство говорите? Сами каких только опытов с найденными артефактами не проводите! Кстати, – смех оборвался, – это правда, что вы «каменщиков» по анализам крови распознавать научились?
– Да, а что? – Пильман почуял, что вопрос задан не из праздного любопытства, и подобрался.
У меня словно камень… Камень, ага… с души свалился. Если бы история, рассказанная Шаманом, была правдой – Пильман это обнаружил бы еще в тот раз, когда я согласилась пройти у него обследование.
– Встретился мне на Барьере странный товарищ. Байки травит – заслушаешься. Стелет так гладко, что верить начинаешь, вот только несет откровенный бред. То ли псих, то ли к Камню отношение имеет, тут не разберешь.
Пильман кивнул:
– Если приведешь – посмотрю, что за персонаж.
Вот и ладушки. Значит, остается решить только одну проблему – кошмары, которые по-прежнему мне снятся. Но это уже не Пильмана забота.
Я успела урвать часок сна, прежде чем меня разбудил вернувшийся Грек:
– Дикая, спишь?
– Не, – я села на выделенной мне кушетке и с наслаждением потянулась, аж в груди щелкнуло.
– Ну, ты, мать, даешь, – прогудел напарник уже в полный голос. – Заматерела, автоматом разжилась. Я тебя даже не признал сразу.
– Везет пока. Сам как? Я думала, ты на Технопроме еще.
Грек дернул щекой, на которой красовался свежий шрам.
– Я сюда с квадром Сержанта пришел. Тут Пильману по хозяйству чуток помог, приколотить там, с электрикой разобраться. У него человек, который в этом разбирался, срочно на Большую землю отозван был. А сегодня, когда мантикора напала, я как раз дверь у бункера проверял. Сержант мне крикнул, чтобы внутри с учеными заперся. Ну и дальше мы только слушали… крики, стрельба, рычание… быстро все закончилось, но мантикора еще минут десять вокруг бункера ходила. Тебе крепко повезло, что ты позже пришла.
Да уж… По спине снова побежали мурашки, стоило только вспомнить эту тишину и лежащие возле бункера разорванные тела.
– А что тут «Закон» делал вообще? – спросила я.
– По договоренности с военсталами временно охраняли ученых. Ну и вот что вышло… – Греку тоже до сих было явно не по себе. – Ладно. Ты-то им чем насолила?
– Рыжей уродилась. – Грек непонимающе нахмурился. – Есть у них один… считает, что рыжие девки всегда связаны с темными сталкерами. Пунктик у него, видите ли.
– Понятно, – кивнул Грек. – Наркоз на тебя глаз положил. А ты что у темных забыла?
– Брата ищу, – не стала отпираться я. – Сомневаюсь, что вояки его дальше Барьера искали.
Грек покачал головой, но сказал другое:
– А меня зачем искала? Что случилось?
Я замялась. В принципе Безымянный и Пильман уже подтвердили мои подозрения в отношении Шамана. Но почему бы не разжиться лишними аргументами в пользу теории о том, что у Шамана не все дома?
– Ты же помнишь, как мы в «100 рад» шли? Расскажи, будь другом.
Грек недоуменно нахмурился, и я продолжила:
– Мне недавно один человек пытался загнать про ложные воспоминания, типа все, что я помню, – неправда. Хочу лишний раз убедиться, что это бред сивой кобылы.
Грек почесал затылок и рассказал. Даже про «хапугу» упомянул – то, что знал с моих слов. И к концу рассказа я успокоилась совершенно – его версия событий от моей не отличалась.
– Кстати, – Грек вдруг хмыкнул, – ходили тут слухи про рыжую, которая спрута на бандитов вывела… Не ты ли?
– Я. Случайно, – пожала плечами я. – До последнего думала, что пуля в спину прилетит.
Снова подумалось: везет мне. Везет как не в себя. Почему? И главное – когда это везение кончится?
– Грек, ты когда уходить собираешься?