«Не думай об этом, – говорил Джек самому себе. – Смотри на луну – тверди себе, что ты потерял свою жену, мать твоей дочери. Вспоминай, как ты полюбил ее на этом пляже. Ты же приехал в Хаббард-Пойнт, чтобы вспоминать. Думать о той Эмме. О том, как вы любили друг друга…»
Он говорил себе, что те пять этапов постигшего его горя были чем-то большим, чем просто слова. Они были реальны. Он смотрел на них, как на этапы своих инженерных проектов, над которыми он работал: по программе, своевременно и учитывая стоимость. Но пять этапов страдания не умещались в эти рамки. Они вообще не соответствовали плану, поддающемуся управлению. Он был совершенно разбит всем этим, и хотя он остановился, поверив в возможность пройти все этапы своего горя, ему казалось, что его уносит совсем в другую сторону.
Он осознал, что это так, обнаружив, что смотрит на восток через луга, за пляж, на скалистый мыс. Дома были очень далеко, но он мог разглядеть дом Стиви за грядой деревьев. Пегги кричала, что всем следует поторопиться, если они не хотят терять полнолуния.
Полнолуния всегда казались Джеку мистическими. Он был инженером и привык иметь дело с абсолютно реальными вещами. Его привлекали точные, детальные планы, и мосты, строения, нефтяные вышки строились согласно его точным техническим проектам. Ему нравились результаты, и он ожидал их. Он знал, что правила физики непреложны, и поэтому любил их.
Когда Дэн и Бэй поставили на столы гамбургеры, картофельный винегрет и капустный салат, Джек подумал, что этот обед попадает в категорию результатов. Вы приготовили, вы пригласили людей в гости, вы накормили их. Это сделанная работа.
Луна и пять этапов переживания горя относились к другой внутренней категории: отец Кирсейдж назвал бы их «тайнами просветления». Это словосочетание он употребил, когда узнал, что произошло с Эммой. И хотя в то время Джек был ослеплен яростью, слова запали в его память. Позже оказалось, что Кирсейдж не сам придумал эти слова, а взял из записок одного монаха из Кентукки, они ему вдруг понравились. Для него «тайнами просветления» были океанский прилив, большое горе, тюремные стены, душевное облегчение, ложь и правда, влюбленность, поездка в Шотландию.
И Стиви каким-то образом относилась к этому. Ее картины, то, как она выглядела в этом белом платье, черная птица, которую она кормила жуками из своего сада, ее доброта к Нелл и к нему, то чувство, которое он испытывал, наблюдая на рассвете две недели назад, как она плыла. Представив себе ясно ее, темную воду, стекавшую с ее нагого тела, он внезапно ясно осознал, что не хочет ехать в Шотландию.
Как сможет он покинуть ее?
Тайна просветления, подумал он. Поэтичное название для реальной борьбы. У него был подписан контракт, он строил планы. Но он мог все это изменить, он понимал, что может. Поглощая обед вместе с дочерью и ее друзьями, он слушал и говорил сам, смеялся в ответ на шутки и, наконец, шел вместе со всеми через болотистые луга и вдоль дамбы к пляжу.
Они собрались – друзья и родственники – у линии прилива. Все смотрели на восток, на безмятежный пролив, ожидая чуда со всей верой. Это то, что можно обрести, думал Джек. Разве не чудесна вера в то, что наступит день, лето, восход луны. Вера в то, что он принял правильное решение относительно Шотландии. Задумавшись, он взглянул на Нелл.
Тайна жизни. Нелл уютно устроилась за его спиной на песке, и он обвил ее руками. Его дочь входила в первую тройку тайн просветления, вместе с полной луной.
И со Стиви Мур.
Глава 14
Замок выглядел неправдоподобным и в более обычное время – солнечным апрельским утром или, скажем, одним из тусклых ноябрьских вечеров. Но в восхитительные ночи, когда собиралась взойти июльская луна, замок казался совсем колдовским.
Стиви въехала на холм. Ночь была теплая, благоухала жимолостью и сосной. Припарковав машину, она направилась прямо к домику тети Аиды, но обернулась, услышав свое имя, прозвучавшее со стороны замка. Она увидела тетю, подающую ей сигнал с башенки. Стиви вынула из «бардачка» ручной фонарик и пошла.
Замок сильно пострадал от времени, но его былая грандиозность была несомненна. Дубовые балки, тяжелые, освинцованные окна, каменные полы. Стиви бывала здесь еще ребенком, когда тетя Аида только вышла замуж за Вэна. Она помнила, что была так счастлива, что может играть в настоящем замке. Похожее чувство возникло у нее и сейчас, и ей захотелось привести сюда Нелл, чтобы она увидела замок.
В башню вела винтовая лестница, каменный коридор был угнетающе темным и пропах плесенью, и свет ее фонарика вспугивал летучих мышей. Добравшись до верха, она прошла на балкон с резной балюстрадой и там встретилась с тетей. Здесь воздух был свежим, и вид на устье реки и против за вершинами деревьев были великолепны.
– А где Генри? – спросила она.
– Поехал в Ньюпорт, надеется повидать Дорин, – сказала тетя Аида.
– Он хоть сначала позвонил?
– Думаю, он этого не сделал. Он хочет посмотреть, что произойдет, если он внезапно появится у ее двери.
– Храбрый человек.
