– Мне надо видеть товарища Бондаря сейчас же! – с неожиданной решимостью прерывает Шмакова девушка.
– Ты могла бы рассказать мне, что там у тебя… Я дежурный по милиции.
– Нет! – решительно заявляет девушка и добавляет потише: – Товарищ Галич сказал, что я должна увидеться с товарищем Бондарем.
– Я же тебе объясняю человеческим языком… – начинает терять терпение Шмаков, но тут же осекается и стремительно спрашивает: – Как ты сказала? Галич? Тебя послал Галич?
– Да. Меня послал товарищ Галич с очень важным поручением к товарищу Бондарю. Нельзя терять ни минуты…
– Никитюк! – громко зовет Шмаков своего помощника, который стоит тут же, рядом, и, ничего толком не понимая в происходящем, во все глаза смотрит на девушку. – Беги к товарищу Бондарю! Пусть немедленно идет сюда! И побыстрее, браток.
Петр Иванович запирает за Никитюком дверь и ласково обращается к девушке:
– Ты пойди умойся, у тебя на лице кровь. Вода вон там, в бачке. А я попробую самовар растопить да чайку вскипятить.
Спустя четверть часа слышится частый требовательный стук в дверь.
– Петр Иванович, откройте! Бондарь!
Шмаков оставляет самовар, который уже вовсю сердито гудит в дежурке, и спешит к двери. Девушка сидит там же, в комнате дежурного, за столом и, заметно волнуясь, то и дело поправляет на коленях платье.
Бондарь стремительно входит в дежурку и, даже не сняв с головы кубанку, что свидетельствует об исключительности случая, плюхается на стул напротив девушки. Секунду-другую изучающе всматривается в ее лицо. Затем говорит:
– Здравствуйте! Я – Бондарь Александр Афанасьевич, начальник Сосницкой уездной милиции. Что вы хотите рассказать мне?
– Меня послал к вам Галич…
– Как и где вы встретились с ним? – быстро спрашивает начмил. – Впрочем, об этом после. Что он велел передать мне?
– Сейчас… – часто кивает головой девушка, глядя в глаза Бондарю. – Вот только вспомню все… по порядку. У меня тут, – она показывает на голову, – все перемешалось… И болит до сих пор. Сейчас…
Девушка сжимает голову руками и закрывает глаза. В дежурке становится тихо. Даже самовар перестает потрескивать. Наконец девушка открывает глаза и, делая частые паузы, сбивчиво говорит:
– Ну вот… Теперь вроде вспомнила все… Значит, так… Сперва – самое главное… Сорочинский ушел в Бережанск… Там у него вроде бы есть знакомые в каком-то поставкоме. Галич сказал, что вы знаете, что это такое. Так… Да! Он пошел не один, а со своим охранником… Они пошли вчера вечером. Завтра… нет-нет!.. уже сегодня утром они могут быть в городе… Да, еще… Они пошли в Бережанск, чтобы узнать там, правда ли, что ихнего главаря… м-м…
– Ветра? – подсказывает Бондарь.
– …что ихнего главаря Ветра вызывают в этот самый поставком. И еще он хочет узнать там и насчет самого Галича… Вы должны по телефону предупредить свое начальство в Бережанске, чтобы они там что-нибудь предприняли… Выглядит этот Сорочинский так… Лет тридцать… Среднего роста… Может, чуть повыше. Плотный такой… крепкий. Одет в черный костюм с рубчиками… Вельветовый называется. На ногах ботинки… А на голове у него черная шляпа… Да! Голова у него большая! Вот… Что же еще? Ага! Красивый он такой… Вроде как женщина. Теперь его охранник… Высокий… Сухощавый… И хмурый всегда… Никогда не смеется. В черных брюках и сером пиджаке… Теперь вроде бы все… Хотя нет! – спохватывается рассказчица. – Галич сказал, что я не должна возвращаться домой. И вообще… не должна показываться на людях. Он сказал, что вы должны знать, что надо делать…
– Спасибо, девочка! – дрогнувшим голосом говорит Бондарь. – Вряд ли ты понимаешь, что ты сегодня сделала. О себе не беспокойся – поживешь пока у меня дома. Там тебе будет хорошо… Петр Иванович, – начмил поворачивается к Шмакову, – соедините меня с губмилицией. Нет! С квартирой Онищенко!
Пока Шмаков ожесточенно крутит ручку телефонного аппарата и громко кричит в трубку, вызывая станцию, Бондарь ласково говорит девушке:
– Сейчас я передам в Бережанск твое сообщение, а потом мы будем пить чай, и тогда ты расскажешь обо всем поподробнее. Хорошо?
Девушка согласно кивает головой.
– У телефона товарищ Онищенко! – говорит Шмаков и протягивает Бондарю трубку.
Кончив разговор с начальником губмилиции, Бондарь садится к столу.
– Теперь можно и чайку… – начинает он и, взглянув на девушку, умолкает. Уронив голову на стол, та спит.
– Да, вы правы, – соглашается с Онищенко его заместитель Сенченко, полный розовощекий (несмотря на скудное питание) мужчина с гладко зачесанными назад редеющими белесыми волосами. – Ни арестовывать, ни тем более убивать этого Сорочинского нельзя. Этим мы только насторожим Ветра и сорвем операцию. Вот если бы вспугнуть его… Вроде как случайно, чтобы он ничего не заподозрил.
