– Зовут! Зовут!
Людской поток хлынул и понесся, подобно лавине или вышедшей из берегов реке. Сталкиваясь, пихаясь, протискиваясь, спотыкаясь, через три французских окна на аллею выплеснулись горланящие мужчины и женщины. В одно мгновение толпа увлекла Ингрид и потащила вперед. Она оборачивалась, открывала рот, что-то кричала, но слов было не разобрать. Все это смахивало на трагический финал фильма-катастрофы. Ошеломленный Монтальбано сперва даже решил, что на вилле вспыхнул неистовый пожар, но веселые лица бешено несшихся вперед людей эту догадку опровергали. Посторонившись, чтобы его не затоптали, комиссар переждал, пока поток схлынет. Гонг возвещал о начале ужина. Что ж они так изголодались-то, эти аристократы, предприниматели и дельцы? Ведь буквально только что заглотнули два стола, сервированных закусками, а ведут себя словно после недели строгого поста.
Когда волна спала и осталось только трое или четверо замешкавшихся – те неслись так, будто бегут стометровку, – Монтальбано отважился ступить на дорожку.
Найдешь теперь Ингрид, как же! А может, ему стоит, вместо того чтобы тащиться на ужин, забрать у «каторжника» ключи от машины, залезть в нее и поспать пару часиков? Идея показалась ему превосходной.
– Комиссар Монтальбано! – послышался женский голос.
Он обернулся: из зала только что вышла Ракеле Эстерман. Рядом с ней стоял мужчина лет пятидесяти в темно-сером костюме, ростом со свою спутницу, с поредевшей шевелюрой и лицом идеального шпиона.
Под лицом шпиона комиссар понимал совершенно невзрачную внешность, из тех, что после целого дня общения назавтра не можешь припомнить. Лица а-ля Джеймс Бонд – не шпионские, потому что их, раз увидев, не забудешь, а это грозит разоблачением.
– Гуидо Коста. Комиссар Монтальбано.
Комиссару Монтальбано стоило немалых усилий перестать пялиться на Ракеле и обратить взгляд на Косту. Он словно оцепенел, когда ее увидел. Ракеле была одета в нечто вроде черного мешка на тонюсеньких лямках, едва прикрывавшего колени.
А ноги у нее длиннее и красивее, чем у Ингрид. Волосы распущены, на шее ожерелье из драгоценных камней, через руку переброшена накидка.
– Пойдем? – спросил Гуидо Коста.
У него был голос актера, озвучивающего порнофильмы, теплого и глубокого тембра, таким голосом женщинам шепчут на ушко непристойности. Видимо, этот никчемный Гуидо обладал тайными талантами.
– Кто знает, найдем ли мы место, – сказал Монтальбано.
– Не волнуйтесь, – сказала Ракеле, – у меня зарезервирован столик на четверых. Правда, найти Ингрид будет непростой задачей.
Задача оказалась простой. Ингрид ждала их, сидя за зарезервированным столиком.
– Я встретила Джоджо! – радостно воскликнула Ингрид.
– Ах, Джоджо! – лукаво улыбнулась Ракеле.
Монтальбано перехватил понимающий взгляд двух женщин и все понял. Джоджо – наверняка бывший дружок Ингрид. И те, кто говорит, что разогретый суп уже невкусный, возможно, в данном случае ошибаются. Он тут же испугался, что Ингрид взбредет в голову провести ночь с вновь обретенным Джоджо, а ему придется спать в машине до утра.
– Ты не против, если я пересяду за столик Джоджо? – спросила Ингрид у комиссара.
– Вовсе нет.
– Ты такой душка.
Она наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Но…
– Не волнуйся. Я заберу тебя после ужина, и мы вернемся в Вигату.
Подошел метрдотель, бывший свидетелем разговора, и убрал прибор Ингрид.
– Здесь удобно, синьора Эстерман?
– Да, Маттео, спасибо.
Пока тот удалялся, она объяснила Монтальбано:
– Я попросила Маттео зарезервировать нам столик на краю освещенной зоны. Немного неудобно, но зато нас не так будут атаковать комары.
На лужайке были расставлены десятки столов на четыре – десять мест, под слепящим светом софитов, закрепленных на четырех железных вышках. Неисчислимые тучи кровососов из Фьякки и окрестностей наверняка уже слетались, ликуя, на этот «праздник огней».
– Гуидо, прошу тебя, я забыла в комнате сигареты.
Гуидо молча встал и направился к вилле.
– Ингрид сказала, вы ставили на меня. Спасибо. Я должна вам поцелуй.
– Вы отлично выступили.
– На бедняге Супере я бы наверняка победила. Кстати, я потеряла Шиши – простите, Ло Дуку. Хотела вас с ним познакомить.
– Мы уже познакомились и даже поговорили.
– Ах да? Он изложил вам свою версию похищения двух лошадей и убийства?
– Версию с вендеттой?
– Да. Вы считаете ее вероятной?
– Почему бы и нет?
– Знаете, Шиши – настоящий джентльмен. Хотел любой ценой возместить мне потерю Супера.
– Вы отказались?
– Конечно. Разве тут есть его вина? Возможно, косвенная… Но бедняга был так расстроен… Еще и потому, что я его немного задела.
– А что вы ему сказали?
– Видите ли, он гордится тем, что на Сицилии все его уважают, говорит, что никто и никогда не отважился бы нанести ему обиду, и однако…
Появился официант с тремя тарелками, расставил их и ушел.
