Наверно, Паскуале Чирринчо, один из сыновей горничной Аделины – оба воры, то в отсидке, то на воле. Монтальбано был крестным отцом сынишки Паскуале.
– Паскуале, тебе чего? Опять в тюрьму угодил?
– Да нет, синьор комиссар, я под домашним арестом.
– Что стряслось-то?
– Синьор комиссар, сегодня мне матушка звонила, все рассказала.
Аделина сообщила сыну-вору, что воры залезли в дом комиссара. Монтальбано не стал отвечать, ждал продолжения.
– Я хотел сказать, что обзвонил своих.
– И что разузнал?
– Дружки мои ни при чем. Один сказал, что они не придурки, чтобы идти на дело в ваш дом. Так что либо это заезжие, либо вообще не наша категория.
– Может, категория повыше?
– Не могу вам сказать.
– Ладно, Паскуале, спасибо тебе.
– Стараемся.
Значит, как он и думал, а теперь убедился – это не воры. В версию с заезжими он тоже не верил. Это кто-то, не принадлежащий к «категории» домушников, как выразился Паскуале.
Комиссар накрыл себе на террасе, положил порцию пасты с брокколи и принялся за еду. Пока жевал, постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. Часто бывает, что пристальный взгляд ощущается как зов, будто кто-то тебя окликнул, но ты не знаешь, кто и откуда, и начинаешь озираться.
По безлюдному взморью трусил хромоногий пес. Утренний рыбак давно сошел на берег, лодка лежала на песке кверху днищем.
Монтальбано поднялся, чтобы пойти на кухню за камбалой, и в то же мгновение его чуть не ослепила мелькнувшая вдалеке вспышка – солнце отразилось от стекла. Вспышка шла со стороны моря.
«Но на море нет ни окон, ни домов, ни машин», – подумал он.
Притворившись, будто берет со стола тяжелое блюдо, комиссар наклонился и поднял глаза, всматриваясь вдаль. На некотором расстоянии от берега виднелась неподвижная лодка, но ему не удалось разглядеть, сколько человек было на борту. Эх, будь он помоложе, различил бы даже цвет их глаз. С цветом глаз, конечно, перебор, но раньше он точно видел значительно лучше.
В доме лежит бинокль, но и у типов, следящих за ним с лодки, наверняка тоже есть бинокль, и они поймут, что он их обнаружил. Пожалуй, стоит прикинуться, будто ничего не заметил.
Он зашел в дом, потом снова появился на террасе с камбалой и сел за стол.
Постепенно до комиссара дошло, что лодка уже была там с тех пор, как он открыл балконную дверь, чтобы накрыть на стол. Просто сразу он не обратил на нее внимания.
Закончил обедать уже в третьем часу, принял душ. Вернулся на террасу с книгой, сел и закурил. Лодка не двинулась с места.
Взялся за чтение; через четверть часа послышался нарастающий вой сирены. Он продолжил читать, словно это его не касалось. Звук все приближался, потом прервался у площадки перед входом в дом. Со своей позиции типы в лодке могли видеть и террасу, и площадку.
В дверь позвонили. Монтальбано встал и пошел открывать. Фацио даже мигалку включил.
– Комиссар, срочный вызов!
К чему этот театр? Они ведь одни! Может, Фацио думает, что его еще и прослушивают? Это было бы слишком!
– Я сейчас.
Несомненно, с лодки все видели. Он закрыл на ключ балконную дверь, потом запер входную дверь и сел в машину.
Фацио врубил сирену и рванул с места, взвизгнув покрышками, – Галло умер бы от зависти.
– Я понял, откуда за мной следят.
– Откуда?
– С лодки. Думаешь, стоит предупредить Галлуццо?
– Наверное. Позвоню ему на мобильный.
Галлуццо ответил сразу.
– Слушай, Галлуццо, я хотел сказать, комиссар обнаружил… Да? Хорошо, смотри в оба.
Закончив разговор, он обернулся к комиссару:
– Галлуццо уже просек, что те трое в лодке – фальшивые рыбаки, на самом деле они следят за вашим домом.
– А сам-то Галлуццо где засел?
– Помните напротив вашего дома недостроенный коттедж, уже лет десять как заброшен? Вот там он и сидит, на втором этаже.
– А меня ты куда везешь?
– Мы вроде собирались поглазеть на достопримечательности.
Перед обзорной тропой (вообще-то пешеходной, но их на полицейской машине пропустили) Монтальбано велел Фацио притормозить, зашел в магазинчик и купил путеводитель.
– Всерьез собрались заняться туризмом?
Нет, но, хоть он и был тут много раз, всякий раз забывал время постройки, размеры, число колонн.
– Поднимемся на вершину, – сказал комиссар, – и поедем вниз, а по пути будем осматривать храмы.
Добравшись до вершины, они припарковали машину и пешком дошли до верхнего храма.
«Постройка храма Юноны Люцины относится к 450 году до н.э. Длина здания – 41 метр, ширина – 19,55 метра, храм украшали 34 колонны…»
Скрупулезно осмотрев храм, сели в машину; проехали несколько метров, остановились, припарковались и направились ко второму храму.
«Храм Конкордии возведен в 450 году до н.э. Здание украшали 34 колонны высотой 6,83 метра, храм имеет в длину 42,1 метра, в ширину – 19,7 метра…»
После осмотра повторилось все то же самое.
