Двух сидящих за столом мужчин, Байду и Жука, Ветер узнает по описанию Сорочинского. Третий – чернявый крепыш лет сорока пяти в белой вышитой сорочке и накинутом на плечи пиджаке. Его широкое скуластое лицо темное от загара и изрытое оспой. Под крупным хрящеватым носом висят большие казацкие усы. Чутье подсказывает Ветру, что этот человек является тут старшим.
– Панове! – выступив из-за спины Ветра, почтительно произносит Голубь. – Имею честь представить вам атамана Ветра!
– Добрый вечер, панове! – бормочет атаман.
– Председатель Бережанского губповстанкома пан Бородавченко! – указывает Голубь широким жестом на обладателя казацких усов.
Бородавченко важно кивает головой.
– Пан Байда – начальник оперативного штаба губповстанкома, – говорит Голубь, представляя полного розовощекого мужчину с гладко зачесанными назад редкими светлыми волосами.
– А это – пан Жук, начальник организационного отдела комитета, – продолжает Голубь, простирая руку в сторону худого невзрачного мужчины с аскетическим лицом и сердитым взглядом глубоко посаженных глаз.
– Добрый вечер, панове!.. – повторяет Ветер, не зная, что в таких случаях следует говорить.
– Добрый вечер, атаман. Рады вас видеть, – отвечает ему Бородавченко и, словно продолжая прерванный разговор, обращается к Байде и Жуку: – Побольше бы таких людей, как наш гость, атаман Ветер, и мы давно покончили бы с большевиками. Герой! О таких кобзари будут песни слагать.
Байда и Жук согласно кивают головами, а грудь вытянувшегося в струнку Ветра наполняется чем-то теплым и волнующим. Такое начало разговора предвещает хорошее его окончание.
– Садитесь, панове, – указывает Бородавченко на свободные стулья Ветру и Голубю, – и приступим к делу. У нас мало времени.
Ветер и Голубь садятся, и Бородавченко, обращаясь к атаману, говорит:
– Мы стоим на пороге грандиозных событий. Близок тот час, когда Украина снова станет свободной. До этого исторического часа остались считанные дни. Наш великий вождь, Головной атаман пан Петлюра, – Бородавченко поворачивает голову к портрету Петлюры, призывая того в свидетели, – заручился поддержкой западных стран, в первую очередь Англии, Франции, Румынии и Польши, о предоставлении украинскому освободительному движению экономической и военной помощи. Уже получена большая часть обещанного оружия и боеприпасов, а также деньги. Слово за нами! Святое дело освобождения Украины теперь зависит от нас, от того, насколько мы будем действовать организованно, сплоченно и решительно. В свою очередь, армии стран, которые я только что назвал, приведены в состояние боевой готовности и только ждут сигнала о начале нашего восстания, чтобы немедленно двинуться на большевиков и стереть их, теперь уже раз и навсегда, с лица земли. Вот почитайте сами, что пишет Симон Васильевич.
Бородавченко достает из ящика стола небольшой, исписанный ровным мелким почерком лист бумаги и протягивает его Ветру. Атаман осторожно, будто лист этот не бумажный, а из тончайшего хрусталя, берет его в руки и с благоговейным выражением на лице читает, усердно шевеля по привычке губами. Дочитав письмо до конца, Ветер с еще большей осторожностью возвращает его назад.
– Теперь вы понимаете, о чем идет речь? – пряча письмо в стол, спрашивает Бородавченко.
– Да! – спешит с ответом вновь разволновавшийся атаман.
– В таком случае перейдем ко второму вопросу. Разумеется, мы могли и не вызывать вас сюда, пан атаман. Но нам хотелось видеть собственными глазами того, кому мы вручаем власть над целым уездом, – Бородавченко встает и продолжает торжественно, с пафосом: – Вверенной мне властью и с личного согласия и благословения нашего Головного атамана Симона Васильевича Петлюры назначаю вас, Роман Михайлович, войсковым атаманом Сосницкого уезда. Поздравляю!
– Спасибо! – Ветер вскакивает из-за стола, тянется по стойке «смирно» и таращит на Бородавченко рыбьи глаза. – Буду стараться оправдать оказанное мне доверие! Вы не пожалеете, что назначили меня на этот ответственный пост!
Все поздравляют Ветра. Его руки заметно дрожат, но он не обращает на это внимания.
– Но! – сев и подождав, когда то же самое сделает Ветер, совсем другим тоном, сухо и деловито, говорит Бородавченко. – Но к своим новым обязанностям вы приступите лишь в свободной Соснице, которую вам же и предстоит освобождать. Там же и получите приказ о вашем назначении уездным атаманом.
Заметив, что Ветер ерзает на стуле, порываясь что-то сказать, Бородавченко вопросительно смотрит на атамана.
– У вас имеются возражения?
– У меня нет возражений, – торопливо отвечает Ветер. – Я во всем согласен с решением губповстанкома. Я хотел лишь спросить… Могу я узнать о масштабах восстания. Я в том смысле… Словом, я насчет поддержки. У меня ведь не так уж и много сил, чтобы самому захватить Сосницу. Да и с оружием…
– Законное беспокойство. Подобное беспокойство можно только приветствовать. Чувствуется серьезное отношение к делу. Можно не сомневаться, что власть в Сосницком уезде мы передаем в надежные руки.
Байда и Жук в знак согласия дружно кивают головами.
