– А вам-то кто сказал, что покойник – Гуррери?
– Никто. Сам догадался. – И рассказал о встрече с начальником и Аркуа.
– Выходит, мы в полном дерьме, комиссар, – заключил Фацио.
– Нет, мы близки к тому, но еще не окунулись.
– Но если доктор Аркуа будет настаивать, чтобы ему выдали пистолет…
– Это вряд ли. Начальник, скорее всего, велит ему оставить эту затею. Я там такую сцену закатил! Но… Слушай, мы ведь оружие на ремонт в Монтелузу сдаем, верно?
– Да.
– А пистолет Галлуццо уже отослали?
– Нет еще. Я случайно сегодня утром заметил. Хотел сдать пистолет агента Феррары, его тоже заело, но ни Туртуричи, ни Манцеллы не было на месте, а они отвечают…
– Этот гондон Аркуа не станет просить у меня оружие. Я ведь сказал, что его заело, он проверит все пистолеты, которые прибудут из нашего участка. Нам надо обязательно поиметь его до того, как он поимеет нас.
– И как же?
– Есть одна мыслишка. Пистолет Феррары еще у тебя?
– Да.
– Погоди-ка, я позвоню кое-куда.
Поднял трубку:
– Катарелла! Дозвонись синьору начальнику и соедини меня с ним.
Соединили сразу, и он включил громкую связь.
– Слушаю вас, Монтальбано.
– Синьор начальник, прежде всего хочу сказать: я глубоко сожалею, что позволил себе сорваться в вашем присутствии и…
– Рад слышать…
– А еще я хотел сообщить, что высылаю синьору Аркуа запрошенное оружие…
Запрошенное оружие. Звучит неплохо.
– …чтобы он произвел любые проверки, какие сочтет нужными. Еще раз простите меня, синьор начальник, и примите мои самые искренние…
– Принимаю, принимаю. Рад, что у вас с Аркуа все разрешилось благополучно. До свидания, Монтальбано.
– Мое почтение, синьор начальник. – Повесил трубку.
– И что вы собираетесь делать? – спросил Фацио.
– Возьми пистолет Феррары, вынь из барабана два патрона и смотри не потеряй. Скоро они нам пригодятся. Потом положи пистолет в коробочку, красиво упакуй и отвези Аркуа с моими наилучшими пожеланиями.
– А что мне сказать Ферраре? Если он не сдаст сломанный пистолет, ему не выдадут другого.
– Пусть тебе в оружейной выдадут пистолет Галлуццо, скажи, что он мне нужен. И скажи им, что пистолет Феррары тоже у меня, пусть выдадут ему другой. А если Манцелла и Туртуричи потребуют объяснений, я им скажу, что сам хочу отвезти пистолеты в Монтелузу и устроить там разнос. Главное – потянуть время, буквально три-четыре дня.
– А с Галлуццо что будем делать?
– Если он в конторе, пришли его ко мне.
Через пять минут явился Галлуццо:
– Вызывали, шеф?
– Садись, убийца.
Закончив беседовать с Галлуццо, он взглянул на часы: слишком поздно, наверняка Энцо уже прикрыл лавочку.
Тогда комиссар решил, не теряя времени, сделать последний оставшийся шаг. Взял фото Гуррери, положил в карман, вышел, сел в машину и поехал.
Виа Никотера была не совсем улицей, а скорее узким и длинным проулком в квартале Лантерна. Под номером тридцать восемь значился обветшалый двухэтажный дом с запертым парадным. Напротив – овощная лавка, видимо дона Миникуццу, закрытая в этот час. Жильцы дома разорились на домофон; он нажал кнопку у таблички с надписью «Гуррери». Спустя мгновение раздался щелчок открывающегося замка, хотя его так и не спросили, кто там.
Лифта не было, но и дом был небольшой, на каждом этаже по две квартиры. Гуррери жил на втором. Дверь была открыта.
– Можно?
– Заходите, – отозвался женский голос.
Крошечная прихожая с двумя дверьми: одна вела в гостиную, другая – в спальню. Монтальбано сразу ощутил дух бедности, от которого сжалось сердце. Плохо одетая, непричесанная женщина лет тридцати ждала его, стоя в гостиной. Видимо, она вышла за Гуррери в ранней юности; наверняка тогда была настоящей красавицей – до сих пор, несмотря на все лишения, ее лицо и тело хранили черты былой красоты.
– Чего вам? – спросила она.
Монтальбано разглядел испуг в ее глазах.
– Я комиссар полиции, синьора Гуррери. Меня зовут Монтальбано.
– Я все сказала карабинерам.
– Знаю, синьора. Давайте сядем.
Они сели. Женщина примостилась на краешке стула, напряженная, готовая вскочить и убежать.
– Я знаю, что вас вызвали свидетельницей по делу Ликко.
– Да.
– Но я тут не за этим.
Она заметно приободрилась. Но страх еще таился в глубине глаз.
– Тогда чего вам надо?
Монтальбано запнулся. Он был на распутье. Не хотелось обращаться с ней жестоко – такой она была жалкой. Теперь, сидя рядом с женщиной, он не сомневался: бедняжку заставили назваться любовницей Ликко не подкупом, а побоями, насилием и угрозами. С другой стороны, полумерами и любезностью тут ничего не добьешься. Наверно, лучше все же устроить ей встряску.
– Как давно вы не видели мужа?
– Три месяца, примерно так.
– И вестей от него не получали?
– Нет.
– Детей у вас нет, верно?
– Нету.
