12
– Итак. Гуррери Джерландо, родился в Вигате… – забубнил Фацио, держа перед глазами листок.
Монтальбано чертыхнулся, вскочил, перегнулся через стол и вырвал листок у него из рук.
Пока Фацио приходил в себя, комиссар скомкал листок в шарик и выкинул в корзину. Он слышать не мог эти нудные перечисления, которые так нравились Фацио, – они напоминали ему запутанную библейскую генеалогию: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его…
– И как мне теперь быть? – спросил Фацио.
– Расскажешь, что помнишь.
– Но вы потом листок-то отдайте.
– Ладно.
Фацио подуспокоился:
– Гуррери сорок семь, женат на… Не помню, записано на листке. Живет в Вигате на улице Никотера, 38…
– Фацио, последний раз говорю: никаких персональных данных.
– Ладно-ладно. Гуррери положили в больницу в Монтелузе в начале февраля 2003 года, точную дату не помню, записана на…
– К черту точную дату. Еще раз скажешь, что записал на листке, – достану из корзины и заставлю тебя его съесть.
– Хорошо-хорошо. Гуррери был без сознания, его привез один тип, имени не помню, но записал на…
– Сейчас застрелю!
– Простите, вырвалось. Этот тип работал вместе с Гуррери в конюшне у Ло Дуки. Заявил, что Гуррери случайно ударили тяжелым железным прутом, которым загораживают проход на конюшню. Короче, ему пришлось делать трепанацию черепа или что-то вроде того, потому что обширная гематома давила на мозг. Операция прошла удачно, но Гуррери остался инвалидом.
– В каком смысле?
– У него стали случаться провалы в памяти, отключки, внезапные вспышки ярости и все такое прочее. Я узнал, что Ло Дука оплатил ему лечение и консультации, но ему не то чтобы стало лучше.
– Скорее, хуже, если верить Ло Дуке.
– По больнице это все, но есть и другое.
– То есть?
– До того как поступить к Ло Дуке, Гуррери отсидел пару годков.
– Вот как?
– Именно. Кража со взломом и попытка убийства.
– Звучит неплохо.
– После обеда постараюсь разузнать, что о нем говорят в городе.
– Ладно, валяй.
– Простите, комиссар, можно мне забрать листок?
В четыре тридцать Монтальбано выехал в Монтелузу. Через десять минут кто-то просигналил ему сзади. Комиссар прижался к обочине, чтобы пропустить торопыгу, но тот, медленно поравнявшись с ним, сказал:
– У вас колесо спущено.
Мадонна! И что теперь делать? Он за всю жизнь ни одного колеса не сменил сам! К счастью, мимо как раз проезжали карабинеры. Он поднял левую руку, те притормозили.
– Нужна помощь?
– Да, спасибо. Огромное спасибо. Я землемер Галлуццо. Не могли бы вы помочь мне заменить левое заднее колесо…
– А вы сами не умеете?
– Умею, но, к сожалению, у меня плохо действует правая рука и мне нельзя поднимать тяжести.
– Мы поможем.
Комиссар явился в кабинет Джарриццо с десятиминутным опозданием.
– Простите, прокурор, такие пробки…
Прокурор Никола Джарриццо – крупный сорокалетний мужчина, почти два метра ростом и почти два метра в обхвате, – любил беседовать, расхаживая по комнате, в результате постоянно натыкался то на стул, то на створки раскрытого окна, то на собственный письменный стол. Не то чтобы он плохо видел или был рассеянным, просто ему было тесно в обычном служебном кабинете, как слону в телефонной будке.
Когда комиссар объяснил ему причину визита, прокурор немнолго помолчал. Потом сказал:
– Не поздновато ли?
– Для чего?
– Заявляться сюда со своими сомнениями.
– Видите ли…
– Если б вы даже явились со стопроцентной уверенностью, все равно уже поздно.
– Почему, простите?
– Потому что все, что надо было написать, уже написано.
– Но я пришел говорить, а не писать.
– Без разницы. На данном этапе уже ничего не изменить. Наверняка будут еще новые факты, возможно даже важные, но они появятся в ходе судебного разбирательства. Ясно?
– Куда уж яснее. Вот я и приехал вам сказать, что…
Джарриццо прервал его, подняв руку:
– Кроме того, я не думаю, что ваши действия корректны. Пока не будет доказано обратное, вы еще и свидетель.
Все верно. Монтальбано облажался. Он поднялся со стула, внутри у него все клокотало.
– Ну тогда…
– Вы куда? Уже уходите? Обиделись?
– Нет, но…
– Сядьте! – велел прокурор, стукнувшись о раскрытую створку двери.
Комиссар сел.
– Мы ведь можем поговорить в чисто гипотетическом плане, – предложил Джарриццо.
Что значит – в гипотетическом плане? На всякий случай Монтальбано решил согласиться:
– Хорошо.
– Так вот, повторяю, чисто гипотетически и только чтобы порассуждать вслух, предположим, что некий комиссар полиции, назовем его Мартинес…
Монтальбано поморщился: ему не понравилось выбранное прокурором имя.
– А нельзя назвать его иначе?
– Это совершенно несущественно! Но раз уж для вас это важно, предложите имя, которое вам нравится, – раздраженно ответил Джарриццо, врезавшись в рубрикатор.
