атора США очень рискованно. Материальной выгоды никакой, но при удачном исходе журналисты споют осанну его неподкупности и честности, объявят оплотом справедливости, поборником истины, ради которой он готов пожертвовать даже карьерой.
Звучит красиво.
Если появятся убойные свидетельства, никто не встанет на защиту миссис Арлингтон. А что будет в противном случае – если он ввяжется, а этот частный детектив ничего не найдет? Ну отберут у него дело, а потом повысят, предложив переехать в другой штат.
Правосудие в нашей стране, думал Каплан, функционирует благодаря честолюбию судей, а не их честности. Никакое место под солнцем, ни один чемодан долларов не перевесят пяти колонок на первых полосах газет с упоминанием имени. А уж о телевидении, способном сделать человека национальным героем, и говорить нечего.
И судья Каплан дал добро на обыск в доме Эмилии Арлингтон. Наутро полицейские застали сенаторшу полностью одетой и накрашенной, она пила кофе и читала газету. Обыск не занял и десяти минут: хозяйка дома явно ничего не опасалась и хранила прощальное послание сына в ящике прикроватной тумбочки.
Когда полиция удалилась, миссис Арлингтон посмотрела на Марию, и та поняла, что ее работа у сенаторши окончена и им с мужем надо срочно перебираться как можно дальше от Вашингтона.
40Лафайетт-сквер
28 ноября 1964
Лафайетт-сквер, Вашингтон
Вторая половина того дня выдалась бы на редкость приятной, если бы не ветер, залетевший повеселиться на улицах Вашингтона. Громко хлопали звездно-полосатые флаги. Листья, окурки, бутылки из-под кока-колы, объедки и прочий мусор летели, катились и прыгали, заставляя прохожих уворачиваться. Стоявшие на посту у Белого дома гвардейцы больше не напоминали неподвижные восковые фигуры, они то и дело хватались за головные уборы – не дай бог улетят, вот будет позору. Туристы смеялись и фотографировали их.
Кое-как укрыться от непогоды удавалось только под деревьями Лафайетт-сквера. В парке обреталась разная публика. Преобладали чиновники из администрации президента – тут они обычно устраивали короткую передышку на ланч и бежали дальше по делам, а рядом, если не на тех же скамейках, сидели и лежали бедолаги всех мастей, бездомные, безработные, потерявшие семьи, в основном чернокожие. Никто ни к кому не цеплялся.
Лавочки, деревья и вид на Белый дом принадлежали всем.
Белые воротнички держали в руках газеты, но, просмотрев результаты матчей, отправляли солидные издания в урну или оставляли на лавочке, на радость какому-нибудь нищему. Иногда подобравший газету сначала проглядывал страницы, но чаще сразу заворачивал в нее бутылку. Алкоголизм – в отличие от бедности – порок, так что если хочешь выпить в общественном месте, замаскируй свой дешевый виски.
Алиса уже десять минут сидела на скамейке. За ней из густой кроны большого дерева с любопытством наблюдала белка. Алиса смотрела в другую сторону, на угадывавшийся вдалеке Белый дом.
Какой же он жалкий! Возможно, во времена архитектора Пьера Ланфана здание было видно отовсюду и впечатляло, но сегодня место, где решаются судьбы планеты, средоточие тайн и интриг, место, о котором грезит мир, терялось среди высоких построек. Казначейство, Декейтер-Хаус – Национальный центр истории Белого дома, министерство торговли и Художественная галерея Коркорана – все они выглядели куда внушительнее. Рядом с ними Белый дом казался крошечным – как измученная жизнью старушка в толпе молодых и здоровых горожан. Реши снайпер подстрелить главу государства, к его услугам были десятки превосходных позиций. Белый дом защищали лишь низкая золоченая ограда и несколько марионеток в военной форме. Да уж, это не Версаль, не пекинский Запретный город, не Кремль…
Не исключено, что Белый дом сделали таким намеренно, думала Алиса. Олицетворение американской мечты. Символ страны, где нет ничего невозможного, где даже самые могущественные граждане не являются неприкасаемыми. Даже сенаторы. Даже Эмилия Арлингтон.
Внезапно раздался хлопок. Любопытная белка мигом скрылась в листве. Алиса обернулась, и сердце у нее забилось быстрее. Вдоль ограды парка пронесся мотоцикл, оставляя за собой шлейф черного дыма. Через мгновение его рев слился с шумом уличного движения.
Алиса испугалась – неужели что-то случилось с Ральфом Финном? Стрелка на часах приближалась к трем. А за себя не боишься? – подумала она. Охота открыта на тебя. Все несчастные случаи подстроены. Убийцей может быть любой из посетителей парка. Например, вон тот пьянчужка, или тип, что прячется за газетой, или громогласный турист за спиной… Бред! Хватит паниковать, что будет, то и будет. Нет, за себя ей не страшно. 15:03. Пора бы Ральфу появиться.
