Следы ведут в пески Аравии (второе издание) — страница 73 из 74

ых пшеницей, ячменем, бобами, горохом, просом. Мухаммед Али лишь за пять месяцев этого года продал Евроне полтора миллиона центнеров всякого зерна.

20 августа 1817 года Буркгардт посылает в Швейцарию чек на большую сумму и просит мать раздать деньги беднякам. "Это так ничтожно, — пишет он при этом, — что я даже не могу похвастаться тем, что сделал какое-то доброе дело, но все же если эта мелочь обратится в одежду, то она поможет многим семьям спокойнее пережить предстоящую зиму".

Салт обещает написать портрет Буркгардта, о котором давно просит в письмах мать. "Ты думаешь, я очень изменился, — пишет Буркгардт матери. — У меня только кожа потемнела, появились морщины да борода стала длиннее. Но я надеюсь, что когда сбрею бороду и сниму турецкий наряд, то буду выглядеть еще весьма презентабельно".

Он по-прежнему проявляет неустанный интерес к членам разрастающегося семейства Буркгардтов, ко всем своим невесткам, зятю и юным племянникам. Мать очень озабочена тем, что ее любимый сын остается одиноким, что он не подарит ей внуков. Вот и в последнем письме она пишет ему: "Неужели ты не встретил ни одной девушки, с которой был бы счастлив?.."

Нет, такой девушки, с которой он мог бы быть счастлив, ему встретить не довелось. Надо ответить маме. И он пишет: "Счастливый брак — это, наверно, самый прекрасный цветок, который че-

отсутствует страница

Османа, того пленного шотландца, которого Мухаммед Али обещал мне отпустить на волю, четыреста подарите моему рабу — он будет свободен — и тысячу пошлите в Швейцарию для бедняков. Мою коллекцию восточных рукописей передайте Кембриджскому университету, а европейские, книги возьмите себе. Все мои записи приведите в порядок и отправьте мистеру Гамильтону в Ассоциацию… Заверьте моих друзей в моем искреннем к ним расположении. Попросите мистера Гамильтона сообщить маме о моей смерти и сказать ей, что моя последняя мысль о ней.

Он умолк, понимая, что наступает конец. Ни одной жалобы, ни одного стона Салт от него не услышал. В последнюю минуту Буркгардт дотянулся до руки консула и слабо пожал ее.

Это случилось 17 октября 1817 года. Болезнь длилась всего пять дней.

Тело Иоганна Буркгардта было погребено на мусульманском кладбище близ городских ворот Баб-эн-Наср, в северо-восточной части Каира, со всеми почестями, положенными шейху и хаджи. В 1871 году над его могилой был воздвигнут мраморный обелиск, на котором высечена арабская надпись: "Все смертны в этом мире. Здесь покоится прах досточтимого, милостью Аллаха призванного шейха Ибрагима, сына Абдаллаха Буркгардта из Лозанны. Рожден 10 мухаррама 1199 года. Окончил свои дни в Капре 6 зу-ль-хидж-жа 1233 года. Год 1288. Велик Аллах милостивый и милосердный".

Ему было всего тридцать три года, и при его жизни ничего из написанного им не было опубликовано. Лишь в 1819 году при содействии африканской Ассоциации начали выходить на английском языке его обширные труды: "Путешествие в Нубию", "Путешествие в Аравию", "Путешествие по Сирии и Палестине", "О бедуинах и ваххабитах", "Арабские пословицы и поговорки". Почти одновременно все эти книги были изданы в Германии в переводе на немецкий язык.

"Мало кто из путешественников, — писало о нем "Германское обозрение", — был наделен такой тонкой наблюдательностью, которая является природным даром и, как всякий талант, встречается очень редко. Он обладал особым чутьем, помогавшим ему распознавать истину даже в тех случаях, когда он не мог руководствоваться личными наблюдениями… Его пытливый ум, благодаря размышлениям и научным занятиям зрелый не по возрасту, направляется прямо к цели и останавливается у нужного предела. Его всегда трезвые рассказы насыщены фактами, и тем не менее они читаются с бесконечным наслаждением. Он заставляет в них любить себя и как человека, и как ученого, и как превосходного наблюдателя".

Смерть Карстена Нибура

Дорогой читатель, вы, наверное, хотите узнать, какова же была судьба патриарха европейских путешественников по Аравии Кар-стена Нибура. Странствия по Ближнему Востоку подорвали его ловек способен сорвать для собственного блага. Я сам не очень-то стремлюсь стать когда-либо отцом семейства, даже счастливым. Но когда я думаю о том, что среди многих сотен девушек и женщин, которых я видел в различных странах, едва ли найдется несколько, с которыми я мог бы жить счастливо, я и тогда не хочу играть в эту лотерею — в ней слишком мало выигрышных номеров, а проигрыш лишит меня навсегда спокойствия и довольства. Мне кажется, что турки и все восточные люди, вместе взятые, включая христиан и евреев в этих местах, много разумнее, чем мы". он задумался. Конечно, в этих местах жених не видит невесты до свершения брака, зато узнает все подробности о ее характере. Когда нет любви, вероятность ошибки меньше.

