Впервые за долгое время Тед Силва чувствовал себя счастливым, у него было легко на сердце.
Посвящение? Кретину Франческо, чья болтливость меня освободила…
42Направление ветра
28 ноября 1964
Лафайетт-сквер, Вашингтон
– Алиса Куин?
Она обернулась:
– Да?
Перед ней стоял высокий мужчина с очень бледным лицом.
– Ральф Финн. Прошу прощения за опоздание.
– Все нормально, спасибо, что пришли. Садитесь, прошу вас.
Алиса отложила газету и подвинулась, давая ему место рядом с собой.
– Благодарю, мисс Куин, – пробормотал Ральф. – Я вам признателен за то, что объявлений больше не было. Объясните, чего вы от меня хотите.
Ральф держался очень прямо, но Алису его осанка не обманула: Финн был напуган.
– Мне нужны письменные показания. И ваш экземпляр договора.
– Ладно. Я в вашей власти…
– Вам наверняка известно, что с Эмилией Арлингтон покончено. Судья Каплан теперь на нашей стороне, у нее в доме провели обыск и нашли предсмертное признание Оскара Арлингтона.
Ральф выдохнул.
– Имея ваше свидетельство, – продолжила Алиса, – и договор…
– Насчет свидетельства… это нужно обсудить. А на договор не рассчитывайте.
– То есть как?! У вас ведь есть экземпляр?
– Он у меня был. По телефону вы назвали меня клятвопреступником, сказали, что я не заслужил доверия Лаки. Но я пытался исполнить свой долг перед ним! В сорок четвертом я приехал в Вашингтон, чтобы все рассказать, – у меня был ваш адрес. Консьержка дома в Рок-Крик может подтвердить. Она сказала, что от вас нет известий. Давно.
Алиса на секунду задумалась, потом спросила:
– И что вы сделали потом, Ральф?
– Ничего! Вы исчезли. Война закончилась. Я жил в пятистах милях от Вашингтона. Я не радовался, что Арлингтон вышел сухим из воды, но что еще я мог?
– А как же родители Лаки? Они остались в Личфилде.
– У меня не было адреса.
– Но Лаки вписал фамилии отца и матери в один из пунктов договора.
– Все верно, вы хорошо осведомлены. Вот только договор был уничтожен. В один из двух джипов с вещами Девятого отряда попал снаряд, тогда же, у Шато-ле-Дьябль.
– Вы не держали документ при себе?
– О чем вы! Мы должны были высаживаться прямо в воду. Естественно, договор остался в вещмешке, но ваш адрес я запомнил, а вот адрес родителей Лаки… И почему я перед вами оправдываюсь? Я сдержал слово, вот только вы исчезли. Моя жизнь продолжалась, и я решил забыть прошлое.
Алиса растерялась. Спокойно! – приказала она себе. Показаний Финна будет достаточно – даже без договора.
– Почему вы не отвечали на наши объявления, Ральф? Дело в прозвище?
– Да… Наверное… Ну, честно говоря, нет… Дело в другом. Полгода назад я увидел Алана Ву.
– На снимке в газете?
– Нет, по телевизору. В передаче «Ищем свидетелей». Среди десятка неопознанных погибших было и его фото. Ведущий сказал, что этого человека сбила машина. Двадцать лет прошло, но я узнал Алана. И понял, что правильно поступил, не откликнувшись. Лучше прикинуться покойником, чем стать им. Понимаете?
– Вы готовы дать показания, Ральф?
– Разве у меня есть выбор?
– Нет. Ваша фамилия в списке, который лежит на столе судьи Каплана. А он настроен крайне решительно.
– Браво, мисс Куин. Вы загнали меня в ловушку, но и в кабинете этого сурового Каплана, и в зале суда я расскажу только то, что захочу. Я последний свидетель, а Эмилии Арлингтон точно не понравится, если я раскрою правду.
– Дадите показания против сенаторши – окажетесь в лагере победителей. Течение, по которому вы плыли, уже переменило направление, Ральф.
– Вам легко ворошить прошлое двадцать лет спустя. Терять нечего, а на кону полтора миллиона.
Не отвечай, Алиса, не спугни его.
– Я прошу об одном, Ральф: скажите правду.
– Вы еще хуже Арлингтонов. Пообещайте называть меня в суде Ральфом Финном. Только и исключительно Ральфом. Это мое условие.
– Обещаю.
Ральф все еще сомневался.
– Можем подписать договор, боюсь только, вы и его потеряете.
Алиса сразу пожалела о сказанном, но Ральф должен чувствовать ее решимость, знать, что она беспощадна – почище миссис Арлингтон.
– Вы жестокая женщина, мисс Куин. Но я сделаю, как вы просите, я любил Лаки.
– Я тоже.
43Справедливость
13 января 1965
Суд округа Фогги-Боттом, Вашингтон
– Вы не представляете, ваша честь, на что в бою способен человек, – говорил Ральф Финн. – Если бы до войны или даже сразу после меня попросили залезть на что-нибудь выше двух метров, я бы не смог, я с детства боюсь высоты. А в Нормандии мы, насквозь промокшие и замерзшие, штурмовали огромную скалу под пулеметным огнем – и не чувствовали страха! Когда Лаки подорвал бетонную стену и уцелел под обстрелом, у всех нас будто крылья выросли. Мы рвались вперед без единой мысли в голове, и ничто не могло нас остановить.
Этот парень – отличный свидетель, думал адвокат Легри. Явно трусит, но справляется. Во втором акте нашего представления – главная звезда.