Вопль сирены снова заставил Алису вздрогнуть. Вверх по 17-й улице, лавируя из ряда в ряд, выскакивая на встречную полосу, не тормозя перед светофорами, мчалась белая полицейская машина. На улицах американской столицы к такому ралли привыкли. Если раньше режиссеры телесериалов для достоверности копировали методы сотрудников ФБР, то теперь полиция подражала героям фильмов. Каждый патрульный вел себя так, словно за спиной у него оператор. Полицейский автомобиль просто не способен ехать, не нарушая тишины и не превышая скорости. В Америке шум вообще никого не выводит из себя, больше того, придает повседневности остроту.
Алиса никак не могла к этому привыкнуть и невольно связала полицейскую машину со своим делом.
Она ошибалась. Взвизгнув покрышками, автомобиль круто повернул налево и полетел по Пенсильвания-авеню, к Фаррагут-Норт.
41Кратчайший путь в рай
28 ноября 1964
Фаррагут-Норт, 1351, Вашингтон
Полицейская машина резко затормозила перед салоном Теда Силвы, въехав на тротуар.
Парикмахер увидел копов через стекло витрины. За долгую карьеру наемного убийцы он научился не паниковать раньше времени. Мало ли зачем явились легавые? Возможно, ошиблись адресом. Как удачно, что в салоне сейчас всего одна клиентка – легальная! До сегодняшнего дня ни один коп не переступал порога заведения Силвы. Насчет Терезы он не волновался, она слишком глупа и ничего не поймет.
Крепко сбитый полицейский (наверняка из тех, кто беспрерывно жует жвачку, подумал Тед, но проверить не успел) толкнул хозяина салона в грудь, предъявил ордер, и началось… Они вспарывали сиденья кожаных кресел, купленных всего два года назад, опрокидывали мусорные корзины, выливали шампуни в раковину – «Сандрелли» по 50 долларов за флакон! – разрезали ковровое покрытие (плевать, все равно его пора менять), обезглавили все манекены.
Тед начал прозревать и от этого, как ни странно, слегка успокоился.
На пол полетела пластмассовая голова креолки с густыми черными завитыми волосами, вокруг рассыпался белый порошок.
Кто-то меня сдал, подумал Тед. Франческо? Только он в курсе. Так мне и надо! Следовало послать его куда подальше.
Парикмахер впервые поддался на уговоры кузена. «Всего на два дня, – обещал этот придурок. – Твой салон – идеальное укрытие! Лучше подземелий Ватикана и сортиров ООН». Тед согласился не из-за жалких пятисот долларов. Просто решил оказать услугу родственнику. Кроме того, Франческо мог решить, что он прячет в салоне что-то другое. Теперь Тед Силва спалился из-за дури, спрятанной в башке негритянки. Какая ирония.
Судьи сейчас лютуют, так что упекут его надолго. Копы будут запугивать на допросах, может, даже немного помнут, радуясь, что взяли мелкого дилера, но они никогда не узнают, что к ним в руки попал ключ ко множеству загадок, над которыми бьются их коллеги из убойного отдела. Члены ассоциации Eх-voto были фантомами, между ними и Тедом не существовало никакой связи. Значит, за исключением наркотиков, он чист как первый снег.
Но его ждет тюрьма.
Силва подумал о Елене. Жена, конечно, будет рыдать, сочтет себя опозоренной, но на свидание явится и станет проклинать Франческо, жаловаться, что на детях теперь клеймо, а потом примется успокаивать: «Они в порядке, они любят тебя, несмотря ни на что, но как ты мог?!»
Ах, Елена, если бы ты только знала.
Полицейские закончили обыск, тщательно собрали героин в пластиковый пакет вместе с обрезками волос. Тед велел рыдающей Терезе успокоиться и вручил ей ключи от салона. На сердце у него было тяжело. Парикмахерской конец! Пока ему надевали наручники и сажали в машину, он размышлял о своей карьере – настоящей карьере. С ней теперь тоже покончено. Досрочная отставка. На свободу он выйдет уже через несколько лет, но его бизнес держится на безупречной репутации. На чистом полицейском досье. Никто не доверит даже самый пустяковый контракт опростоволосившемуся убийце – во всяком случае, ни один человек из прежней клиентуры. Да он бы и сам не взялся – по соображениям профессиональной этики. Так что финита. Карьера исполнителя желаний и молитв завершается печально по вине болтливого кузена, безмозглого тупицы, и ложно понятого чувства долга перед семьей.
Возможно, так даже лучше. Он остановился, не успев взять еще один – лишний – контракт. Бывает, гонщик уходит из спорта, получив небольшую травму и проклиная невезение, хотя не исключено, что избежал неминуемой гибели. Тем хуже для мамаши Арлингтон. И тем лучше для малышки Куин.
Полицейская машина с воем пронеслась по 17-й улице в обратную сторону, оставив позади Белый дом.
Тед Силва надеялся провести в камере лет пять. Надо наконец написать мемуары – в тишине, без внуков, требующих, чтобы дедуля поиграл с ними в футбол, без жены, то и дело спрашивающей, что приготовить на обед и ужин, заглядывающей в рукопись через плечо. В покое тюремной камеры можно будет сосредоточиться.
«Кратчайший путь в рай» – так он назовет свою книгу. А в качестве предисловия подойдет что-то вроде «Трудно быть чудотворцем». И начнет, пожалуй, так: «В то время я выполнял просьбы влиятельных людей. Творил чудеса для сильных мира сего, не способных самостоятельно осуществить задуманное».