— Он даже не понимает, о чем я, — пристал он к моему товарищу по школе. — Ребенок Алисии, тупица! Она сказала тебе, что он твой?
Ах вот оно что.
— Ты кто такой вообще-то? — спросил я.
— Неважно, кто я.
— Ну, это важно, если ты отец ребенка Алисии. Я думаю, Алисии это было бы интересно, для начала. И мне. Как твоя фамилия?
— Ей она ничего не скажет, может быть. Она такая блядь, что не запомнила.
— А ты тогда откуда знаешь, что это твой ребенок? Может быть чей угодно.
Почему-то эта последняя фраза особенно его взбесила, хотя я только указал на самоочевидное. В том, что он сказал, логики было мало, и в том, что он озверел, тоже.
— Ну погоди, коли так, — выпалил он и двинулся на меня.
Я не сомневался, что драться он намерен всерьез и делать это умеет, так что собирался быть основательно побитым. Я не сумел бы по-настоящему обороняться — лишь с чистой совестью сказать Алисии, что дал сдачи. Я поднял ногу и, когда он подошел, ударил его по яйцам. Это не был настоящий удар. Скорее так, отметился, коснувшись его носком ботинка.
А потом случилось вот что. Он рухнул на пол, держась за свою промежность, и стал с ревом кататься, как травмированный футболист на соревнованиях на Кубок мира. Я не мог поверить в это. Зачем затевать драку, если ты такой хлипкий?
— Ты мертвец! — сказал он, но при этом все еще валялся на полу, так что это не было особенно страшно.
Тем временем собрался народ, и кое-кто из них подшучивал над ним.
Была еще одна причина, по которой я хотел ему вмазать, если уж говорить начистоту. Я не просто хотел сказать Алисии, что дал отпор. Я хотел вмазать ему, потому что поверил всему, что он сказал. Я поверил, что это был тот парень, с которым Алисия встречалась, перед тем как познакомилась со мной. Когда я начал думать об этом, все встало на свои места. Она не расставалась с ним, потому что он хотел секса. Это бессмыслица: расстаться с одним парнем, потому что он хотел секса, и сразу же начать заниматься сексом с кем-то другим. А потом... Блин! Черт его подери! Какой же я лопух! Ведь это была ее идея один раз не надеть презерватив, правда? А почему? Откуда это? Она сказала, что хочет почувствовать меня лучше, а правда заключалась в том, что она уже подозревала о своей беременности. А этот парень уже сделал ей ребенка! И она нашла лоха, чтобы возложить всю ответственность на него — чем быстрее, чем лучше! Тогда все это имело смысл. Сам не мог поверить тому, каким же слепым я был. Это же постоянно происходит. Посмотреть хоть «Жителей Ист-Энда». Всякий раз, когда там рождается ребенок, сначала отцом считают одного, а потом им оказывается другой.
И вот я вернулся из колледжа домой в бешенстве, злой донельзя.
— Как дела в колледже? — спросила Алисия.
Она лежала в постели, кормя Руфа и смотря телевизор. Это было почти все, чем она занималась в последние три недели.
— А ты как думаешь? — спросил я.
Она взглянула на меня с удивлением. Она поняла, что я в плохом настроении, но не знала почему.
— Что это значит?
— Подрался.
— Ты?
— Да, я. А кто?
— Ты не из таких.
— Сегодня — из таких.
— Что случилось? Ты в порядке?
— Да. Начал первым не я. Он полез на меня, я его ударил, и...
— И что?
— Ничего. На этом все закончилось.
— Один удар?
— Да.
— А кто он такой?
— Я не знаю, как его зовут. Он сказал, что он отец Руфа.
— Джейсон Герсон, мудак!
— То есть ты знаешь, о ком я.
Часть меня хотела вырваться наружу. Думаю, это был желудок. А другая часть говорила: «Все, ты свободен! Это не твой ребенок, ты можешь идти домой». Эта моя часть была больше связана с моим мозгом.
— Можешь ты объяснить, кто такой Джейсон Герсон Мудак?
Я сказал это спокойным голосом, но в душе у меня бушевала буря. Я хотел убить ее.
— Парень, с которым я встречалась до тебя, с которым я перестала встречаться, потому что он все время требовал секса.
В другое время это звучало бы забавно. Как долго это продолжалось? Меньше года. И вот девушка, которая говорила мне, что перестала встречаться с Джейсоном Герсоном Мудаком, потому что он требовал секса, лежит в постели, кормя грудью своего ребенка.
— Откуда ты знаешь, что это он?
— Потому что я знаю, что он ходит в твой колледж и он грязная свинья. Это в его духе, сказать такое. Извини, солнышко. Это ужасно было, наверное.
— Чистая работа.
— Что?
— То, как все было проделано!
— Что было проделано?
— Допустим, ты залетела. А парень, от которого ты залетела, бросил тебя. Ты быстро находишь другого, чтобы он поверил, что это его ребенок. Ты сразу же спишь с ним, а потом говоришь: давай разок попробуем без презерватива...
Она снова взглянула на меня и начала плакать, прежде чем я закончил фразу. Я отвел глаза.
— Вот что ты подумал?
— Я просто предположил.
— Что ты просто сказал?
— Ничего.
— Это не похоже на «ничего».
— Я просто сопоставил факты.
— В самом деле? А как насчет другого факта? Когда мы встретились?
Я задумался и начал догадываться, к чему она клонит. Я ничего не ответил.
— Год назад, правда? Потому что это был мамин день рождения, а на следующей неделе у нее опять день рождения.