В тарелках был желтоватый супчик с зелененькими разводами, разило от него не то скисшим пивом, не то скипидаром.
– Подождем Гуидо? – спросил Монтальбано. Не от хороших манер – просто желая собраться с мужеством, чтобы поднести ко рту первую ложку.
– Не стоит, суп остынет.
Монтальбано зачерпнул ложку супа, поднес ее к губам, зажмурился и проглотил. Надеялся, что суп окажется безвкусным, как те пустые похлебки, которыми потчуют бездомных. Но все было гораздо хуже. Суп обжигал пищевод. Видимо, его от души сдобрили муравьиной кислотой. На второй ложке у комиссара перехватило дыхание, и он приоткрыл глаза. Оказалось, Ракеле во мгновение ока съела все – перед ней стояла пустая тарелка.
– Если вам не нравится, дайте мне, – сказала Ракеле.
Неужели ей по вкусу эта жуткая бурда? Монтальбано протянул ей тарелку.
Она ее подхватила, чуть наклонилась, вылила суп в траву и вернула тарелку ему:
– У плохо освещенных столиков свои преимущества.
Вернулся Гуидо с сигаретами.
– Спасибо. Ешь супчик, дорогой, а то остынет. Он превосходный. Правда, комиссар?
У этой женщины явно садистские наклонности.
Гуидо Коста послушно и без возражений съел суп.
– Правда, вкусно, дорогой? – спросила Ракеле.
Под столом ее коленка пару раз заговорщически стукнулась о колено комиссара.
– Неплохо, – просипел бедолага.
Не иначе муравьиная кислота сожгла ему связки.
Вдруг словно туча пронеслась перед софитами.
Комиссар поднял глаза: комары. Через минуту сквозь шум голосов и смех стали различимы звуки шлепков. Гости осыпали себя пощечинами, хлопали ладонями по шее, лбу, ушам.
– Куда же делась моя накидка? – спросила Ракеле, заглядывая под стол.
Монтальбано с Гуидо тоже наклонились. Накидки не было.
– Наверно, выронила по дороге. Схожу за другой, не хочу, чтобы меня съели комары.
– Я принесу, – сказал Гуидо.
– Ты святой. Знаешь, где она? Скорее всего, в большом чемодане. Или в ящике шкафа.
Эти двое, несомненно, спят вместе, и у них доверительные отношения. Но тогда почему Ракеле так с ним обращается? Нравится, что он ей прислуживает?
Как только Гуидо ушел, Ракеле сказала:
– Простите.
Встала. Монтальбано опешил.
Ракеле преспокойно подняла накидку со стула – она на ней сидела, – набросила на плечи, улыбнулась комиссару и сказала:
– Мне не хочется дальше есть эту гадость.
Сделала пару шагов и исчезла в кромешной тьме, которая начиналась рядом со столиком. Монтальбано растерялся. Что делать? Идти за ней? Но она не звала. В темноте замерцало пламя зажигалки.
Ракеле прикуривала, стоя в нескольких метрах от него. Возможно, у нее приступ хандры и она хочет побыть одна.
Подошел официант, принес еще три тарелки. На этот раз жареная барабулька.
До ноздрей вконец перепуганного комиссара явственно донесся душок от рыбы, скончавшейся неделю назад, – ни с чем не спутаешь.
– Сальво, идите сюда.
Он с готовностью отозвался на призыв, лишь бы сбежать от необходимости дегустировать тухлую барабульку. Все что угодно, только не это.
Монтальбано подошел на красный огонек сигареты.
– Побудьте со мной.
Ему нравилось разглядывать ее губы, появлявшиеся и исчезавшие при каждой затяжке.
Докурив, она бросила окурок на землю, раздавив его туфелькой.
– Пойдемте.
Комиссар повернулся, чтобы идти к столу, но услышал ее смех:
– Куда вы? Я хочу попрощаться с Лунным Лучом. Завтра рано утром за ним приедут.
– Простите, а как же Гуидо?
– Он подождет. Что подали на второе?
– Барабульку из улова недельной давности.
– У Гуидо не хватит смелости отказаться ее съесть.
Она взяла его за руку.
– Пойдемте. Вы незнакомы с местностью. Я поведу.
Рука Монтальбано с наслаждением ощутила теплое гнездышко ее ладони.
– А где стоят лошади?
– Слева от изгороди скакового круга.
Они шли через лес, в полной темноте, он совсем не мог ориентироваться, и это раздражало. Того и гляди рога обломаешь. Но ситуация быстро переменилась: Ракеле положила руку Монтальбано на свою талию, прикрыв ладонью, и они продолжили путь полуобнявшись.
– Так лучше?
– Да.
Конечно, лучше. Теперь рука Монтальбано наслаждалась вдвойне: теплом женского тела и теплом ладони, лежавшей поверх нее. Вдруг лесок кончился, и комиссар увидел широкую травянистую пустошь, в глубине которой дрожал бледный огонек.
– Видите свет? Стойла – там.
Стало лучше видно, Монтальбано попытался убрать руку, но она крепко прижала ее:
– Оставьте руку. Вы не против?
– Н-нет.
Комиссар услышал, как она усмехнулась. Монтальбано шагал опустив голову и глядя под ноги – боялся оступиться или на что-нибудь наткнуться.
– Не понимаю, зачем барон поставил эти бестолковые ворота. Сколько лет приезжаю, и ничего не меняется, – сказала вдруг Ракеле.
Монтальбано поднял глаза. Увидел кованые ворота – они были распахнуты.