– Чтобы развеять вашу тревогу, Роман Михайлович, – продолжает Бородавченко, – скажу лишь одно. Одновременно с вами, в одну и ту же минуту, восстанет вся Украина, а ровно через час на помощь ей двинутся войска наших союзников. Наше руководство учло все прошлые ошибки, и на сей раз совдепам будет нанесен сокрушительный удар как изнутри, так и извне одновременно и всеми имеющимися силами. Так что причин сомневаться в победе нет. А поддержка людьми и оружием будет вам предоставлена обязательно. Только это уже компетенция начальника оперативного штаба. Прошу, пан Байда.
Упитанный Байда основательно вытирает маленьким платочком раскрасневшееся лицо – в комнате несколько душновато – и без излишних предисловий спрашивает:
– Какова численность вашего отряда?
– У меня двадцать четыре человека, – не без гордости докладывает Ветер. – Самый большой отряд в уезде.
– А вы думали, что мы вас за красивые глазки назначаем уездным атаманом? – замечает Бородавченко. – Мы знали, у кого сила.
– А с оружием как у вас обстоят дела? – интересуется Байда.
– С оружием у нас неважно. Два маузера, три нагана, остальное – обрезы. Патронов тоже не особо… Имеется еще десяток гранат.
– С таким оружием Украину, конечно, трудно освободить, – скрипит сквозь зубы молчавший все это время Жук, но тут же, встретившись с пристальным взглядом Бородавченко, резко меняет тон на благожелательный. – Впрочем, не это сейчас главное. Самое главное сейчас – люди. Оружие найдется.
Едва заметная улыбка трогает губы Байды.
– Помощь людьми вы получите, – подавив улыбку, продолжает начальник оперативного штаба. – Вместе с вами будет действовать еще какой-нибудь отряд. А возможно, и несколько. Оружие тоже будет. Каждый боец получит по австрийскому карабину и патроны. С обрезами придется расстаться. Через несколько дней вы станете частью регулярной армии, ну а регулярная армия с обрезами… сами понимаете…
Ветер в знак согласия наклоняет голову.
– Оружие вы получите накануне штурма Сосницы. Его вам доставит пан Голубь. Там, на месте, он ознакомит вас с планом операции по захвату Сосницы. Он же будет координировать действия всех отрядов, которые примут участие в этой операции. Поэтому, до тех пор, пока не будет захвачена Сосница, вам придется во всем подчиняться пану Голубю. Надеюсь, вам не надо напоминать, что такое военная дисциплина в военное время? И только, когда Сосница станет нашей, вся военная власть в уезде перейдет к вам.
– Так что, быть вам уездным атаманом или не быть, во многом зависит от вас, Роман Михайлович, – наставительно замечает Бородавченко. – Прошу помнить об этом постоянно.
– Можете положиться на меня, панове! – с неожиданной решимостью заявляет Ветер. – Сделаю все, что в моих силах!
– Панове! – просит внимания начальник оперативного штаба. – Восстание, а следовательно, и штурм Сосницы, назначено на субботу первого июля. Об этом, разумеется, никто, кроме вас и вашего начальника штаба пана Сорочинского, не должен знать. Теперь ставлю вам задание. Смотрите сюда, – Байда встает и наклоняется над картой, кивком головы приглашая сделать то же самое Ветра. – Первого июля ровно в четыре часа утра весь ваш отряд должен находиться вот здесь, – начоперштаба тычет острием карандаша в маленькую зеленую точку, расположенную неподалеку от кружка, обозначающего Сосницу, – на опушке Панского леса, в ложбине – вот она, – слева от дороги, ведущей в Сосницу. Вам знакома эта местность?
– Конечно, знакома. И ложбину эту я знаю. Мы там весной двух чоновцев живьем закопали в землю.
– Так и это ваша работа? – не может удержаться от удивления Бородавченко. – А мы-то тут головы ломали, кто бы это мог сделать. Газеты пишут: бандиты да бандиты. А попробуй узнай, какие бандиты. Были бы Марчук и Ковальский, тогда другое дело…
– Мы снова отвлеклись, – напоминает о себе Байда. – Значит так, Роман Михайлович. Собираться тихо, не привлекая внимания. Лучше всего сходиться по одному. О дальнейших ваших действиях вы узнаете на месте от пана Голубя. Он же доставит вам туда оружие. Задание понятно?
– Так точно! – четко по-военному отвечает Ветер.
Перед тем как попрощаться, Бородавченко строго говорит атаману:
– До начала восстания никаких самостоятельных действий не предпринимать! Я категорически запрещаю вам это делать. Нам нужны ваши люди живыми. Все до единого.
Утро первого июля выдается тихим и туманным. Густая белая пелена стелется по лугам и оврагам, окутывает кусты, цепляется за деревья. Туман неподвижен. Он как бы застыл, навсегда соединившись с землей, кустами, травой. Что-то фантастическое чудится в этом утреннем пейзаже, когда все живое и неживое застыло в ожидании солнца.
Большая круглая ложбина, невесть когда образовавшаяся по прихоти природы на опушке Панского леса, похожа на огромную миску, доверху наполненную молоком. Сверху она кажется совершенно безжизненной. Но так только кажется. На самом же деле на дне ложбины копошатся десятка два невидимых сверху людей. Томимые ожиданием и неизвестностью, они немилосердно зевают и изредка неохотно и тихо перебрасываются парой-другой слов. Те, кто не догадался потеплее одеться, зябко поеживаются от заползающей под одежду сырости.