– Вспугнуть можно, – закурив цигарку и пустив к потолку густую струю дыма, говорит Онищенко. – Вспугнуть проще простого. Только, как говорят в Одессе, что мы будем из этого иметь? Подозрение-то у Сорочинского как было, так и останется. Хотя… Если не придумаем ничего получше, придется вспугнуть. – Сделав затяжку и помолчав, что-то прикидывая, начгубмил продолжает: – Вот если мы устроить этому Сорочинскому встречу с членом руководства повстанкома – мнимым, разумеется, – дело другое! Встречается такой человек с Сорочинским, встречается, разумеется, «чисто случайно», подтверждает сказанное Галичем и спроваживает гостя обратно домой. Причем делает это до встречи Сорочинского с настоящим повстанкомовцем. Как?
– Недурно! Только вот… – задумчиво чешет переносицу Сенченко. – Только вот где взять такого человека? Разве что самому встретиться с Сорочинским и представиться одним из руководителей этого самого… губповстанкома.
– И как же вам видится такая встреча? Подходите посреди улицы к Сорочинскому и говорите: «Здравствуйте, пан Сорочинский! Можно вас на пару слов? Я из Бережанского губповстанкома». Так, что ли? – интересуется Онищенко без тени иронии в голосе. – Нет, Никита Степанович, нахрапом тут не возьмешь: бандиты тоже народ тертый. И опасность не в том, что этот чертов Сорочинский раскусит вас, а в том, что, раскусив, может не подать виду. Понимаете? Тогда пиши: все пропало – и операция, и парень… Был бы этот мнимый повстанкомовец да знаком с Сорочинским – тогда совсем другой табак. Но снова же: где взять такого человека?
– Андриан Карпович! – спохватившись, с размаху бьет себя по колену Сенченко. – У меня же лежат списки!
– Какие списки?
– Списки бывших политбандитов и прочей контры, которая, осознав свои ошибки и порвав с прошлым, явилась с повинной.
– Ну и что? – все еще не понимая, куда гнет его заместитель, интересуется Онищенко.
– А то, что мы можем повидать этих людей. Не всех, конечно: губерния большая, – а тех, что живут в Бережанске или вблизи него. А вдруг кто-нибудь из них да знаком с этим Сорочинским! Он-то и мог бы стать тем, нужным нам, человеком.
– А что? – оживляется Онищенко. – Это идея! И даже неплохая… Во всяком случае, лучшую сейчас вряд ли мы придумаем – нет времени. Словом, несите сюда ваши списки, Никита Степанович. И скажите заодно дежурному, чтобы собрал всех, какие есть, людей ко мне. Немедленно. А я тем временем позвоню в гормилицию. Передам приметы бандитов и распоряжусь, пусть немедля организуют их поиск и наблюдение.
– Предупредите, чтобы не вспугнули! – бросает Сенченко, покидая кабинет.
Через минуту он возвращается и кладет на стол тонкую папку, завязанную розовыми тесемками.
– Тут они, субчики! Все до единого.
Онищенко торопливо достает из папки списки и, скользя по ним быстрым взглядом, ставит красным карандашом против некоторых фамилий галочки – отмечает людей, живущих в Бережанске.
Тем временем кабинет начальника губмилиции наполняется подчиненными. Кабинет явно тесноват для такого количества людей, поэтому рассаживаются поплотнее, кое-где по двое на одном стуле. Садятся молча, бросая на начальника выжидательные взгляды.
– Товарищи! – просмотрев списки, обращается к собравшимся Онищенко. – Срочнейшее задание! Пока не выполните, ни о каких других делах не может быть речи. Не пугайтесь! Работы на какой-нибудь час. Сколько вас тут? Так… Двадцать четыре человека. Один даже лишний. Значит, так… Для начала подойдите к столу и пусть каждый из вас выпишет из этого списка по одной фамилии, помеченной красным карандашом. Выписывайте также адрес и место работы этого человека. Для чего это надо, сейчас узнаете.
– Теперь слушайте дальше, – говорит начгубмил, когда люди, покончив со списком, отходят от стола. – Что от вас требуется? От вас требуется уже в самые ближайшие минуты повидаться с вашим «клиентом». В случае необходимости разрешаю временно использовать любой транспорт, какой подвернется под руку, независимо от того, кому он принадлежит. О последствиях можете не беспокоиться. За всех отвечу я сам. Далее. Вам необходимо узнать, знаком ли ваш «клиент» с неким Сорочинским – начальником штаба банды атамана Ветра, действующей в Сосницком уезде. О Сорочинском известно немного. До революции был известным конокрадом. Промышлял на юге нашей губернии. Неоднократно сиживал в тюрьмах. После революции какое-то время пребывал в Красной армии. Летом восемнадцатого принимал участие в боях с Деникиным под Екатеринодаром. Затем переметнулся к Махно. Прослужил у него два года. Был командиром эскадрона. В конце прошлого года оказался в банде Ветра. Это – все, что нам известно пока о Сорочинском. Так вот. Если окажется, что ваш подопечный знаком с Сорочинским, тащите его немедленно сюда.
Оставшись один, Онищенко садится за стол и начинает перебирать бумаги. Затем встает и принимается шагать по кабинету, то и дело с досадой посматривая на настенные часы. Иногда ему начинает казаться, что часы испортились и безбожно врут. Раза два или три Андриан Карпович вынимает свои карманные и сверяет по ним настенные.
Карманные часы начальника Бережанской губмилиции массивные и тяжелые, с серебряным корпусом и открывающейся крышкой. На внутренней стороне крышки вычурным писарским почерком выгравировано: «Беззаветному красному чекисту товарищу Онищенко А.К. за заслуги перед революцией. Ф. Дзержинский. 23 июня 1920 года». Часы эти – предмет особой гордости губначмила. Он бережет их пуще глаза.