Почему это не пришло мне в голову по дороге домой? Почему я не сосчитал все это в уме? Если бы сопоставил, я бы избавил себя от многих огорчений.
— А сколько Руфу?
Я пожал плечами. Выглядело так, будто я не знаю.
— Ему три недели. То есть, если я не вынашивала его одиннадцать месяцев, он не может быть ребенком Джейсона, правда? Если только ты не думаешь, что я спала с ним одновременно с тобой. Так ты считаешь?
Я опять пожал плечами. Каждое пожатие плечами ухудшало мое положение, но беда заключалась в том, что я все еще сердился за эту историю с Джейсоном, и за драку, и за то, что он мне сказал, и не хотел отступать. Пусть даже было очевидно, что я во всем неправ, я не мог изменить положения. Я потерял контроль. Эта нестыковка с месяцами могла бы вразумить меня, но этого не произошло.
— И когда же я спала с ним? До завтрака? Потому что дни и вечера я проводила с тобой.
Еще одно пожатие плечами.
— Да неважно, если ты настолько мне не доверяешь, все это не имеет смысла, правда? Это главное.
Тут было самое время извиниться, но я этого не сделал.
— Я думаю, ты хочешь, чтобы все не имело смысла.
— Что это значит?
— Сорваться с крючка хочешь, да?
— Что ты имеешь в виду?
На самом деле я все понимал, а спрашивал, просто чтобы хоть в чем-то ее обвинить.
— Я знаю, что ты на самом деле не хочешь быть здесь. Тебе нужен был повод, чтобы сказать мне, что уходишь домой к своей мамочке. Я вообще удивляюсь, что ты подрался с этим Джейсоном. Ты, наверное, на самом деле хотел его поцеловать.
— Я не какой-нибудь сраный...
— О ГОСПОДИ! — завопила она. — Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ НЕ ГЕЙ!
— У вас все в порядке? — спросила из-за двери Андреа.
— ПОШЕЛ ВОН! Я не это имела в виду, дурак! Так и знала, что ты это скажешь. Да ты потому хотел его поцеловать, что, если отец ребенка — он, тебе не надо здесь больше находиться.
Ох... это было не так далеко от моих истинных мыслей. Я же не сказал ей, что ударил этого Джейсона Герсона Мудака, точнее, почти случайно залепил ему по яйцам только потому, что он сам на меня напал, а не потому, что он скззал, будто он отец Руфа.
— Неправда, — сказал я. — Я рад, что Руф — мой сын.
Я не знал, правда ли это. Это было так сложно. Каждый раз, когда я смотрел на нашего чудного ребенка, я восхищался тем, что могу что-то для него сделать. Так что да, я был рад, что Руфус мой сын. Но когда Джейсон Герсон Мудак объявил о своем отцовстве, я в самом деле готов был его поцеловать, и не так, как целуются голубые. Так что нет, я не был рад, что Руф — мой ребенок. Я никогда раньше не попадал в такие ситуации, когда существуют две правды и две неправды, и не поймешь, что к чему. Как будто внезапно просыпаешься и видишь, что стоишь на роликовой доске ТХ наверху огромной рампы. «Как я здесь оказался? — думаешь. — Я не был к такому готов! Снимите меня отсюда!» За десять секунд мы перешли к спору о том, чья жизнь важнее.
— Думаешь, только твоя жизнь пошла на хер, а? Думаешь, я собиралась жить, будто не все ли равно — так или иначе залетела бы?
— Я знаю, как ты собиралась жить. Ты мне говорила, что хочешь стать моделью...
Когда ты ударяешь кого-то по яйцам, потом в какой-то момент задаешь себе вопрос: зачем я это сделал?.. Тогда я почувствовал именно это. Я понял, почему она сказала мне, что хочет стать моделью. Она просто кокетничала, хотела проверить, сильно ли она мне нравится. К тому же это было давным-давно, с тех пор мы хорошо друг друга узнали, старались быть понежнее друг с другом. А теперь вывалили друг на друга всю эту мерзость. И вам никогда не удастся взять какую-нибудь деталь из милой беседы и вставить в скверный разговор, потому что вместо двух воспоминаний, хорошего и плохого, вы получите два говенных. В том-то и беда, правда? Я не хочу больше об этом вспоминать.
Я ничего не собирался этим сказать. Или, скорее, я понимал, что это не лучшее, что можно сказать, и говорил только затем, чтобы сделать ей больно. Однако только после того, как эти слова слетели с моего языка, я осознал, насколько они мерзкие. И когда я увидел, как Алисия лежит и плачет, я понял почему:
1) Это звучало так, будто я хочу унизить ее. Это звучало так, будто я не верю, что она достаточно хороша собой, чтобы быть моделью.
2) Это звучало так, будто я думаю, что она недоразвитая, потому что это единственное, что она могла придумать, когда мы говорили с ней о будущем.
3) Это звучало так, будто я издеваюсь над тем, какая она сейчас растрепанная и неухоженная, совсем не похожая на модель.
— Забавно, правда? — спросила она, когда снова смогла говорить. — Мои мама с папой считают, что это ты сбил меня с пути и испортил мне жизнь и все такое. А я пыталась тебя защищать. А ты с твоей мамой считаете, что это я сбила тебя с пути и испортила тебе жизнь. А я знаю, что не собиралась быть конструктором ракет или там великой писательницей, как думали мои родители. Но кем-то быть я собиралась. Я не имею в виду кем-то эдаким, выдающимся. Ну хоть кем-то. А какие у меня теперь шансы? Посмотри на меня. Ты подрался в колледже. Большое дело! По крайней мере, ты ходишь в