Главная редакция восточной литературы
ББК 26.8 г П90
Ответственный редактор Г. М. БАУЭР
Путинцева Т. А. Следы ведут в пески Аравии. 2-е изд. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986. 286 с. с ил.
(g) Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1984.
(§) Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986.
Часть перваяНибур
Книги Нибура — не занимательное чтение, поэтому широкого круга читателей они не обрели. Зато европейские ученые получили в них массу ценнейших сведений об арабском мире — о его истории, сельском хозяйстве, природных условиях, религии, торговле, ремеслах, нравах и быте. Подробнейшие карты, и среди них первые в мире карты восточной части Красного моря, планы городов и селений, метеорологические сводки, сравнительные таблицы арабских почерков, куфических текстов, египетских иероглифов и древнеперсидской клинописи, заметки по геологии, результаты астрономических измерений — все это дополняло его повествование.
История, которую нам с вами предстоит пережить, уважаемый читатель, началась в середине XVIII века за тысячи и тысячи километров от Аравии — в старинном городе Геттингене, расположенном в северо-западной части Германии. В средние века Геттинген входил в Ганзейский союз и вел широкую торговлю, теперь же о его былом значении напоминала лишь большая рыночная площадь со старой ратушей, построенной в XIV веке, да множество, не по масштабу города, церквей. Узкие улочки с островерхими готическими домами сразу переходили в поля, привольно раскинувшиеся у подножия горы Гайнсберг в долине реки Лейне.
Однако с недавних пор скромный Геттинген как бы начал переживать второе рождение. На этот раз подъем города был связан не с деятельностью торговых корпораций, а с основанием в 1737 году университета, быстро занявшего важное место в культурной жизни Германии. В стенах университета собрались крупнейшие ученые. В город потянулась молодежь. Прошло совсем немного времени, и Геттингенский университет стал для немецкой пауки, прежде всего для математики и естествознания, таким же ведущим центром, как Веймар для искусства и Йена для философии. Именно поэтому при организации научных экспедиций без участия Геттингена было трудно обойтись. Вот и сейчас…
Стояло лето 1758 года.
Двадцатипятилетний Карстен Нибур стремительно шагал по извилистым геттингенским улицам.
«Это невероятно, это мне просто снится! — думал он. — Да разве я способен на такое? Хватит ли у меня сил? Но как можно отказаться! Я, простой деревенский парень, мечтавший как о великом благе о месте сельского землемера, вдруг получил предложение, открывающее передо мной неведомый мир — легендарную Аравию. Как же это случилось?»
У Карстена плотная, кряжистая фигура, широкие плечи, твердая походка, ясный, внимательный взгляд умных глаз. Он всегда так уверен в себе, так рассудителен и спокоен. А сейчас? Он никого не видит по сторонам, размахивает руками, губы его шевелятся, словно он не в силах в молчании переживать то, что происходит с ним.
Только что к. нему приходил университетский профессор мате-матики и физики Абрагам Гёттгельф Кестнер и задал неожиданный вопрос:
— Не хотите ли поехать в Аравию?
— Почему бы не поехать, если за это кто-нибудь заплатит, — шутливо ответил Нибур.
— Платить будет король Дании Фредерик Пятый, — сказал Кестнер. — А вам придется там изрядно поработать.
Это было похоже на шутку, но Кестнер выглядел достаточно серьезно. Да и странно было бы ему утруждать себя лишь для того, чтобы пошутить. Веселость Нибура как рукой сняло.
— В Аравии? А что я там буду делать? — спросил он, сдерживая волнение.
— Нам необходим математик. В ваших способностях мы уверены. И вам дают почти два года на подготовку. Решайтесь. Ответ дадите ровно через педелю.
И Кестнер ушел.
Такого разговора Нибур никак не ожидал. Еще дали неделю на раздумье. О чем тут думать! А вместе с тем сколько для этой поездки потребуется знаний! Но он верил в свой характер, свое упорство, свое трудолюбие. Ему вспомнилось детство, трудное, безрадостное. Маленькая деревня Людингворт в Ганноверском курфюршестве, где он родился 17 марта 1733 года. Отец, как и все в его роду, был крестьянином. Шести лет Карстен потерял мать, рос у мачехи, как сорняк в поле, никакого воспитания не получил. Но, странным образом, неизвестно откуда у него возникла тяга к знаниям, к образованию. Отец не протестовал, хотя это и противоречило традиционному укладу скромных местных жителей, и отдал сына в латинскую школу сначала в Оттерндорфе, затем в Альтенбрухе. Однако вскоре отец умер, и опекун Карстена, дядя со стороны матери, забрал его в деревню. Дяде нужен был батрак, а интерес к науке он считал баловством и глупостью. Юноша вынужден был подчиниться воле дяди, от которого зависел, но примириться с бездуховностью жизни, ему уготованной, не мог. Он научился играть на нескольких музыкальных инструментах и твердо решил стать органистом. Но реального пути к этому не видел. И лишь случай открыл ему дорогу к образованию. Однажды в деревне возникла тяжба о границах одного земельного участка. Решить дело могло лишь точное измерение, но ни в Людингворте, ни в ближайших деревнях землемера по нашлось. Так и кончилась тяжба ничем. И тогда Карстен решительно настоял на том, чтобы именно его послали учиться на землемера. А было ему в это время уже 22 года.
