Следы ведут в пески Аравии (второе издание) — страница 48 из 74

Поиски проводника на этот раз не отняли много времени. Сопровождать Зеетцена на Синай вызвались ремесленник Антун и его друг Фаваз. Антун, хоть и был всего лишь сапожником и мастером по изготовлению четок, знал грамоту и в Иерусалиме охотно помогал Зеетцену во время астрономических измерений. Так что тот вполне мог на него положиться. Он даже доверил ему свои драгоценные астрономические приборы, которые далеко не всегда рисковал брать с собой.

13 марта, навьючив двух верблюдов, они вышли из Иерусалима. Первая остановка — в Эль-Халиле, библейском Хевроне. Зеетцен однажды уже был здесь и потому не счел нужным прятаться и тем более скрывать свои занятия. Однако едва он показался на улице, как жители окружили его и, тыча в него пальцами, подняли неимоверный крик:

— Смотрите, франк! Христианин! Зачем он пришел сюда? Куда идет?

Кто-то вырвал у него из рук мешок и в ужасе обнаружил в нем убитых змей и ящериц, которых Антун наловил для Зеетцена по дороге. А бумага? Зачем этот "неверный" что-то записывает? Зеетцену пришлось прибегнуть к помощи властей. Шейх Эль-Халиля Абдаллах Баддар и кади в присутствии толпы подвергли ученого обстоятельному допросу.

— Откуда ты пришел к нам, чужестранец? — спросил кади. Он был тих, вежлив, и это приятно контрастировало с бушующей толпой.

Антун, желая выгородить своего хозяина, выскочил вперед и закричал:

— Англичанин он! Ученый! Никому от него никакого вреда!

Но тут кади, надев очки, прочел вслух фирман паши, в котором черным по белому было написано, что Зеетцен — подданный России, а прибыл из Германии.

Толпа взревела:

— Молчи, предатель! Пусть гром небесный обрушится на тебя, твоего отца и твоих детей! Они врут оба!

Шейх Абдаллах потребовал показать вещи, и первое, что все увидели, были диковинные приборы и инструменты.

— Колдун! Исчадие ада! — ревела толпа.

Аптун опять выскочил вперед и закричал:

— Да врач он! Врач! Ученый!

Кто-то схватил его за шиворот и уволок в сторону. Видимо, решив, что полдела сделано, толпа притихла. Зеетцен, переведя дух, вгляделся в лица людей. Откуда такая ненависть? За время общения с бедуинами из племени бени хатем он отвык бояться. И вдруг он увидел того человека, у которого останавливался в Хевроне в прошлый раз. Лицо араба светилось злобным торжеством. "Так вот в чем дело! — подумал Зеетцен. — Он не мог простить, что не его я взял себе в проводники. Это он все подстроил. Какая низость!" Вместе с тем мысль о том, что лишь один человек оказался способен на подлую месть, успокоила его.

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного, все бумаги в порядке, — вдруг громко объявил кади.

Шейх Абдаллах подозвал к себе другого шейха, Сиббена, видимо младшего по рангу, а всем остальным велел разойтись.

— Этот франк, согласно фирману, носит арабское имя Муса аль-Хаким, — сказал шейх. — И по нашим землям его ведет любознательность. Поэтому ты будешь сопровождать его до монастыря святой Екатерины, что на Синае. Из проводников его возьмешь лишь одного — того, что потише и поразумнее, а верблюдов и погонщиков получишь у меня. Поклянись, что доставишь его туда целым и невредимым.

Шейх Сиббен вздрогнул от неожиданности, но, мгновенно оправившись, произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Иншалла! Клянусь, что провожу Мусу до южной границы земли нашей и буду блюсти его интересы и охранять его жизнь, да будет благословен Аллах!

После этого Зеетцену уже нечего было бояться и не о чем заботиться, и он мог себе позволить спокойно поездить с Антуном по окрестностям Хеврона. О развалинах, расположенных к югу от города, местные бедуины рассказывали немало. Вади-Муса, гора Шарах, гора Гарун — еще Страбон писал о том, что в этих местах находилась некая "царская обитель". Да, здесь есть что исследовать! Но у Зеетцена мало времени, и он пишет для "Ежемесячной корреспонденции" небольшую заметку — пусть европейцы, которые позднее попадут в район Вади-Муса, найдут возможность внимательно его осмотреть.

А тем временем шейх Сиббен вместе с Фавазом подготовили провизию — муку, лук, хлеб, масло, сыр, инжир, наполнили бурдюки виноградным соком и водой, запаслись бумагой для записей и для сушки растений. Погрузив все это на двух верблюдов, 27 марта наши путешественники тронулись в путь.

Через Синайский полуостров проходит много караванов. Зеетцен и его спутники нередко примыкали к ним, но к контактам он не стремился — его больше устраивало безлюдье. Лишь издали он наблюдал, как здороваются местные бедуины: сначала они касаются друг друга лбами, потом руками, а затем дважды издают странный звук, похожий то ли на громкое чмоканье, то ли на чавканье. Одеваются бедуины Каменистой Аравии в длинную белую рубаху, перетянутую широким кожаным поясом, поверх нее накидывают черную абайю. Голову повязывают белым или красным шарфом. Через плечо у них часто перекинут узкий голубой платок. Ноги босы или в сандалиях. У всех из-за пояса торчит кривой кинжал, у некоторых — еще и сабля. Ни копья, ни лука со стрелами Зеетцен здесь не видел ни у кого, а вот фитильные ружья встречались. Передвигаются все бедуины на верблюдах.