– Я не думаю, что из всего, что он видел на море и в сражениях, он чего-нибудь так боялся, как боится сейчас потерять Дорин. Самое печальное, что он сам довел себя до такого положения, и он это понимает.
Стиви кивнула. Она знала это чувство. Движимая собственными желаниями и страхами, она сама была архитектором множества несчастий, причиняемых самой себе и другим. Это ее мучило и сейчас. С одной стороны, ей хотелось остаться в Хаббард-Пойнте, надеясь, что она встретится с Нелл и Джеком. С другой – она боялась, что это будет еще хуже.
Они пристально смотрели на восток, в том направлении откуда должна была выйти луна. Солнце теперь полностью закатилось, и лес наполнили ночные звуки; цикады, зверьки, охотившиеся в кустарниках, крики козодоев с маршей Лавкрафта.
Тетя Аида сменила свою рабочую одежду на китайскую пижаму из черного шелка, но все равно от нее исходил запах олифы и масляной краски. Стиви любила этот запах и чувствовала себя с ним комфортнее.
– А ты? – спросила тетя Аида несколько минут спустя. – Почему ты здесь, со мной, вместо того чтобы быть со своими друзьями?
– Друзьями?
Тетя бросила снисходительную улыбку, означавшую, что она видит, что Стиви только изображает непонимание.
– Мужчина с маленькой дочерью. Как там их зовут?
– Джек и Нелл.
– Ах, да. А его сестру?
– Мэделин. Я ее видела. После нашей последней встречи я пригласила ее на побережье.
– Это ты правильно сделала.
– Да, я хотела это сделать, но у меня были сомнения. Она приехала, и у нас была очень хорошая встреча. До того момента, когда я ей сказала, что Джек и Нелл живут ниже по улице. Она страшно расстроилась и спешно уехала.
– У нее было большое потрясение, вот и все. Она немного подумает и вернется. Увидишь.
Стиви представила себе, как Мэделин уезжала из Хаббард-Пойнта, не оглядываясь назад, и подумала, что в данном случае тетя ошибается.
– В эти три недели я собираюсь не встречаться с этой семьей. Я хочу быть отшельницей.
– Сомневаюсь, что Нелл это одобрит, – сказала Аида.
– Нелл?
Аида кивнула:
– Она ведь была первой, кто начал эту игру.
– Придя ко мне домой, – сказала Стиви.
– И высказав свою точку зрения, дав знать тебе и своему отцу, как ей нужна ее тетя. – Старушка улыбнулась. – Я очень верю в любовь племянницы к своей тетке. И наоборот.
– Я тоже, – сказала Стиви, сжав ее руку и думая о том, что же делать ей с Нелл и ее семьей.
Они вышли вперед, облокотившись на каменный парапет и всматриваясь в восток. Свежий бриз всколыхнул листья вокруг них, охлаждая их лица. Холмы спокойно склонялись к проливу. Город был скрыт деревьями. Стиви услышала, как тетя вздохнула, и обернулась к ней.
– Что с тобой? – спросила она.
– О, со мной на этой неделе общался очередной застройщик, – сказала Аида. – Он хочет строить здесь отель и курорт и на условиях совместного управления предлагает превратить замок в конференц-центр.
– Я надеюсь, ты послала его куда следует?
Тетя помедлила, и Стиви увидела, что она прикусила губу.
– Я не сделала этого… пока.
– Но ведь собиралась?
– Налоги теперь так высоки, и налоговая служба прислала что-то насчет переоценки. Я слышала от Августы Ренвик, что ее налоги за этот год возросли вдвое! Я не могу себе позволить содержать замок так, как это было до сих пор. Меня беспокоит, что некоторые дети прокрадываются сюда и могут провалиться в трещины каменной кладки.
Стиви была ошеломлена. Впервые ее тетя серьезно отнеслась к предложению застройщика. Из купы деревьев раздался крик совы. Они слышали хлопанье ее крыльев, когда она пролетела над ними.
– Если ты согласишься на условия кондоминиума, – спросила Стиви, – куда же улетят совы?
Тетя попыталась улыбнуться.
– Это текст Стиви Мур, лауреата премии Калдекотта. «Куда же улетят совы»?
– Я серьезно, тетя, – сказала Стиви. – Ты ведь не можешь застроить склон. Тетя Аида?
– Это головоломка, – ответила тетя через минуту. – Потому что я не могу себе это позволить.
– Должен же быть способ достать деньги, – сказала Стиви. – Может, открыть замок для публики на один или два дня в неделю?
Тетя Аида печально улыбнулась:
– И зачем они будут сюда приходить? Посмотреть на романтичную, но совершенно бесполезную прихоть моего дорогого мужа?
– С каких пор ты стала верить в то, что романтичное бесполезно? – Стиви обняла ее. – Ты, тетя, последний из великих романтиков. Потому ты держишься за эту землю так долго, как только можешь. И Генри и я знаем, что для тебя было бы полезней жить круглый год во Флориде, но ты же не можешь покинуть это место… потому что оно напоминает тебе о дяде Вэне.
– Это так, – прошептала тетя, вытирая слезы. – Я и теперь ощущаю его здесь, рядом с собой. Если где-то и есть духи, то это тут.
Сердце Стиви болело, она думала о своей тете, которая любила так сильно, что жертвовала столь многим ради того, чтобы быть рядом с душой любимого.