Для начала он отправился в Бремен; ему дали адрес человека, у которого можно было научиться практической геометрии, но тот умер. Тогда Карстен переехал в Гамбург. Когда же выяснилось, что ни в одно учебное заведение он по возрасту там поступить не может, он, несмотря на нищенские средства, начал заниматься у частного учителя геологией и математикой. Однако никакой учитель не мог дать Нибуру тех знаний, к которым юноша стремился. Поэтому он сам стал изучать астрономию, географию, историю, филологию, латинский язык. Нет ничего удивительного в том, что рамки частных занятий вскоре стали ему тесны, и в 1757 году он переезжает в Геттинген и поступает на инженерный факультет университета, проявив незаурядные математические способности. Талантливость и научная одержимость юноши не могли не вызвать к нему интерес у математиков Геттингена. Сам Нибур к своим способностям относился весьма критически, и прилежно осваивал технику топографической съемки, продолжая по-прежнему рассчитывать лишь на скромное место землемера в родной деревушке или, если повезет, картографа в ганноверском инженерном корпусе.
И вдруг такой поворот в судьбе! Человек от природы любознательный, он любил, конечно, читать об исследованиях неведомых земель — кто этим не увлекался в юношестве. Но в путешественниках, первооткрывателях ему всегда чудился авантюризм, на который он, Нибур, никак не был способен.
Карстен остановился и перевел дух. «Где я? — оглянулся он по сторонам. — Куда забрел?»
Он не заметил, как оказался среди лесистых холмов. Над ним радостно сияла голубизна неба. Здесь, за городом, легче дышалось, лучше думалось.
Карстену вспомнились строки Фридриха Клопштока — поэта, увлечение которым охватило в эти годы всю германскую молодежь:
Когда несется с луга
Весенний аромат,
Лесные песни громко
В привет цветам звучат.
Как хороша природа,
Тогда лишь познает
Бедняк, что на свободе
Среди полей живет.
Весна сотрет морщины
Со старого лица,
А юноше приносит
Веселье без конца…
Они успокоили его. К нему вернулась уверенность в себе. Разве он не привык жить, не зная, что принесет завтрашний день? Ему ли бояться неизвестности? «Не пропаду. Справлюсь. Не отступлю». Приняв наконец решение, он облегченно вздохнул.
Нибур не знал в тот момент, какая редкостная судьба ему уготована. Не знал он и о хитросплетении идей, замыслов и интересов, породивших эту необычайную экспедицию.
Аравия издавна привлекала внимание европейцев. О таинственном полуострове, родине ислама, быстро вставшего в один ряд с основными религиями мира и ревниво оберегавшего свои священные места от проникновения иноверцев, в просвещенной Евроне не было известно почти ничего. Рост интереса к Аравии в это время стимулировался не только любопытством или научными целями, но и задачами миссионерской пропаганды, и необходимостью установить с Востоком торговые и дипломатические отношения, и не лишенным корысти вниманием к его природным богатствам. Французские суда из Сен-Мало, побывавшие в 1708–1710 годах в аравийской Мохе, привезли весть о тамошнем высокосортном кофе. Дания, усиленно расширяя свои политические и торговые связи, рассчитывала поближе познакомиться с одним из возможных партнеров. Во всем, что касалось внутренней и внешней политики страны, король Фредерик V руководствовался советами своего министра иностранных дел графа Иоганна Гартвига Эрнста фон Бернсторфа, питавшего особую склонность к наукам и искусствам. Так, в годы правления Фредерика V в Данию были привлечены многие немецкие и французские ученые и писатели, в Копенгагене создана Академия изобразительного искусства. Бернсторф был другом Клопштока, который жил в Дании в 1758–1770 годах, получая королевскую пенсию, и создал там немало прекрасных произведений. Свою знаменитую «Мессиаду» Клопшток посвятил Фредерику V.
Когда в 1755 году граф фон Бернсторф получил от короля задание отправить исследовательскую экспедицию в Аравию, он постарался придать ей максимально научный характер. Счастливые идеи нередко совпадают. Почти одновременно мысль о такой экспедиции возникла и у известного ориенталиста профессора Иоганна Давида Михаэлиса. Он был одним из инициаторов создания, а долгое время и руководителем геттингенской Академии наук, автором работ по теологии и фольклору, заслуживших признание ученых Европы. По его мнению, дальнейшее развитие науки не могло происходить без знания Арабского Востока, в частности Аравийского полуострова, где европейцы почти не бывали. Знание арабского языка могло послужить уточнению и расшифровке многих названий, встречающихся почти во всех областях науки — от географии и естествознания до библеистики. Требовалось также изучение его диалектов, из которых йеменский, например, вовсе не был известен в Европе. Сам Михаэлис именно в это время занимался анализом языка Библии.