— Это терраса Гаруна, — сказал проводник. — А могила на самой верхушке горы. Хочешь туда или здесь?
Буркгардт огляделся. Солнце близилось к закату, окрашивая город в яркий пурпур и придавая ему еще более фантастический облик. Но им еще предстоял долгий путь назад, к Вади Муса. Да и что он увидит с вершины горы? Те же скалы, долины, ручьи. Самое главное он уже нашел. Можно возвращаться.
— Здесь, — сказал он.
Проводник подтащил упиравшуюся козу к месту, около которого было набросано больше камней, и протянул Буркгардту нож. Иоганн содрогнулся от отвращения. Зарезать беззащитное существо просто так! Но отступать было невозможно. "Эта жертва не тебе, Гарун, — подумал он, — эта жертва пауке, истории, будущему человечества".
— О Гарун! — вдруг закричал проводник так неожиданно и так громко, что Буркгардт, испугавшись, едва не выронил нож. — О Гарун, тебе приносим мы эту жертву, взгляни на нас!
Движение руки, и кровь хлынула на гравий площадки.
— О Гарун! — продолжал неистовствовать проводник. — Сохрани и помилуй нас! Поверь, Гарун, что намерения наши высоки и благи, хотя коза эта мала и худа! О Гарун, отпусти нам грехи наши и наставь нас на путь истинный! Будь благословен, Аллах, владыка всех созданий земных!.
Проводник все повторял да повторял эти заклинания и при этом заваливал пролившуюся кровь камнями. Затем, успокоившись и снова приняв равнодушный вид, он отыскал под сводами площадки медную посудину и предложил Буркгардту поужинать. Оказывается, здесь специально существует и посуда для приготовления пищи из жертвенного мяса; при этом самый большой котел предназначен для верблюжатины. Проводник умело отрезал лучшие куски мяса и развел костер.
— Только поскорее надо, поскорее, а то в темноте огонь далеко виден. Разбойники здесь повсюду ходят, могут и до нас добраться, — приговаривал он.
Буркгардт смотрел на черные вершины скал, едва различимые в вечернем небе, и думал: "А все-таки жаль, что не поднялись к самой могиле Аарона. Там, наверно, тоже могут быть гробницы или храмы, а я ухожу, так ничего и не узнав о них".
Возвращались тем же путем в темноте. Проводник то бурчал себе под нос, то напевал нечто монотонное, но бодрящее. Буркгардт шел за ним молча, а мысли все сверлили мозг. Сомнений у него не было: это Петра. Кстати, у римского писателя Евсевия Кесарийского говорится, что она расположена близ могилы Аарона. К тому же он, Буркгардт, ничего другого не обнаружил на пространстве между южным концом Мертвого моря и Красным морем, да и не слышал от местных жителей ни о каких иных сокрытых развалинах городов. А этот спрятан надежно. При вражеском нападении достаточно было сотни мужчин, чтобы надежно перекрыть узкое ущелье, ведущее в город. Других ворот туда нет. Город-скала, город-крепость.
Жить там, наверное, было трудно. Летом солнце нагревает скалы нещадно, и в каменном мешке можно задохнуться. А ветер из-за гор туда не проникает вовсе. Но люди жили там и из ничего творили чудеса архитектуры. И точное место выбрали — на перекрестке дорог между Египтом и Сирией, Сирией и Аравией и между двумя морями. Здесь могла быть большая стоянка караванов. "Интересно, — подумал Буркгардт, — открыл я Петру или нет? "Петра" значит "скала", "камень". Не произошло ли от этой величественной столицы набатеев название и всей Северо-Западной Аравии — Петрейская, то есть Каменистая? Пусть это решают будущие исследователи. А я должен срочно написать об этом в Европу".
Зловещую тишину затерянного в скалах города нарушали лишь журчание ручья, струившегося вдоль Эс-Сика, да гулкие шаги спешивших путников. Буркгардт весело улыбался своим мыслям, темноте ночи, звездам, словно пытавшимся заглянуть в ущелье.
Да, любезный мой читатель, Иоганн Буркгардт первым из европейцев увидел Петру. Археологи, работавшие там в начале XX века, установили происхождение и историю этого древнего города, открыли замечательные памятники — храмы, дворцы. они объяснили и запустение города: после захвата Петры римлянами она потеряла былое значение, ибо основные торговые пути пролегли уже через Красное море, а для бедуинских племен город не представлял интереса — им не от кого было скрываться, незачем было и оставаться на оседлое житье.
В наше время Петра входит в число туристских объектов Иордании, и тысячи туристов с красочными путеводителями в руках подъезжают теперь к Эк-Сику на автобусах и автомобилях. Их, правда, предупреждают, чтобы они не особенно медлили, проходя по ущелью, ибо, если хлынет дождь, вода, низвергаясь со скал, может затопить Эс-Сик за несколько минут. Но дожди здесь идут редко, и шанс погибнуть очень невелик, хотя был недавно и такой случай.
Туристы спешат увидеть сказочный город, вырубленный в розовых скалах, и мало кто знает, что открыл его для всех нас молодой швейцарский путешественник Иоганн Людвиг Буркгардт.
