И вскоре все легли спать, так и не прочитав молитвы.
В другой вечер Зеетцен наслушался всяких кровавых историй. Бедуины ненавидят турецких правителей и пользуются любой возможностью досадить прислужникам паши Дамаска, а то и попросту убить их. Когда через их территорию проходит караван паломников, для этого представляется самый удобный случай. Ограбить караван — не главное, важнее вступить в бой с турецкой охраной и победить. Об этом можно потом целый год разглагольствовать во всех шатрах как о героическом подвиге, достойном восхваления. Рассказывали и о нападениях на простых людей, но вот, как ни странно, богатых купцов они не трогают. Купцы связаны с городом, бедуинам же связь с городом необходима — купить, продать. Зачем же портить отношения?
Бывало, что за ночлег требовали деньги или подарок, а в одном селении они даже не успели добраться до шатра и вкусить бедуинского гостеприимства, как у Зеетцена отняли абайю.
— Какой же ты шейх? — кричал обозленный Зеетцен Ахмеду. — Никакой власти у тебя нет! Никто тебя и не знает.
Ахмед пытался догнать грабителей, но те успели скрыться.
На берегах речки Манджеб, текущей с ленивой медлительностью, границы Османской империи заканчивались. Далее шла пустыня. К ужасу Зеетцена, Ахмед именно здесь отказался идти дальше. Неужели повторится прежняя история с утомительными и бесплодными поисками проводников?
— Как же, Ахмед? Ты же обещал!
— Обещал, обещал, а теперь хочу вернуться.
— За что же я тебе деньги буду платить?
— Много прошли, ты вон сколько камней себе набрал. За это и заплатишь, — угрюмо заявил Ахмед.
— Но это же не все. И так, вместо того чтобы лекарственные травы собирать, мы сколько зря по горам лазили.
— Горы стоят, их не раздвинешь, вот и лазили. Ты там камни тоже собирал. Тебе нужно, значит, не зря.
— Стоило для этого Иордан переплывать! Если бы я знал, я другого бы шейха нашел, — применил Зеетцен испытанный прием. — Ведь я больше сюда не вернусь. Я теперь на Сипай пойду.
Ахмед молчал и уныло смотрел на небо. Зеетцен твердо решил не отступать и, если Ахмед его бросит, продолжать путь один.
— Ты недоволен мной? — неожиданно мягко спросил Ахмед.
— Конечно. Как же я могу быть доволен, когда ты меня обманул и все мои замыслы разрушил.
— Ты меня не ругай, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты был мной доволен, — сказал Ахмед.
Но это вовсе не значило, что он отказался от своего намерения. В ближайшем же селении он нашел Зеетцену другого проводника — совсем молодого парня из племени бени хамид. Он звал его Мухаббаль. Только это было, видимо, не имя, а кличка, потому что по-арабски "мухаббаль" означает "дурачок".
— Знаешь ли ты, что такое быть проводником? — экзаменовал Ахмед Мухаббаля.
— Не беспокойся, знаю.
— Это значит, ты должен идти неотступно рядом с франком, указывать ему дорогу, находить ночлег, готовить еду и охранять его, — не унимался Ахмед. — Аллах тебе этого не забудет. Только ты не сердись, друг, — обратился он к Зеетцену, — лошадь-то я у тебя заберу, а то вдруг на вас кто-нибудь нападет и ограбит. Ступайте пешком. Да, и часы свои отдай мне. А то, пожалуй, их у тебя отнимут по дороге. На обратном пути увидимся — отдам.
Зеетцен безропотно снял часы с руки.
Ахмед надел часы Зеетцена, забрал лошадь с частью поклажи и быстро удалился. Зеетцен ничего не понимал. Но отступать было поздно. Мухаббаль так Мухаббаль — делать нечего. И Ахмед оказался прав: первый же встречный бедуин залез в их мешок и отнял часть провианта. Мухаббаль бросился наутек, но потом вспомнил, что ему поручено охранять чужестранца, и вернулся.
Дальше он бежал вприпрыжку, не обращая ровно никакого внимания на своего подопечного.
— Мухаббаль! — звал его Зеетцен. — Что это за ямки?
— Мыши, — отвечал тот, не оборачиваясь.
— Какие мыши?
— Обыкновенные! Земляные! Те, которых мы едим! — кричал Мухаббаль.
Даже Мухаббаль мог сообщить цепные сведения в этом странном мире. И все-таки, когда этого глупого и беспечного мальчишку сменил его старшин брат Махджуб, Зеетцен был искренне рад.
С Махджубом добрались до устья вади Карак. Здесь суша вдавалась в море и образовывала полуостров, не обозначенный на карте. Полуостров невелик — Зеетцен обошел его весь, — но очень зелен. На этом клочке земли растет и пшеница, и ячмень, и табак, и дурра, и мимоза, и тамариск. Оказывается, не все берега Мертвого моря безжизненны, как привыкли считать в Европе.
Зеетцен поднялся на прибрежную скалу. Напротив, на другой стороне Мертвого моря, высился хребет Айн-Джидди, где он побывал месяц назад, когда путешествовал по западному берегу. Зеетцен почувствовал удовлетворение от пройденного пути. Больше у Мертвого моря нет никаких тайн. Он действительно обошел вокруг него. Герцог Готы получит не только точные сведения об этой загадочной впадине, но и коллекцию ее флоры. Пора было возвращаться в Иерусалим.
Махджуб передал его следующему проводнику — симпатичному бедуину из племени бени адван. Зеетцен случайно услышал, как Махджуб давал тому наставления: "Следи за ним, не спуская глаз, а то. говорят, он колдун, может мгновенно превратиться в невидимку и исчезнуть". Так вот почему славный Махджуб не оставлял его одного ни на секунду!
