Она с грохотом поставила чашку на блюдце.
— Ты мог бы взять еще пациентов…
— Я не стану делать этого. — Гаю хотелось выпить; в половине девятого утра ему хотелось выпить. Но вместо этого он взял сигарету. — Не стану.
Элеонора поднялась из-за стола.
— Тогда я попрошу взаймы у отца. У него есть сбережения. — Она остановилась в дверях. — Я не думала, что ты так неразумен.
Однако Сельвин, к ужасу Элеоноры, поддержал зятя. Гай позвонил в школу и договорился о собеседовании для Оливера.
Неожиданной была реакция самого мальчика. Он побледнел и позеленел, казалось, его сейчас стошнит. Гай обнял его за плечи и мягко объяснил, что школа имени короля Эдварда VI — всего лишь временное место учебы, которое позволит им преодолеть возникшие затруднения. А в сентябре он поедет в Миссингдин. Но Оливер прошептал в ответ:
— Я тебя ненавижу. Нана никогда не отправила бы меня туда. Ненавижу тебя.
И выбежал из комнаты.
Первые несколько недель семестра прошли без происшествий, и Джейк начал думать, что, возможно, он ошибся, решив, что Линфилд видел его и Мэри вместе на побережье. Как и в том, что Линфилд затаил злобу. Вздохнув с облегчением, Джейк погрузился в уже привычную рутину уроков и проверки тетрадей.
Но однажды в воскресенье, встретившись с Мэри у подножия тропинки, идущей вдоль утеса, он заметил, что лицо ее особенно бледно. Она держалась скованно и на попытки завязать разговор отвечала односложно. Бакланы и буревестники ныряли в воду с выступающих в море скал, волны бились о камни. Тропинка была слишком узка, чтобы идти по ней бок о бок; Мэри широко шагала впереди, ее маленькая сгорбившаяся фигура дрожала на ветру.
Джейк догнал ее.
— Что случилось?
— Ничего. — Она засунула руки глубже в карманы.
— Мэри…
— Говорю тебе, Джейк, ничего не случилось. — Ее голос звучал резко. — Идем, а то я замерзаю.
Они достигли того места, где утес становился более пологим, позволяя спуститься вниз, на узкую серповидную полоску пляжа. В сентябре, пока было тепло, этот пляж был местом их тайных любовных свиданий. Но затем наступила осень, скалы стали скользкими от водорослей, а углубления в камнях заполнились кашей из раскрошившихся раковин в соленой воде. Джейк смотрел, как Мэри упрямо шагает вперед.
— Если я тебе надоел, так и скажи! — крикнул он.
Она обернулась.
— Ты, как всегда, тщеславен, Джейк. Мне есть о ком думать, кроме тебя.
Остановившись на краю скалы, она уставилась в морскую даль. В нескольких футах поодаль плескались волны, вымывая песок. Наконец Мэри не выдержала и пробормотала:
— Я беспокоюсь о Джордже.
— Он заболел?
— Его избили. Ремнем. Мистер Линфилд наказал его. Он сказал, что Джордж разговаривал в церкви. Я расспросила Джорджа: он говорит, что прошептал лишь пару слов — увидел паука на скамье. Другие мальчики разговаривали гораздо больше, но их Линфилд не наказал. Я его ненавижу. — Ее голос был низким, угрожающим. — Как он мог избить моего ребенка!
Она спотыкаясь пошла дальше, вдоль выступающих в море скал. По обеим сторонам узкого мыса бились волны, пенистые брызги взлетали и сталкивались в воздухе над камнями. Мэри то и дело поскальзывалась, царапая колени и руки. Дойдя до самой дальней точки, она наконец остановилась. Ее плащ промок, черные волосы растрепались. Джейк чувствовал, что Мэри в глубине душе винит в случившемся его, поэтому не последовал за ней. Но он не ушел с берега, пока она не вернулась к тропинке.
Через десять дней Линфилд наказал Джорджа во второй раз. А через три недели снова. Джейк узнал повадки опытного мучителя: делать достаточно большие перерывы в экзекуциях, чтобы жертва начала надеяться, что это конец. Ведь труднее всего переносить крушение надежды. Мэри обвинила Линфилда в предвзятости, но он надменно отверг все упреки. На круглом жизнерадостном лице Джорджа появилось испуганное выражение. Джейк заметил блеск триумфа в глазах Линфилда, хотя тот старательно избегал встреч один на один. Джейк понимал, что объектом мести является именно он, а Мэри и даже бедный Джордж — лишь случайные жертвы. Сначала он унизил Линфилда, а теперь Линфилд унижает его: и он, Джейк, не может защитить ребенка своей возлюбленной.
Однако спустя некоторое время он нашел решение вопроса. В бельевой, среди кип наволочек и полотенец, Джейк предложил Мэри выйти за него замуж. Постоянство больше не пугало его.
Слушая Джейка, Мэри продолжала перекладывать простыни. Когда он замолчал, она сказала:
— Это ничего не изменит, Джейк. — Послюнявив карандаш, она аккуратно написала на краю простыни: «Хитервуд-корт». — Этот человек не перестанет третировать моего сына.
— Возможно, директор не одобряет незаконную связь, но он вряд ли станет возражать, если два его сотрудника поженятся.
Мэри переложила стопку простыней на полку.
— Если мы поженимся, — спокойно сказала она, — Линфилд, вероятно, станет бить Джорджа еще больше. Возможно, он ревнует. Он пытался ухаживать за мной.