«Храм Геракла – самый древний, построен в 520 году до н.э. Длина – 73 метра 40 сантиметров…»
Изучили все досконально.
– Будем смотреть остальные храмы?
– Нет, – отрезал Монтальбано, которому прискучила археология. – Да что там с Галлуццо, уснул он, что ли? Уже почти час прошел!
– Раз не звонит, значит…
– Набери ему.
– Нельзя, комиссар. Вдруг он сейчас караулит у вашего дома, а у него мобильник заиграет?
– Тогда позвони Катарелле и передай мне трубку.
Фацио подчинился.
– Катарелла, есть новости?
– Никак нет, синьор комиссар. Но звонила синьора Задарма. Грит, не могли бы вы сами ей перезвонить.
Еще полчаса они провели, расхаживая туда-сюда перед храмом. Монтальбано все больше заводился. Фацио пытался его отвлечь.
– Комиссар, почему храм Конкордии почти цел, а остальные – нет?
– Потому что был такой император, Феодосий, он повелел разрушить все языческие храмы и святилища, кроме тех, которые приспособили под христианские церкви. Храм Конкордии стал христианской церковью, вот он и уцелел. Отличный пример терпимости. В точности как в наши дни.
Но после культурного экскурса комиссар тут же вернулся к главной теме:
– А вдруг те трое в лодке и вправду рыбаки? Пошли посидим в кафе.
Ничего не вышло. За всеми столиками – туристы: англичане, немцы, французы и особенно японцы, фотографировавшие все подряд, даже камушек, застрявший в ботинке. Комиссара это раздражало.
– Поехали отсюда, – нетерпеливо выпалил он.
– И куда мы поедем?
– На кудыкину гору…
В это самое мгновение у Фацио зазвонил мобильный.
– Это Галлуццо, – сказал он, поднося телефон к уху. – Хорошо, сейчас будем, – ответил он в трубку.
– Что он сказал?
– Чтобы мы срочно ехали к вам домой.
– А больше ничего?
– Нет.
Обратно летели – никакому Шумахеру и не снилось, но без мигалки и сирены. Подъехали – дверь нараспашку.
Вбежали внутрь.
В комнате на петлях болталась вывороченная створка балконной двери.
Галлуццо, бледный как смерть, сидел на диване. В руках пустой стакан из-под воды. Увидев их, встал.
– Ты цел? – спросил Монтальбано, вглядываясь ему в лицо.
– Да, но страху натерпелся.
– Почему?
– Один из двоих стрелял в меня, трижды, но промахнулся.
– Да ну? А ты?
– Я ответил. Думаю, задел того, который не стрелял. Но второй, тот, что при оружии, вытащил его на улицу – их там ждала машина.
– Сможешь рассказать все с самого начала?
– Да, вроде уже отпустило.
– Виски будешь?
– Не откажусь, комиссар!
Монтальбано взял стакан, щедро плеснул в него и протянул Галлуццо. Фацио вошел обратно в дом с террасы с помрачневшим видом.
– Когда вы уехали, они обождали полчаса, прежде чем высадиться на берег, – начал Галлуццо.
– Хотели убедиться, что мы и правда уехали, – сказал Фацио.
– На берегу долго стояли у лодки, озирались. Потом – прошел почти час – двое прихватили из лодки две больших канистры и направились сюда.
– А третий? – спросил Монтальбано.
– Третий поплыл на лодке в море. Тогда я выбрался из коттеджа и перебежал к левому углу дома. Когда выглянул, заметил у одного в руках фомку – он как раз взломал балконную дверь. Они вошли. Пока я размышлял, что делать, снова вышли на террасу, наверняка за канистрами, которые оставили снаружи. Я решил, что пора вмешаться, и выпрыгнул из засады, наставив на них пистолет со словами: «Стой! Полиция!»
– А они?
– Один из двоих, тот, что покрупнее, тут же выхватил револьвер и выстрелил. Я укрылся за углом. Потом увидел, как они убегают в сторону площадки перед входной дверью. Я – за ними. Рослый снова в меня пальнул. Я ответил выстрелом, и второй – он бежал рядом с ним – покачнулся, будто пьяный, рухнул на колени. Тогда верзила схватил его за шиворот и поднял, еще раз пальнув в меня. Они выскочили на улицу – там ждала машина с распахнутыми дверцами – и уехали.
– Значит, – заметил Монтальбано, – они заранее спланировали путь к отступлению.
– Послушай, – спросил Фацио, – почему ты не стал их догонять?
– Пистолет заело, – ответил Галлуццо.
Достал пистолет из кармана и передал Фацио:
– Отнеси в оружейную и не забудь передать от меня горячий привет. Если бы те типы догадались, что я не могу стрелять, вряд ли я сейчас сидел бы тут и рассказывал, как было дело.
Монтальбано двинулся в сторону террасы.
– Я проверил, комиссар. Две полных двадцатилитровых канистры. Собирались поджечь дом, – сказал Фацио.
А вот это уже новость!
– Комиссар, как мне поступить? – спросил Галлуццо.
– По поводу?
– Те мои два выстрела. Если в оружейной спросят…
– Скажешь, пришлось стрелять в бешеную собаку, а пистолет заело!
– А вы что будете делать? – спросил Фацио.
– Вызову мастера починить балконную дверь, – невозмутимо ответил комиссар.
– Если хотите, я за час вам все починю, – сказал Галуццо. – У вас есть инструменты?