Бейтмен предложил ему подождать до приземления в Сиднее. Если он не раздумает заявить о признании своей вины, то сможет это сделать в предписанном законом порядке. И в самом деле, по прибытии Брэдли тотчас написал признание, в котором сообщил следующее. Он прочитал в газете о большом выигрыше Бэзила Торна и решил похитить его сына ради получения выкупа. Несколько дней он наблюдал, каким образом Грэм добирается до школы, а утром 7 июля поставил свою машину на Веллингтон-стрит. Незадолго до приезда Филлис Смит он подошел к мальчику, сказал, что миссис Смит сегодня занята и что он отвезет Грэма в школу. Мальчик спокойно последовал за ним. Некоторое время он ехал по городу, остановился около телефона-автомата и позвонил Торнам, чтобы в первый раз потребовать 25 000 фунтов. Затем через портовый мост поехал домой. Тем временем его жена и дети уехали в Квинсленд, а упаковщики мебели должны были появиться с минуты на минуту. Поэтому он поставил машину в гараж и сказал Грэму, чтобы он на минуточку вышел. Затем он схватил мальчика, связал и сунул в багажник, чтобы рабочие его не увидели. Когда стемнело, он открыл багажник, желая вынуть Грэма, и увидел, что ребенок задохнулся. Тогда он завернул мальчика и отвез на то место, где его нашли 16 августа.
Брэдли подписал признание. Под каждым из вопросов, которые поставили перед ним и запротоколировали („Вы сами написали признание? Вы прочитали его? Вы написали свое признание по собственной воле? Вас предупредили, что вы не обязаны были писать признание и что оно может служить доказательством вашей вины? "), он поставил „да". Под вопросом „Вам угрожали или давали обещание, чтобы побудить вас написать это признание? " он написал „нет".
Бейтмен и Дойль приняли подобные меры предосторожности не случайно. Болтливость Брэдли внушала все большее недоверие к нему. Они подозревали, что своим признанием он лишь пытается избежать обвинения в убийстве, утверждая, что Грэм задохнулся по несчастной случайности и тем самым нарушил план возвращения его родителям. Однако пролом черепа ребенка уличал Брэдли во лжи, и можно было предположить, что он откажется от признания, как только узнает, что его надежда не оправдалась.
Когда же с 20 по 28 марта 1961 года в Центральном уголовном суде Сиднея рассматривалось его дело и ему предъявили обвинение в убийстве, то Брэдли заявил, что невиновен, и утверждал, что написал признание в паническом страхе. Он пытался вызвать сочувствие описанием истории своей жизни, которую ни при каких условиях проверить было невозможно. Это была история мальчика Иштвана Баранам, которого в тринадцать лет немцы приговорили к расстрелу, но он спасся, прыгнув в Тису. Затем он попадает в Италию. Но переживания в немецких тюрьмах оставили такой след, что каждая встреча с полицией, даже в 1960 году, приводила его в такой ужас, что он готов был подписать любое самое нелепое признание.
Если ему и верили, то вскоре он разбил эту веру холодным расчетом, с которым впоследствии оперировал ложью, отказом от данных им показаний и потерей памяти; он сам опроверг свой тезис о перенесенной душевной травме. Та часть его жизни, которую можно было проверить, т. е. с момента его появления в Австралии, разоблачала его, наконец, как человека, большие запросы которого стояли в противоречии с его трудолюбием. Погоня за деньгами и „признанием" вела его от одной экономической катастрофы к другой, пока сообщения в газетах о похищении Эрика Пежо не навели его на мысль последовать примеру похитителей и одним махом стать богачом. Его первая жена Ева, на которой он женился, эмигрировав в 1953 году в Мельбурн, погибла в автомобильной катастрофе, и Брэдли унаследовал ее имущество, в том числе дом. Обстоятельства ее смерти были так же не понятны, как и причина пожара хорошо застрахованного пансионата, который Брэдли содержал с 1956 по 1959 год и привел на грань банкротства.
29 марта 1961 года суд признал Брэдли виновным, и судья Кленси приговорил его к пожизненному заключению в каторжной тюрьме.
Так завершилось самое, может быть, сенсационное дело в истории австралийской криминалистики. И не случайно было появление в печати работы о возможностях использования ботанических знаний в криминалистических целях, которую спустя пять лет после завершения дела Брэдли опубликовал сержант уголовной полиции Ф. Б. Кокс из научного бюро южноавстралийской полиции в Аделаиде. Приведенные им примеры затрагивают случаи воровства, взлома, ограблений сейфов и доказывают значение ботанического исследования следов в повседневной криминалистической работе. Одновременно он требовал объединения криминалистического и ботанического исследования в международном масштабе.
10
Успех в области криминалистики, выпавший на долю швейцарского ученого, доктора Макса Фрей-Зульцера в пятидесятых годах, явился поистине личной карьерой, что в эпоху коллективного труда случается все реже и реже. Однажды он сам сказал, что „попал в вакуум, который царил в Швейцарии в области криминалистики. Главной причиной его успехов явились несомненное дарование в области микроскопических исследований, незаурядный ум и интуиция.