Прохладный ночной ветер залетел в комнату. С Нила донеслись заунывные звуки ребаба, страстное пение. Молодежь и здесь не скупилась на серенады. "Если бы еще эта музыка имела другой ладовый строй, я бы мог подумать, что я где-то в Швейцарии", — произнес он вслух и продолжал писать: "Ну а если бы и нашлась такая девушка, что толку? Еще неизвестно, признала ли бы она во мне сокровище, о котором мечтала. Ведь пока я один, мое плохое настроение, мое ворчание, моя мрачность портят жизнь мне одному, и я один за это расплачиваюсь".

Длительное вынужденное бездействие, одиночество, горестные мысли измучили Иоганна куда больше, чем самые большие тяготы предыдущих путешествий. Все чаще задумывался он о своей жизни, ее свершениях и неудачах. 6 июля 1817 года он написал матери: "У меня нет никаких неприятностей, я знаю, что исполняю свой долг, и радостно взираю в будущее. Я готов и к хорошему и к плохому, что бы оно ни принесло мне, но во всех случаях надеюсь достигнуть одной цели — увидеть тебя в этой или иной жизни. Поверь мне, дорогая мама, что желание увидеть тебя неизмеримо больше, чем стремление к славе, почету и признанию, а твоя похвала много дороже, чем похвала толпы. Слава, если она когда-нибудь приходит, это пустое чувство, но беззаветная любовь к матери и верность своему долгу в самых тяжелых жизненных ситуациях — это чувство, которое возвышает душу".

В Каире снова чума. Мрачные предчувствия одолевают Иоганна. Какую бы диету, какой бы режим он себе ни устанавливал, прежние болезни продолжали мучить его. В октябре 1817 года, так и не дождавшись каравана, идущего к Нигеру и Тимбукту, Буркгардт свалился с тяжелой формой дизентерии. Около его постели поочередно дежурили Генри Салт и английский врач Ричардсон. Никакие средства не помогали.

…Иоганн Буркгардт попытался ободряюще улыбнуться. Затем твердым голосом сказал консулу:

— Если я умру, вы получите у мистера Гамильтона двести пятьдесят фунтов, которые мне должна африканская Ассоциация, и две тысячи пиастров, лежащие на моем счете в банке, и разделите эти деньги следующим образом: оплатите остаток суммы, причитающейся с меня за "Мемнона", две тысячи пиастров отдайте за здоровье, и летом 1778 года он вышел в отставку и навсегда поселился в небольшом голштинском городе Мельдорфе, посвятив остаток своих дней семье и воспитанию детей. Своему сыну Бартольду, родившемуся в 1776 году, он постарался дать такое многогранное образование, которого сам добился ценой огромных усилий. Сын стал выдающимся историком, знатоком древних языков и древнего мира, финансистом, дипломатом, а о Карстене Нибуре позже в некоторых энциклопедиях напишут: "Отец знаменитого Бартольда Нибура".

В 1802 году Карстен Нибур избран членом французской Академии наук, он — член научных обществ Геттингена, Швеции, Норвегии. Один из германских государей предложил ему дворянский титул, но он от него отказался со словами:

— Это явилось бы оскорблением моего крестьянского рода, который я высоко чту. Измена своему происхождению равносильна эмиграции!

В 1808 году Нибур получил должность государственного советника.

В Мельдорфе он подружился с Генрихом Христианом Бойе, в прошлом редактором геттингенского "Альманаха", в котором печатали свои стихотворения почитатели Клопштока и поэты "Бури и натиска". В 1774 году в "Альманахе" увидели свет первые стихотворения молодого Гете. Теперь Бойе служил судьей, но издательскую деятельность продолжал. В его "Немецком музее" Карстен Нибур опубликовал несколько статей. Долгими вечерами он рассказывал Бойе о своем путешествии по Аравии, которое казалось ему теперь таким далеким. О деятельности тех, кто последовал за ним в Аравию, он читал с интересом, но без капли зависти. Впереди у него самого ничего не было, это он слишком хорошо знал. В старости он полностью ослеп. Умер Карстен Нибур 26 апреля 1815 года восьмидесяти двух лет от роду.

Три шага в неизвестное

Нибур. Зеетцен. Буркгардт. Три имени, три характера, три судьбы. И три подвига. Подвиги совершаются по-разному. Одни — на поле боя. Другие — в тиши кабинета. Третьи — на нелегкой стезе странствий.

Может быть, кому-то люди, описанные в этой книге, покажутся ничтожными островками в безбрежном море мировой науки. Шел человек рядом с ослом, смотрел по сторонам и считал шаги. Ну не жалкое ли это зрелище? А может быть, именно потому и значительны эти люди, что не были они защищены мощью государства и броней техники и ничто не поддерживало их, кроме собственного интереса и увлеченности?

Тогда, возможно, кто-то спросит: не во имя же собственного удовольствия и не для удовлетворения любопытства они жертвовали жизнью? Но кто способен определить, где кончается любопытство и начинается исследование? Они, наверное, так же соседствуют друг с другом, как удаль с подвигом.

И характеры, и импульсы к путешествию у всех троих были разные. Один сурово выполнял свой долг, не думая о славе; другой, нервный и впечатлительный, был непомерно честолюбив; третий метался в поисках своего места на земле. Но все трое были одинаково охвачены страстью наблюдать и собирать, одержимы идеей научного познания неведомых стран, все трое самоотверженно делали свою работу. Они как единое целое, ибо имя им — Путешественник. Путешественник во славу Науки.