— Не хватает, чтобы к нам теперь пожаловал их повелитель, этакий усатый паша с двумя ятаганами в руках, — ухмылялся Форскол.
— Не знаю, как насчет паши с ятаганами, а вот подобных красоток в этом благословенном мусульманском мире нам явно не будет хватать, — с улыбкой возразил Бауренфейнд.
Через несколько минут европейцы снова выглянули в иллюминаторы. Рабыни оказались не менее любопытными: они с интересом ждали продолжения знакомства. Появившийся в эту минуту Нибур присоединился к неожиданному развлечению. Он достал из своих припасов несколько кусков сахару и показал женщинам. После недолгого совещания, сопровождаемого приглушенным хихиканьем, красотки опустили вниз свои платки. Нибур и Бауренфейнд завязали в них сахар, и тот вознесся в верхний иллюминатор. Таким же способом были переправлены и фрукты. Когда же наступила пора молитвы, рабыни знаками оповестили о ней, и европейцы послушно скрылись.
Игривое настроение было нарушено возвращением Крамера, которого незадолго перед этим вызвали на палубу, — весть о том, что на судне есть врач, распространилась мгновенно.
— Я осмотрел сейчас человек пятнадцать, сомнений никаких: на борту — чума, — сказал он.
— Коллега умеет лечить чуму? — осведомился Форскол, чувство юмора не покинуло его даже в этот момент.
— Чуму никто лечить не умеет. — Крамер был мрачен. — Придется беречься самим или…
— Или положиться на волю Аллаха! — закончил Форскол.
Это были черные дни. Путешественники решили из каюты не выходить. Флирт с красотками-рабынями тотчас же прекратили. Все, к чему они вынуждены были прикасаться, протиралось снадобьями Крамера. Сам же Крамер подвергался ежеминутной опасности, ибо его все время требовали на палубу, к больным.
До конца поездки умерло восемь человек, и среди них рулевой, отличный парень, с которым Нибур успел подружиться. По прибытии в порт назначения судно разгружалось в непривычной тишине. Европейцы даже не заметили, как исчезли с судна рабыни, так незаметно их вывели на берег.
Знакомство с африканской частью Османской империи началось для путешественников в Александрии, куда они прибыли 26 сентября. Когда-то она слыла одним из самых красивых городов мира. После завоевательных походов Александра Македонского в IV веке до нашей эры Александрия стала как бы сердцем эллинистического Востока, где греческая культура вступила с местной культурой в животворную связь. Зодчие древности строили добротно, однако к XVIII веку мало что осталось от великолепия бывшей столицы Птолемеев. Когда-то в Александрии насчитывалось множество дворцов. Нибур и его спутники увидели одни только колонны, распростершиеся на земле, да глыбы мрамора, поросшие травой. Жалкие обломки остались и от одного из чудес света — стосемидесятиметрового маяка на острове Фарос. На вершину его мраморной башни по вьющемуся спиралью пандусу можно было подниматься на конях и на колесницах — так доставляли туда топливо для костра, зажигавшегося с наступлением сумерек и указывавшего судам вход в гавань. Были уничтожены до основания прославленные храмы Александрии, и среди них знаменитый храм Сераписа.
Уродливость и непостижимая жестокость войн впервые предстали здесь перед Нибуром во всей своей отвратительной наготе. Прекрасный мир, веками создаваемый разумом, волей и могуществом человека, в один миг разрушался человеком же! Могут ли люди, отдающие себя науке и процветанию человечества, спокойно взирать на столь варварское, бессмысленное уничтожение? Нибура этот вопрос будет волновать на протяжении всего путешествия.
Однако жизнь всегда берет свое. Город шумел, рос, развивался, и никакие видения прошлого не мучили его. Улицы, базары, лавки, ремесленные мастерские, бани были наполнены разноязычным людом. В Александрии явно чувствовалось присутствие европейцев, главным образом французов, голландцев, венецианцев. Была устроена специальная таможня для товаров из Европы.
Путешественники осмотрели остатки городских стен, развалины сооружений эллинистического периода, мечети, в которые были превращены былые храмы. Камни руин использовались для новых построек.
Единственным памятником древности, привлекшим внимание Нибура, был обелиск Клеопатры, искусно вырубленный из цельного куска красного гранита. В высоту он, по подсчетам Нибура, имел 61 фут 11 дюймов[3], в ширину — 7 футов 3 дюйма. Нибур знал, что в Европе этот обелиск уже известен, и поэтому детально его не описывал.
Церковь святой Екатерины удивила его не столько своими размерами и великолепием убранства, сколько материалом, из которого она была построена, — белым мрамором с красными прожилками. Как объяснил священник-грек, красные пятна эти лишний раз свидетельствуют о том, что святую Екатерину убили, отрубив ей голову.
Неподалеку возвышалась церковь евангелиста Марка, принадлежавшая коптам, то есть египетским христианам, которых турки прозвали «потомками фараонов». С этой церковью было связано свое предание, и нашим европейцам не замедлили его поведать. В церкви якобы до сих пор стоит тот же амвон, с которого Марк читал проповеди. И гроб с его телом находится тут же, но открывать его нельзя, ибо какие-то любопытные венецианцы похитили голову святого.