Фрей-Зульцер, родившийся в 1913 году в Цюрихе, с 1931 года изучал в своем родном городе естественные науки и с самого начала проявлял интерес к микроскопии. Он занимался каждой естественнонаучной областью знаний, в которой хоть какую-нибудь роль играла микроскопия: химией, минералогией, зоологией, патологией и гистологией, а в Высшей технической школе изучал фотографию. Затем он преподавал биологию в одном высшем учебном заведении в Цюрихе. Но эта деятельность не вполне удовлетворяла его, так как не предоставляла ему достаточно возможностей для утоления страсти к микроскопии. В школе медико-технического персонала он преподавал микроскопию и просил практиканток приносить микроскопические препараты тканей больных с редкими видами заболеваний. Он стал специалистом в серологии и бактериологии, вел курс микроскопии на вечернем факультете цюрихской Высшей школы. В 1949 году он вошел в контакт с отделом полиции города Цюриха.
Среди слушателей Фрей-Зульцера находились два вахмистра службы дознания — единственной, которая в то время занималась исследованиями следов. Прослушав несколько лекций, они спросили своего преподавателя, нельзя ли применить микроскопию при исследовании мельчайших следов. Вскоре Фрей-Зульцер получил приглашение к Фрю, коменданту городской полиции тех лет, считавшему необходимым использовать современные средства борьбы с растущей преступностью. Он предложил Фрей-Зульцеру организовать спецкурс для служащих уголовной полиции. Преподаватель без колебаний принял предложение и стал два раза в неделю вести занятия с сотрудниками службы дознания. Однажды они явились с вещественными доказательствами, приобщенными к уголовному делу, из которого следовало, что преступник проник в дом через окно. На раме разбитого окна невооруженным глазом следов обнаружить не удалось. Но сотрудники полиции предполагали, что от одежды преступника на раме должны остаться частицы волокон, поэтому они принесли костюм подозреваемого. Фрей-Зульцер показал им скопление большого числа микроскопических частиц волокон с одежды подозреваемого на тех местах рамы, куда, должно быть, садился преступник. Среди них были красные, зеленые и сине-зеленые кусочки волокон, некоторые из которых имели только 0, 05 миллиметра длины. Такие же волокна входили в состав ткани брюк подозреваемого.
Теперь занятия делились на две фазы: один час Фрей-Зульцер преподавал микроскопию, а на втором — сотрудники полиции выкладывали перед ним вещественные доказательства дел предыдущей недели: воровства, взломов, несчастных случаев на транспорте. Уроки превратились в консультации при городской полиции. Два раза в неделю Фрей-Зульцер появлялся в здании полиции на Вокзальной набережной, чтобы исследовать вещественные доказательства в поисках следов. Параллельно с этой деятельностью Фрей-Зульцер продолжал свою работу в качестве преподавателя, но каникулы использовал для посещения европейских полицейских лабораторий, возобновивших свою работу по окончании войны. Там представляющий молодое поколение ученых Фрей-Зульцер принял эстафету от еще живых пионеров криминалистической науки. Он посетил Августа Брюнинга в Мюнстере (Вестфалия), где семидесятитрехлетний ученый читал лекции по естественнонаучной криминалистике на государственно-правовом факультете. С тех пор как Брюнинг переехал из Берлина в Западную Германию, он лишился возможности производить практические лабораторные исследования и его лекции опирались, в основном, на опыт прежних лет. Лучше обстояли дела у Локара, имевшего свою лабораторию. Фрей-Зульцер вернулся с мнением, что послевоенному миру с его техническим прогрессом нужны более тонкие криминалистические методы, чем методы Локара или Брюнинга. Тысячи следов бесследно просачиваются сквозь сеть применяемых методов, и нужно разработать более надежные методы их сохранности и исследования. Эта задача так увлекла Фрей-Зульцера, что в 1950 году он принял предложение коменданта Фрю поступить на службу в полицию. Чердачные помещения полицейских зданий были излюбленным местом для полицейских лабораторий. Фрей-Зульцер тоже начал свою деятельность в таком помещении на Вокзальной набережной. Никто тогда и не подозревал, что через пятнадцать лет он будет возглавлять одну из самых лучших лабораторий мира по криминалистическому исследованию следов. Стремительный рост его авторитета начался в 1951 году, когда Фрей-Зульцер опубликовал столь же простой, сколь и гениальный метод сохранения невидимых микроскопических следов на месте преступления. С двадцатых годов нашего столетия поиск микроследов на месте преступления, одежде или вещах подозрево- емого производили по традиции с лупой в руках или специальным пылесосом. Как в любой методике, со временем здесь обнаружились свои недостатки и несовершенства. С помощью лупы ученые хотя и находили много микроследов, но многое все же ускользало от них. Так как обследование мест преступлений непосредственно самими учеными оставалось недосягаемой целью, то изучение следов имело много пробелов. Многие полицейские служащие не умели в 1950 году обеспечить сохранность следов. Редко кто из них имел понятие о „мире микроскопически малых вещей".