Вскоре они наткнулись на Ахмеда. Оказывается, тот встретил друзей и охотился с ними на газелей, которых здесь множество. А закончив охоту, кому-то продал ружье. С ним Зеетцен почувствовал себя увереннее и спокойнее.
Ахмед тотчас же вручил Зеетцену его часы. Увы, они больше не шли. Вероятно, молодой шейх не преминул похвалиться часами перед знакомыми бедуинами и, не умея обращаться с ними, сломал. Зато с прежней любезностью предоставил уставшему Зеетцену свою лошадь.
Разговорились об охоте в здешних краях. Помимо газелей Зеетцен видел барсуков, горных коз. Часто над ним кружились голуби, рябки, перепела, пустынные куропатки. Ахмед не без гордости рассказывал, что не раз его добычей были волки и гиены. Зеетцен вспомнил, как ночевал под открытым небом, и содрогнулся.
Путь нашего героя вокруг Мертвого моря благополучно завершился. В последний момент Зеетцен вдруг задумал окунуться в его воды. Плавать он не умел, но ведь предание гласит, что в этом море не тонут. Ему пришла на память полулегендарная история, как однажды римский император, то ли Веспасиан, то ли Тит, приказал утопить в Мертвом море нескольких рабов, закованных в цепи. Но в этой жидкости, похожей скорее на смолу, чем на воду, утонуть невозможно, и рабы остались живы.
— Правда, Ахмед, что в этом море не тонут? — спросил он. — Я хочу искупаться в нем.
— Сохрани тебя Аллах! — вскрикнул Ахмед. — Здесь только что захлебнулся и чуть не погиб шейх Махмуд, а какой он отличный пловец!
Ну вот, развенчан и еще один миф.
Бедуины, встретившие их у ручья Нахр-эс-Сем, сообщили, что вода в Иордане спала и там сейчас идет большая переправа. Зеетцен и Ахмед поспешили к реке, и перед ними открылось оригинальное зрелище. С одного берега на другой переправлялся караван, состоявший из сотен верблюдов и лошадей. Мужчины переходили через реку, держа вещи и детей на головах. Над водой стояли крик, ругань, ржание лошадей. Женщины в страхе перед быстрым течением и холодной водой, как безумные, вопили:
— Брат! Брат, спаси! Молю тебя! Я тону! Ой, погибаю! Аллах милостивый, сохрани меня, не наказывай!
Приятно было снова очутиться в шатре Ахмеда. Фудда радушно встретила Зеетцена, накормила его густой похлебкой из дробленой пшеницы и долго наказывала мужу, что он должен купить для дома и для детей на деньги, которые получит в Иерусалиме от франка.
Долина около Иерихона выглядела сейчас много веселее: приближалась весна. Посреди стада Зеетцен вдруг увидел пастуха, играющего на дудочке. Такого здесь еще не бывало! "Уж не снится ли мне далекая родина?" — подумал Зеетцен с грустью. Пастух еще долго тянул свою заунывную мелодию — вековечную песнь единения человека с природой.
2 февраля 1807 года Зеетцен вернулся в Иерусалим. Ахмед не мог вместе с ним войти во францисканский монастырь. Когда-то монахи поймали здесь его отца и потребовали у него все деньги, полученные с паломников. У старого шейха денег не оказалось, и тогда его заковали в цепи, а выпустили только по настоянию греческого патриарха. Поэтому обещанное вознаграждение, которое составило сумму в 172 пиастра, Зеетцену пришлось выносить за монастырскую ограду. Они расстались друзьями. Ахмед был доволен полученными деньгами, Зеетцен счастлив, что остался жив. "Впрочем, как бы они могли убить такого доброго, искреннего, сердечного европейца?" — записал он в своем дневнике.
Каковы же результаты этого путешествия? Зеетцен создал первую карту Мертвого моря, исследовал источники, питающие его, изучил свойства морской воды, определил концентрацию в ней соли и подробно описал оказавшиеся чрезвычайно богатыми флору и фауну этого до сих пор совсем неизвестного района. В результате распространенные в Европе басни о Мертвом море были развенчаны навсегда.
Значительную часть своих научных богатств Зеетцен запаковал в ящики и при содействии прокуратора францисканского монастыря отослал с оказией фон Цаху. Остальные его вещи и бумаги монахи переправили в Каир, где он собирался сделать следующую большую остановку. В благодарность за оказию прокуратор попросил Зеетцена прислать ему камень из монастыря святой Екатерины, ибо Зеетцен собирался идти в Египет именно через Синайский полуостров.
20 февраля 1807 года в Иерусалим пришло известие о начале русско-турецкой войны. Действовавший с 1799 года союзный договор между Россией и Турцией, направленный против французской агрессии на Ближнем Востоке, Турция расторгла под влиянием наполеоновской дипломатии, которая сулила ей Крым и Грузию. Зеетцен взволновался чрезвычайно. Ведь по всем бумагам он российский подданный! Паспорт для проезда по арабским вилайетам Османской империи выдавал ему в Дамаске турецкий паша. Все остальные бумаги уже на пути в Египет. Сможет ли он теперь сам туда поехать? И как оставаться в Иерусалиме? Ведь город принадлежит туркам! Францисканцы смотрели на него с удивлением. Неужели этот смешной европеец думает, будто кому-нибудь интересны его бумаги? Бедуины, перед тем как ограбить или убить, паспорта не спрашивают, а турецкие таможенники, право же, не придают большого значения тому, чей ты подданный. В этих краях многие вообще не слышали о том, что с кем-то идет война. Недалеко египетская граница, а в Египте турки безвластны.