– Вы знакомы с неким Чиччо Беллавией?
Глаза женщины опять наполнились животным страхом. Монтальбано заметил, что у нее слегка дрожат руки.
– Да.
– Он сюда приходил?
– Да.
– Сколько раз?
– Два раза. Всегда при муже.
– Вам придется пройти со мной, синьора.
– Сейчас?
– Сейчас.
– Куда?
– В морг.
– А что это такое?
– Туда привозят убитых людей.
– Зачем?
– Вам надо пройти опознание.
Он достал из кармана фото:
– Это ваш муж?
– Да. Когда его сняли? Зачем мне идти?
– Мы уверены, что Чиччо Беллавия убил вашего мужа.
Она резко вскочила, схватившись за столик. Раскачиваясь, заголосила:
– Проклятый! Проклятый Беллавия! Клялся, что ничего ему не сделает!
Потом у нее подкосились ноги, и она без чувств рухнула на пол.
17
– Имейте в виду: времени у меня в обрез. И не берите в привычку являться без договоренности, – заявил прокурор Джарриццо.
– Знаю и прошу прощения за вторжение.
Монтальбано взглянул на часы:
– Я приехал, чтобы рассказать вам вторую, весьма занимательную серию приключений комиссара Мартинеса.
Джарриццо недоуменно уставился на него:
– Что еще за Мартинес?
– Уже забыли? Помните воображаемого комиссара, о котором вы в прошлый раз рассказали некую историю? Он еще вел дело рэкетира Салинаса, который ранил торговца, и так далее и тому подобное, помните?
Джарриццо, чувствуя, что над ним смеются, недобро зыркнул на комиссара. Потом холодно процедил:
– Теперь вспомнил. Слушаю вас.
– Салинас говорил, что у него есть алиби, но не уточнял, какое именно. Вы обнаружили, что его защитники собирались заявить в суде, что в то время, когда Альвареса…
– Господи! А Альварес кто такой?
– Торговец, которого ранил Салинас. Так вот, защитники собирались заявить, что Салинас в то время находился дома у некоей Долорес, которая была его любовницей. А мужа Долорес и саму Долорес планировали привлечь в качестве свидетелей. Но вы мне сказали, что прокуратура намеревается опровергнуть это алиби, хотя у нее нет уверенности. И тут комиссар Мартинес, устанавливая личность одного убитого, обнаруживает, что это некий Пепито, мелкий воришка, прислужник мафии и муж Долорес.
– И кто же его убил?
– Мартинес полагает, что его убрал один мафиози, некто Беллавия, то есть, простите, Санчес. Мартинес задается вопросом: почему Долорес предоставила Салинасу алиби? Ведь она не была его любовницей. Тогда почему? Ради денег? Потому что ей угрожали? Или ее заставили силой? И тут ему приходит в голову одна мысль. Он идет домой к Долорес, показывает ей фото убитого мужа и говорит, что убийца – Санчес. И по реакции женщины Мартинес вдруг догадывается о неожиданной истине.
– А именно?
– Долорес действовала из любви.
– К кому?
– К мужу. Это кажется невероятным, но это так. Пепито – мерзавец, он дурно с ней обращался, часто поколачивал, но она его любила и терпела от него все. Санчес сказал ей, встретившись с ней наедине, что либо она предоставит алиби Салинасу, либо они убьют Пепито, которого у нее фактически похитили. Узнав от Мартинеса, что, хотя Долорес приняла условия шантажистов, Пепито все равно убили, она решила отомстить и призналась. Конец истории.
Комиссар взглянул на часы:
– У меня ушло четыре с половиной минуты.
– Да, но, видите ли, Монтальбано, Долорес призналась воображаемому комиссару, который…
– Она готова повторить все конкретному, а не воображаемому прокурору. А уж этого прокурора мы назовем его настоящим именем, то есть Джарриццо, хорошо?
– Тогда другое дело. Позвоню карабинерам, – заторопился Джарриццо, – и отправлю их…
– …во двор, – закончил за него Монтальбано.
Джарриццо опешил:
– В какой двор?
– Во двор дворца правосудия. Синьора Сирагуза – пардон, Долорес – сидит в служебном авто, и с ней старший следователь Фацио. Мартинес не хотел ни на минуту оставлять ее одну после того, как она заговорила: опасается за ее жизнь. У синьоры при себе сумка с личными вещами. Сами понимаете, прокурор Джарриццо, женщине путь домой заказан, ее тут же уберут. Так что участок Мартинеса надеется, что синьора Сирагуза – пардон, Долорес – получит должную защиту. Всего наилучшего.
– А вы куда?
– Зайду в кафе, перехвачу бутерброд.
– Вот Ликко и обосрался, – сказал Фацио, когда они вернулись в участок.
– Ага.
– Вы не рады?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я пришел к истине путем слишком многих ошибок.
– Каких ошибок?
– Назову тебе только одну, идет? Мафия не просто наняла Гуррери, как сказал ты и как я сказал Джарриццо, зная, что это неправда. Они держали его в заложниках, заставляя думать, что он на них работает. Чиччо Беллавия постоянно пас его и говорил, что делать. А если бы жена не дала нужных им показаний, они бы, недолго думая, прикончили его.
– И что это меняет?
– Все, Фацио, все. Взять, к примеру, кражу лошадей. Гуррери не мог быть организатором, он максимум лишь принимал участие в похищении. А значит, версия Ло Дуки про вендетту со стороны Гуррери отпадает. И уж конечно, не он звонил синьоре Эстерман.