Мысль о притязаниях Линфилда на Мэри была отвратительна Джейку до тошноты, и почему-то это наложило неприятный отпечаток на его собственные чувства к ней. Посмотрев на нее, Джейк понял, что она отдаляется от него, снова заползает в свою защитную скорлупу.
В бельевой было тесно и душно. Джейк сунул руки в карманы и попытался найти решение.
— Нам надо перевести Джорджа в другую школу, — предложил он.
— Да, конечно, это выход. Мы с ним должны уехать из Хитервуда.
Джейк похолодел.
— А я?
Мэри не стала, как он ожидал, язвить по поводу того, что он опять думает о себе. Вместо этого она сказала:
— Маловероятно, что найдется школа, где одновременно требуются заведующая хозяйством и преподаватель иностранных языков, и к тому же есть место для десятилетнего мальчика.
— Ты играешь на руку Линфилду, — со злостью сказал Джейк. — Ты делаешь именно то, чего он добивается!
Держа в руках наволочку, Мэри сказала:
— Возможно. Но, понимаешь, Джейк, я должна защитить сына.
Через несколько дней Джейк пошел к директору школы. Капитан Манди сидел за столом в своем кабинете и просматривал бухгалтерские книги. Трубка, балансирующая на краю пепельницы, наполняла комнату вонючим табачным дымом.
— Я пришел пожаловаться на мистера Линфилда, — сказал Джейк. — Он пристает к одному из мальчиков. Незаслуженно наказывает его.
Усы Манди дрогнули в гримасе, которая, по-видимому, должна была изображать улыбку.
— Возможно, этот мальчик заслуживает наказания, мистер Мальгрейв.
— Я так не считаю. Джордж Зелински хорошо воспитанный и прилежный ученик.
Манди начал чистить зубочисткой ногти.
— А вы не допускаете, Мальгрейв, что Зелински может быть менее прилежен в математике, чем во французском языке?
Эгоистичный педант, подумал Джейк, но подавил свою злость. Манди открыл ящик стола.
— Давайте посмотрим журнал наказаний.
Он начал перелистывать страницы. Каждый учитель был обязан записывать причину и степень наказания в специальном журнале.
— Разговор в раздевалке… чернила на пальцах во время обеда… не полностью выполнил домашнее задание… — Капитан Манди пододвинул журнал Джейку. — Кажется, все в порядке, мистер Мальгрейв.
Джейк просмотрел страницу мелких проступков. Имя Джорджа появлялось с ужасающей регулярностью. Подняв взгляд на директора, Джейк спросил:
— И вы потворствуете этому?
— Школа не может работать без хорошей дисциплины.
— То есть вы позволяете этому садисту Линфилду вымещать злобу на маленьком мальчике?
— Поосторожнее в выражениях, Мальгрейв. — Напускное добродушие Манди вмиг улетучилось. — Мистер Линфилд — ценный член коллектива. Он преподает в Хитервуде уже восемнадцать лет. А вы не проработали и года. — Капитан Манди взял трубку и принялся выбивать из нее золу. — Вы ведь, кажется, долго прожили за границей? — В его устах это прозвучало так, как будто Джейк переболел заразной болезнью. — Боюсь, вы недостаточно цените английскую систему образования. Нам завидует весь мир. И мальчики сами предпочитают порку, — самодовольно добавил Манди. — Они говорят, что такое наказание легче перенести.
Во Франции, накануне высадки союзнических войск, Джейк выследил одного человека. Железнодорожный служащий, сотрудничавший с нацистами, пытался скрыться, но Джейк шел за ним по пятам, как за зверем, и наконец поймал. А затем перерезал ему горло.
Он настиг Линфилда, когда тот возвращался из церкви с молитвенником в руках. До конца весеннего семестра оставалось две недели, и все молились за успех школьной команды по регби в последнем матче этого сезона. Джейк догнал его в небольшой рощице между церковью и школой.
— Нам надо поговорить.
Линфилд торопливо засеменил по траве, усеянной яркими цветами чистотела.
— У меня нет времени для разговоров, Мальгрейв.
— Это не отнимет много времени. Я хочу поговорить о Джордже Зелински.
— С алгеброй у Зелински нормально, но геометрические теоремы он усвоил недостаточно хорошо…
— Не трогайте его, Линфилд. Оставьте мальчика в покое. Если у вас руки чешутся, выбирайте кого-нибудь более подходящего вам, хотя бы по росту.
— А если я не соглашусь? — Линфилд начал задыхаться. Его слова прерывались отчаянными попытками сделать вдох. — Что вы тогда сделаете, Мальгрейв?
Джейк пожал плечами.
— Убьете? Вы меня убьете?
— Возможно, — сказал Джейк, понимая, что не сделает этого.
Он не сможет даже прикоснуться к Линфилду. Эта маленькая, прилизанная, почти лысая голова, эти руки с синеватыми венами вызывали отвращение.
— Оставьте Джорджа в покое. В нашей ссоре он ни при чем. — Джейк повернулся и пошел прочь.
— Что, пошел искать утешения у своей шлюхи? Своей шлюхи и ее ублюдка?!
Джейк резко повернулся. Сердце тяжело стучало. Глаза Линфилда радостно блеснули.
— Значит, это правда. Этот ребенок — незаконнорожденный. Я всегда это подозревал. — Линфилд встряхнул складки своей измятой мантии. — Ну-ну. Вряд ли это понравится капитану Манди.