В дальнейшем путешествие протекало относительно спокойно. Путникам не раз удавалось присоединяться к караванам, шедшим в Египет. Иоганн устало вглядывался в однообразный пейзаж. Безводную пустыню Эт-Тих сменили горы. Камни да песок… Никакой растительности, лишь изредка мелькал куст тамариска. За десять дней попалось всего четыре колодца, да и то лишь в одном оказалась по-настоящему пресная вода, в других же она была солоноватая или пахла серой. В этом переходе, как никогда, пригодилась Буркгардту кембриджская диета. Питался он так же, как и погонщики и его проводник; за двадцать четыре часа пути он съедал полтора фунта хлеба, испеченного тут же, на костре, и все. А шли по пять-шесть часов безостановочно. И так более двух недель.
В Каир прибыли 3 сентября 1812 года. Хамд ибн Хамдан был немало удивлен, когда Буркгардт вынул из заветного места деньги и рассчитался с ним. За время пути проводник успел привыкнуть к мысли о том, что у его хозяина не осталось ни гроша, и не раз задумывался над тем, как же ему удастся получить обещанную плату.
Буркгардт снял в Каире дом с садом и, так же как несколько лет назад Ульрих Зеетцен, занялся обработкой своих путевых записок. Многое пришлось восстанавливать по памяти, но память у него с детства была феноменальная, и в результате он без труда исписал сотни страниц, что в будущем составило объемистую книгу. Вместе с подробнейшими письмами он отослал эти записи в Лондон Бэнксу и Гамильтону. Не был забыт и родной дом: туда одно за другим следуют пространные послания — родителям, братьям, Розине.
Каир к тому времени все больше и больше наводняли европейцы. Снарядить научную экспедицию в Египет не представляло больше особой сложности. Почти все европейские государства имели там своих консулов. Наибольшим влиянием обладали англичане, ибо они ежегодно покупали у Египта зерно на миллионы фунтов стерлингов, а паша Мухаммед Али в торговле как в средстве экономического развития страны был очень заинтересован. Поэтому Иоганну в Каире незачем больше прикрываться восточным именем, и он живет здесь не как Ибрагим ибн Абдалла, а как Джон Льюис Буркхардт — ведь официально он представлял британское научное общество.
Расплатившись с проводником и сняв жилище, он остался с одним талером в кармане. Положенные ему от Ассоциации деньги задерживались в дороге. Тогда живший в Александрии полковник Миссет охотно предоставил в распоряжение молодого ученого значительную сумму.
Буркгардту трудно было привыкать к новому месту — оно ничем не напоминало ему Сирию. Каир мало интересовал его, и он не собирался в нем долго задерживаться. Не будем и мы с вами, уважаемый читатель, уделять много времени и внимания африканскому периоду жизни Буркгардта, кстати весьма недолгому, а отметим лишь основные вехи пребывания здесь нашего героя.
Прежде всего он был представлен правителю Египта Мухаммеду Али, проявлявшему жадный интерес ко всем, кто прибывал из Европы. Мухаммед Али именно в эти годы устанавливал дипломатические отношения с европейскими державами (причем независимо от воли турецкого султана, которому поминально был подвластен), насаждал в стране элементы европейской культуры, проводил первые реформы. Он создал регулярную армию, привлекая в нее помимо албанцев специально обученных египтян и суданцев. В Египте начала развиваться собственная промышленность. Мухаммед Али открыл в Каире первые учебные заведения, а многих египтян отправил учиться в европейские университеты. Сам же он научился читать и писать лишь в возрасте сорока пяти лет.
Поэтому неудивительно, что, прослышав о прибывшем в Каир европейце, он тотчас же потребовал его к себе. Но отнесся к нему весьма настороженно. Вероятнее всего — и далее тому будут доказательства — он принял его за английского шпиона. Буркгардт же оценил Мухаммеда Али как чрезвычайно умного человека.
Момент сейчас для египетского владыки был напряженным. С мамлюками он расправился, но вот уже два года, как не прекращается война с ваххабитами, подчинившими себе часть Аравии вместе со священными землями ислама. В свое время, как мы помним, ваххабитское завоевание сильно осложнило пребывание в Мекке и Медине Ульриха Зеетцена. Сын Мухаммеда Али, Тусун-бей, в 1812 году как раз развертывал активные военные действия в Аравии против ваххабитов. Туда же собирался и сам Мухаммед Али, чтобы лично возглавить армию.
Узнав, что Буркгардт собирается совершить поездку в верховья Нила и в Нубийскую пустыню, Мухаммед Али повелел снабдить его соответствующими бумагами и дал ему письмо к своему сыну Ибрагиму, который правил на юге Египта. Буркгардт искренне поблагодарил, по на всякий случай решил эти бумаги никому не показывать: в данной политической ситуации еще неизвестно, какое влияние они могут оказать на его путешествие.
В январе 1813 года в Каир приехал племянник лорда Честерфилда Смелт. он привез свежие новости о событиях в Европе. От него Буркгардт узнал о нашествии Наполеона на Россию, о пожаре Москвы. К имени Наполеона он всегда прислушивался с болезненным интересом. Разве этот неистовый корсиканец не сыграл решающую роль в его жизни, в жизни его семьи? "Неужели ничто не способно остановить сей бешеный напор? — пишет Буркгардт в эти дни домой. — Те, кто сейчас следит за судьбой Европы из далеких стран, много счастливее тех, кто вынужден участвовать в этом унич