Миновав селение Бир-эс-Себа, вступили в пустыню Эт-Тих. Прямых трон здесь почти не было. Дорога петляла то в обход колючих кустарников, то меж гранитных утесов. Некоторые ущелья были так узки и глубоки, что в них не проникало солнце. Труднее всего было преодолевать крутизну гор. Проводник смело ступал босыми ногами по острым камням, а Зеетцен все время боялся сорваться. Спутники пугали его тем, что высоко в горах лежит снег. Но когда поднялись, обнаружили лишь сплошной туман. Это было досадно, потому что в ясную погоду отсюда, вероятно, открывается прекрасная панорама.

На вершине горы святой Екатерины — маленькая часовня. Пока Зеетцен собирал образцы горных пород, проводники искали следы ног святой Екатерины, которые здесь, согласно легенде, сохранились. Но как ни доказывал Фаваз, что он ясно видит отпечаток не только ноги, но и всего тела святой, Зеетцен не мог рассмотреть абсолютно ничего. "Вот доказательство того, что вера способна даже на большее, чем двигать горы!" — рассмеялся он беззвучно. Ну а отпечаток ноги святой Екатерины еще более развеселил Зеетцена. "Поистине это утверждение не что иное, как клевета на прекрасный пол, — подумал он. — Ведь тогда получается, что у святой ножка покрупнее, чем у здоровенного мужчины".

Следы, оставленные на камнях святыми, здесь были в моде. На следующий день ему показали камень с углублением от спины Моисея, а потом еще один — тот, по которому Моисей якобы ударил посохом и извлек воду, чтобы напоить жаждующий народ. Зеетцена все это забавляло, но вот сам камень его заинтересовал: глыба темно-красного гранита неопределенной формы, много крупнее, чем все остальные. Два с половиной клифтера [28] в длину, полтора в ширину и столько же в высоту. Длинная сторона обращена к монастырю святой Екатерины, по ней сверху вниз чуть наискось идет большая щель, от которой по поверхности камня разбегаются маленькие трещины. В них бедуины засовывают траву, веря, что потом эта трава излечит их скот от болезней.

Библейские сказания в этих местах одеваются плотью. Так, Зеетцен нашел реальное объяснение манне небесной. Это вполне натуральный продукт — сладкая корочка, которую бедуины собирают с кустов тамариска. Они смешивают ее с мукой и употребляют как лакомство. Ее арабское название даже по созвучию близко библейскому — аль-манн. Иногда бедуины дарят "манну" монахам из монастыря святой Екатерины — им она заменяет мед.

А вот и сам монастырь, уже знакомый нам по путешествию Карстена Нибура.

Ко времени египетской экспедиции Бонапарта одна из стен рухнула от древности, но генерал Клебер возвел ее заново на собственные средства. Синайский епископ, славившийся своей ученостью, долгое время жил в Каире, теперь он на Кипре, а в монастыре, как ни странно, он ни разу не был — быть может, именно потому, что его посещение, требующее торжественного открытия ворот, дорого бы обошлось монастырю: бедуины требуют за это большую дань.

Как мы помним, Карстену Нибуру не удалось проникнуть внутрь. Сейчас обстановка здесь несколько улучшилась. Во всяком случае, из отверстия, через которое монахи спускают на веревке бедуинам, охраняющим монастырь, хлеб и кофе, выглянул толмач. По первому взгляду он решил, что это арабы, и пускать их в монастырь категорически отказался. Когда же он услышал, что один из них — европеец, идущий из Иерусалима, он потребовал бумагу от греческого епископа, которой у Зеетцена не было. Вместо нее наш путешественник послал вверх на веревке свой паспорт и письма от паши Дамаска и паши Акко. Но и это не помогло, так как монастырь не зависит от турецких властей, он подчинен лишь патриарху Иерусалимскому. Лишь после того как в переговоры вступил шейх Сиббен, над Зеетценом наконец смилостивились и подняли в корзине наверх. Самого же шейха и Фаваза отослали жить к бедуинам, раскинувшим свои шатры неподалеку.

Настоятель монастыря Гардиан гостеприимно встретил Зеетцена, отвел ему келью и приставил монаха для услуг. После унылой бесприютности песков и скал Зеетцен получил приятную возможность отдыхать и работать.

Прежде всего он подробно записал свой путь по Синайскому полуострову, естественнонаучные наблюдения, астрономические измерения, на основании которых исправил астрономические выкладки Лаланда, который утверждал, что Северный тропик, или тропик Рака, проходит через Синай. По данным Зеетцена, тропик находился на шесть градусов южнее. Затем составил точный список всех бедуинских племен, населяющих полуостров. И, наконец, описал быт монастыря, попасть в который люди стремятся, несмотря на дальнюю и трудную дорогу.

Содержать монастырь сложно: пастбищ вокруг нет из-за каменистой почвы, провизию приходится доставлять из Каира. Единственное подспорье — знаменитый сад, состоящий из фиговых, оливковых, апельсиновых, миндальных деревьев. Вырастить фрукты на гранитных скалах было бы невозможно без искусственного орошения. Вокруг возвышаются стройные, высокие кипарисы. Рядом с садом — часовня со склепом: тела умерших монахов закапывают в песок, пока не высохнут, а затем переносят в склеп и складывают друг над другом. При Зеетцене в монастыре жили двадцать пять монахов, из них только трое имели священнический сап, большинство же трудились в качестве пекарей, сапожников, садовников, портных.