На заседание не вызвали уже опрошенных свидетелей, Финн солировал, воссоздавая контекст (тот самый пресловутый контекст, который нередко влияет на ход процесса), и делал это с блеском. Легри почти восхищался им, хотя миссис Арлингтон оказалась в трудном положении.
Адвокат слушал внимательно, найдя чем занять свои беспокойные руки. Он подцепил за кончик нитку из сиденья стула и накручивал ее на указательный палец так туго, чтобы остался красный след, затем осторожно вытягивал следующие пять сантиметров и мотал дальше. Легри чувствовал сладкую боль и… облегчение. Дело дурно пахнет, а он купился как новичок. Коротышка Каплан вовремя переметнулся и взял самоотвод, но адвокат так поступить не может. Легри выиграл двадцать четыре процесса, семнадцать раз добился прекращения дела. Он всегда тщательно выбирал клиентов – и вот промахнулся, его ждет фиаско. Робин терпеть не мог уголовные дела, предпочитая им финансовые махинации, на худой конец – любовные разборки, адюльтеры… Но убийства не его конек. Кроме того, клиентка с самого начала врала ему, а ложь он ненавидел сильнее всего на свете.
Адвокат чуть сильнее дернул нитку, но сдержался из страха порвать ее, а свидетель все говорил и говорил.
Разве может адвокат нормально работать, если клиентка ему не доверят? Он знает, что такое профессиональная честь, он умеет молчать не хуже священника, которому исповедался преступник. И о чем только думала эта старая ведьма?
Ральф Финн закончил рассказ о войне, канонада стихла, рейнджеры возвращались домой. Скоро настанет черед адвоката ответчицы. Ральф свою задачу выполнил. Он, последний живой свидетель, подтвердил, что договор существовал, что Лаки и Оскар поменялись номерами, что Алиса Куин должна была получить полтора миллиона долларов. Ладно, за работу! Спасай то, что еще можно спасти.
Робин Легри встал, без малейших сожалений оборвав нитку.
– Мистер Финн, – начал он, – вы, безусловно, отдаете себе отчет в том, что являетесь единственным непосредственным свидетелем событий военной поры.
– Безусловно.
– Досадно, что нам снова, как и в прошлый раз, не предъявили никакого материального доказательства, одни только воспоминания.
– Я объяснил, что договор сгорел в джипе…
– После воистину чудодейственного взрыва!
Сидящие в зале рейнджеры зароптали: один из их товарищей погиб за рулем той машины.
Судье пришлось стукнуть молотком: тишина!
Глупо, подумал Легри. Слово «чудодейственный» подействовало на них как красная тряпка на быка, но мне трудно работать в подобных обстоятельствах. Сенаторша уперлась и не желает признать себя виновной.
– Получается, – спокойным тоном продолжил адвокат, – что единственное доказательство услышанной нами версии – ваша честность.
– Так и есть.
– Вы были близкими друзьями с Лаки Мэрри?
– Ну, близкими – это громко сказано, но мы дружили.
– Вы друг Лаки и единственный живой свидетель заключения пресловутого договора. Вам не пришло в голову, что мисс Куин могла бы выплатить вам вознаграждение из причитающихся ей полутора миллионов долларов? Ведь именно это она и предложила в обмен на показания?
Чем черт не шутит. Почему бы не попробовать грубую игру? В конце концов, в подобном улаживании проблемы нет ничего особенного. Ральф – трус, если надавить на него посильнее на публике, может дать слабину.
– Я… – Ральф аж заикаться начал от возмущения. – Я никогда ничего подобного не просил… – Ошарашенное выражение его лица свидетельствовало о полной искренности.
Жаль! – подумал Легри. Могло получиться.
Поднялся адвокат истца.
– Мой коллега безосновательно обвиняет свидетеля в продажности, это недопустимо!
Судья Картерон кивнул, соглашаясь.
Робин Легри улыбнулся и сел.
Слово взял судья:
– Документы, предоставленные нам лейтенантом Дином из Девятого отряда рейнджеров, более чем ясны: два джипа везли личные вещи солдат, и шестого июня немецкий снаряд попал в одну из машин на побережье у Шато-ле-Дьябль. – Картерон пошелестел бумагами и продолжил: – В распоряжении суда имеется и предсмертная записка Оскара Арлингтона: «Я трус. Мой ровесник погиб вместо меня на пляже в Нормандии. Я впервые в жизни решил проявить мужество, покончить с этой лживой жизнью». Эксперты подтвердили подлинность почерка и подписи Оскара. Адвокат Легри не нашел ни одного специалиста, который утверждал бы обратное. Записка настоящая.
Робин оглянулся на зал, пытаясь выдернуть из обивки еще одну нитку. Все эти люди пришли посмотреть матч-реванш, но вели себя весьма сдержанно.
Судья Картерон перешел к событиям в Блю-Хилл, к несчастному случаю с Аланом Ву.
Добро пожаловать в самую грязь, подумал Легри. Будь внимателен, Робин, попробуй ухватить полезную деталь.
Управляющий отелем, прямой сухопарый тип, давал показания очень уверенно. Он заявил, что Оливер Сноу, ночевавший в его заведении 6 мая 1964-го, – это Оскар Арлингтон. Эксперты проанализировали почерк в регистрационном журнале отеля «Гамильтон» и уверенно опознали подпись покойного сына сенаторши. Все доказательства били прямо в цель, и Робин думал уже не о деле, а о нитке, которая никак не желала вытягиваться из оби