— Да одну ли голову? — вмешался какой-то монах, с подозрением оглядывая пришельцев. — В Риме давно уже поговаривают о том, будто у пих находится и тело святого Марка. Кощунство! Все норовят увезти, ни перед каким грехом не останавливаются!
Европейцы поспешили удалиться.
А вот и знаменитая колонна Помпея — из красного гранита. При греках она, вероятно, стояла внутри города. Теперь же — в четверти часа ходьбы от городской стены, заново воздвигнутой арабами. Изображение колонны Нибуру уже довелось видеть, по точная высота ее в Европе была неизвестна. II Нибур измеряет ее: 88 футов 10 дюймов. Она оказалась значительно ниже, чем предполагали европейцы.
Нибур, взяв с собой астролябию, открыто начал пользоваться ею. Вскоре он обнаружил за собой хвост местных жителей, с беспокойством взиравших на этот странного вида инструмент. Тогда он в искреннем стремлении установить дружеский контакт с ними протянул им астролябию и предложил заглянуть в объектив. Один египтянин с опаской взял ее, посмотрел и увидел людей, обелиск, дома и весь город… вверх ногами. Он закричал от ужаса, и Нибуру едва удалось избежать расправы. После этого он решил пользоваться своими инструментами более осторожно.
Когда пришло время покидать Александрию, путешественники решили приобрести несколько мумий и отправить их в Европу. Хотя у каждого в ушах еще звучали слова коптского монаха о любопытствующих грешниках-европейцах, они, чрезвычайно довольные своей идеей, без особого труда купили мумии, упаковали их в ящик и, уговорив таможенника принять груз, перенесли его на судно, следовавшее в Европу. Однако произошло непредвиденное: команда, узнав об этом, в страхе бежала на берег. Пришлось переправлять опасный багаж на другое судно, тщательно скрыв от матросов его содержимое.
Для переезда в Каир путешественники избрали водный путь. Дело в том, что в этих краях существовала реальная опасность грабежей. Случались пиратские набеги и на воде, но на суше вероятность ограбления, как показывал опыт, была значительно больше. Наняв небольшое судно, они отплыли в город Розетту (Рашид), стоящий на западном рукаве Нила, в 15 километрах от устья. Город был ничем не примечателен. Громкую известность он приобретет позднее, в 1799 году, во время египетской экспедиции генерала Бонапарта, когда здесь будет обнаружена каменная плита из черного базальта, а на ней надпись на двух языках — греческом и древнеегипетском (двумя видами письма — иероглифическим и демотическим, т. е. более упрощенной формой египетской скорописи, существовавшей с VIII века до нашей эры). Эта так называемая трилингва станет краеугольным камнем египтологии, ибо благодаря ей в 1822 году французский ученый Жан Франсуа Шампольон начнет дешифровку египетских иероглифов.
6 ноября судно двинулось вверх по Нилу. На берегах зеленые поля сменялись то финиковыми рощами, то селениями.
Но что хочет видеть человек, плывущий по Нилу? Конечно же, крокодилов! Нибур не составлял исключения. Он нетерпеливо поглядывал за борт, а потом вступил в разговор с матросом. Ему уже давно не терпелось применить на практике свое знание арабского языка. Матрос объяснил, что в дельте Нила крокодилов не бывает, потому что здесь зарыт талисман, который запрещает крокодилам показываться в этих местах. Да, значит, надо рассчитывать и на такие ответы. Дальше разговор зашел о возможностях пиратских набегов на суда. Собеседник был настроен благодушно:
— Чего бояться, если есть стражник и пушка? А если еще на судне фонарь висит, то грабители понимают — это плывут европейцы, а к ним незаметно не подступишься.
— Но ведь бывают случаи? — не унимался Нибур.
— Конечно, бывают. Недавно три судна полностью очистили. А почему? Капитан был в сговоре с грабителями и имел от них свою долю. Так, видно, было угодно Аллаху.
— Ну а на суше?
— Турки рассказывали, один паша разбил лагерь на берегу, а его ночью и обворовали. Только вскоре поймали вора. Хотели его убить, а он попросил, чтобы ему перед смертью разрешили последнее желание исполнить — фокус показать. «Покажи», — говорит паша. Тот разделся, связал одежду в узел да вместе с ней в Нил и кинулся. Так и уплыл, не успели турки его подстрелить.
Нибур засмеялся. «Смешно и глупо, — подумал он. — Но, оказывается, вовсе не страшно с ними разговаривать. И по-арабски я говорю прилично». И отныне Нибур стремится получать как можно больше конкретных сведений, опрашивая местных жителей. Пусть даже сведения эти далеко не всегда будут точны или надежны. Потом он произведет необходимый отбор. С помощью одних только геодезических инструментов страну не познаешь. Собственные наблюдения — вот что самое важное. К тому же цель его поездки состоит как раз в поисках того, о чем нельзя прочитать даже в геттингенской библиотеке.