Д’Анджелантонио? Де Губернатис? Филиппаццо? Козентино? Ароматис? Ни одно из имен, пришедших на ум, не подходит.
Он сдался:
– Ладно, пусть будет Мартинес.
– Так вот, предположим, этот Мартинес, проводивший, и так далее и тому подобное, расследование по делу некоего Салинаса, назовем его так…
Да что за пристрастие такое у Джарриццо к испанским именам?
– Салинас вам подходит? …обвиняемого в том, что он стрелял в торговца, и так далее и тому подобное, замечает, и так далее и тому подобное, что в расследовании есть слабое место, и так далее и тому подобное…
– Простите, кто замечает? – спросил Монтальбано, совершенно запутавшийся во всех этих «и так далее».
– Мартинес, кто же еще? Торговец, назовем его…
– …Альварес дель Кастильо, – с готовностью подхватил эстафету Монтальбано.
Джарриццо секунду колебался.
– Слишком длинно. Назовем его просто Альварес. Торговец Альварес, открыто противореча сам себе, отрицает, что узнал Салинаса в стрелявшем. Пока все сходится?
– Сходится.
– А Салинас утверждает, что у него есть алиби, о котором он не хочет сообщать Мартинесу. Тогда комиссар решает продолжать двигаться в избранном направлении, поскольку убежден, что Салинас не хочет говорить про алиби, потому что на самом деле у него нет алиби. Картина совпадает?
– Совпадает. Но тут мне… Мартинесу приходит в голову: а что, если у Салинаса и правда есть алиби и он выложит его в суде?
– Это приходило в голову и тем, кто был уполномочен дать ордер на арест, а потом направить дело в суд! – сказал Джарриццо, споткнувшись о ковер и чуть не рухнув на комиссара – тот вмиг представил, как кончит дни, расплющенный в лепешку этим «Колоссом Родосским».
– И как они разобрались?
– Провели дополнительное расследование, оно закончилось три месяца назад.
– Но я не…
– Мартинесу не поручали, потому что он уже выполнил свою роль. Итог: алиби Салинаса – это женщина, его любовница, с которой, по его словам, он был, когда кто-то стрелял в Альвареса.
– Простите. Но если у Лик… если у Салинаса и правда есть алиби, это означает, что суд завершится его…
– …осуждением! – ответил Джарриццо.
– Почему?
– Потому что в тот момент, когда защитники Салинаса достанут из шляпы это алиби, обвинение уже будет знать, как его опровергнуть. Кроме того, защитники не знают, что обвинению известно имя женщины, которая должна предоставить это запоздалое алиби.
– А я могу узнать, кто она?
– Вы? Комиссар Монтальбано, при чем тут вы? Если на то пошло, об этом должен просить Мартинес.
Он сел, написал что-то на листке бумаги, потом поднялся из-за стола, протянув руку ошеломленному Монтальбано:
– Рад был повидаться. До встречи в суде.
Прокурор направился к двери, стукнулся о закрытую створку, чуть не снеся ее, вышел. Озадаченный комиссар кинул взгляд на листок бумаги, лежавший на столе. Там было написано имя: Кончетта Сирагуза.
Он примчался в Вигату, влетел в участок и, опережая Катареллу, бросил ему:
– Позвони Фацио на мобильный!
Не успел сесть за стол, как зазвонил телефон.
– Что стряслось, комиссар?
– Бросай все, чем занят, и лети сюда.
– Бегу.
Выходит, они с Фацио шли неверным путем. Расследование по алиби Ликко проводил не он, Монтальбано, а карабинеры по поручению Джарриццо. И, конечно, Куффаро узнали от карабинеров об этом расследовании. А значит, как ни веди он себя в суде, на ход процесса это никоим образом повлиять не может.
Так что все, что происходит: дом вверх дном, попытка поджога, анонимный звонок – не имеет никакого отношения к делу Ликко. Но чего же тогда от него хотят?
Фацио, не проронив ни слова, выслушал заключения, к которым пришел комиссар после разговора с Джарриццо.
– Возможно, вы правы, – сказал он в конце.
– Убери «возможно».
– Надо дождаться их следующего шага после того, как им не удалось спалить ваш дом.
Монтальбано хлопнул себя по лбу:
– Уже было! А я забыл сказать!
– Что?
– Анонимный звонок. – И он рассказал Фацио о звонке.
– Проблема в том, что вы не знаете, каких действий они от вас добиваются.
– Будем надеяться, что своим следующим шагом, как ты говоришь, они дадут нам понять. Тебе удалось что-то разведать о Гуррери?
– Да, но…
– Что такое?
– Мне нужно еще время, хочу кое-что проверить.
– Скажи как есть.
– Говорят, месяца три назад его завербовали.
– Кто?
– Куффаро. Говорят, они взяли Гуррери на место Ликко.
– Месяца три назад, говоришь?
– Да. Это важно?
– Не знаю, но что-то уж больно часто фигурируют эти три месяца. Три месяца назад Гуррери ушел из дому, три месяца назад выяснили имя любовницы Ликко, той, что предоставила ему алиби, три месяца назад Куффаро наняли Гуррери… Не знаю, что и сказать.
– Если у вас все, – ответил Фацио, вставая, – я схожу поговорить с соседкой жены Гуррери, у которой на нее зуб. Она начала мне рассказывать, но вы позвонили, пришлось прервать разговор на полуслове.