С Лорен мы тоже все это делаем, только об этом почти никто не знает. Она мой самый давний друг, хотя теперь все уже не так, как было раньше, особенно на публике. Мне кажется, в «Райли» почти никто не знает, что мы вообще знакомы, и, что самое странное, думаю, нам обоим это даже нравится. Наши родители дружат, и лет до восьми мы с Лорен были очень близки, как бы нелепо это теперь ни звучало. Одно время мы учились в разных школах, и, когда оба попали в «Райли», у каждого из нас уже был свой мир. Но мы до сих пор постоянно переписываемся, и она, чтобы не пугать своих друзей, показывает мне всю крипипасту и жуткие кровавые фотки, которые находит в интернете. А я могу потакать своей одержимости «Ривердейлом», не объясняя при этом Джейми, что не сошел с ума.
И нас это устраивает, я вам хочу сказать. В школе мы вообще не признаем друг друга. И это нормально. Потому что (и я не преувеличиваю) «Райли» – это сборище мелочных отбросов, которые любому готовы перемыть кости, просто выгребная яма. И это еще мягко сказано. В основном, конечно, там все так же, как и в других школах: кто кого трахнул, кто что сказал, кто что сделал – вся та ерунда, которая минут пять кажется невероятно важной. Но все же «Райли» – это «Райли», и иногда говно на вентилятор прилетает с неожиданной стороны. Как-то раз одна девчонка из моего класса пошла в медкабинет, чтобы ей там промыли желудок: она отмечала вручение Tony маме.
Примерно четверть выпуска 2010 года (а они были официальными королями и королевами школы) после экономического кризиса 2008 года писала заявления на бесплатные обеды и искала компании, которые согласятся оплатить их высшее образование по целевому договору.
В прошлом семестре двое ребят, которые учатся на год младше меня, исчезли, после того как в Демократической Республике Конго произошел переворот и их отец сбежал в Швейцарию, прихватив с собой половину ВВП страны. Сегодня они в школе – завтра в самолете.
Так и живем. Никто не знает, что принесет нам будущее. Мысль избитая, но это правда. Никто понятия не имеет.
Участники:
Детектив Джон Стаглионе
Детектив Миа Рамирес
Джейми Рейнольдс
Дональд МакАртур (адвокат)
ДТ СТАГЛИОНЕ. Так, все готовы?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Ага.
ДТ РАМИРЕС. Джейми, ты же знаешь, тебя ни в чем не обвиняют. Тебе это объяснили?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Ага.
ДТ СТАГЛИОНЕ. Мы понимаем, что это трудно.
ДТ РАМИРЕС. Правда понимаем.
ДОНАЛЬД МАКАРТУР. Может, покончим с заверениями в дружбе?
ДТ СТАГЛИОНЕ. А твой адвокат – циник!
ДОНАЛЬД МАКАРТУР. Детективы?
ДТ РАМИРЕС. Ладно. Без проблем.
ДТ СТАГЛИОНЕ. Давно ты знаешь Мэттью Баркера, Джейми?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Со второго класса.
ДТ РАМИРЕС. То есть уже больше десяти лет?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Типа того.
ДТ СТАГЛИОНЕ. И куда вы ходили?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Что?
ДТ СТАГЛИОНЕ. В какую школу вы ходили во втором классе?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. А вы разве не знаете?
ДТ РАМИРЕС. Просто ответь на вопрос, Джейми.
ДОНАЛЬД МАКАРТУР. Попрошу вас разговаривать с моим клиентом не так агрессивно, детектив. Мистер Рейнольдс не арестован, и он сотрудничает с вами, помогая с расследованием.
ДТ СТАГЛИОНЕ. Конечно. Извините. Так ты можешь сказать нам, где познакомился с Мэттью Баркером?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. В «Священном сердце».
ДТ РАМИРЕС. В начальной школе «Священного сердца»? Это на Западной 75-й улице?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Так вы знаете? Зачем тогда меня спрашиваете?
ДТ СТАГЛИОНЕ. Мы хотим услышать твою версию событий, Джейми. Хотим узнать, что ты помнишь, а что – нет. Мы не пытаемся обхитрить тебя.
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Я познакомился с Мэттом в «Священном сердце». Я вам уже говорил.
ДТ РАМИРЕС. Ясно. И что ты о нем подумал?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Что вы имеете в виду?
ДТ РАМИРЕС. Опиши твое первое впечатление.
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Мне было семь.
ДТ СТАГЛИОНЕ. То есть ты не хочешь говорить?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Мы были совсем маленькие. Я ничего не помню.
ДТ РАМИРЕС. Он был популярным?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Мэтт?
ДТ РАМИРЕС. Да.
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Не знаю. Ну то есть… Пожалуй. Да. Ребята его любили.
ДТ СТАГЛИОНЕ. А потом? В «Райли»?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Он был тихим. Он, пожалуй, всегда таким был. Так что его нельзя назвать самым популярным в школе. Он не играл в футбол. Он вообще не занимался тем, чему в «Райли» придают значение.
ДТ РАМИРЕС. Чем – тем?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Да обычная фигня. Дебаты. Музыкальные группы. Модель ООН.
ДТ СТАГЛИОНЕ. Мэтт ничем из этого не увлекался?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Нет.
ДТ СТАГЛИОНЕ. Так чем же он занимался?
ДТ СТАГЛИОНЕ. Да как все, пожалуй. Он любил фильмы, телик, игры… Много читал. Писал что-то, но мне читать никогда не давал.
ДТ РАМИРЕС. Что писал?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Рассказы. И комиксы, кажется, тоже. Я помню, он много рисовал, когда мы были маленькие.
ДТ СТАГЛИОНЕ. Но непопулярным он не был?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Нет.
ДТ РАМИРЕС. Как ты думаешь, он был счастлив?
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Что вы имеете в виду?
ДТ СТАГЛИОНЕ. Тебе виднее, Джейми. Ты же был его другом.
ДЖЕЙМИ РЕЙНОЛЬДС. Да, он выглядел вполне счастливым.
Четырнадцатое марта
Вторая запись в журнале
После школы мы с Джейми пошли в супермаркет, потому что он где-то вычитал, что на переваривание сока из ростков пшеницы ты потратишь больше калорий, чем есть в самом соке. Это, совершенно очевидно, бред, но Джейми говорит, что хочет скинуть пять кило к лету. Он превратился в человека, который считает, что должен иметь определенный вес в определенное время года, а у меня просто нет сил с этим спорить. Джейми купил себе два литра этой фигни, а я думал только о том, какой зеленой будет у него моча сегодня вечером.
Обратно мы пошли через парк, и Джейми сказал, что Стив Эллисон теперь рассказывает гадости о Лорен всем, кто готов слушать, а сам при этом по сто раз на дню пишет ей и просит вернуться к нему. Я не ответил, хотя мне известно побольше, чем Джейми. Он знает, что мы друзья, по крайней мере были друзьями, но не знает, что мы все время переписываемся. Я ему об этом не рассказывал. Как я уже говорил, приятно иметь хотя бы один секрет.
Как и большинство парней в «Райли», Джейми хоть чуточку да влюблен в Лорен. Иногда мне кажется, что я единственный, кто может, положа руку на сердце, честно сказать, что не любит ее. Не то чтобы я их в чем-то обвинял – она красивая, забавная, умная и популярная, но я вижу ее совсем другой. Наверное, это потому, что я ее слишком долго знаю. И потому, что тяжело влюбиться в девушку, которая посылает тебе видосы, где человек переходит через пути и его размазывает поездом.
Короче, она не самая красивая в школе. В прошлом году в «Райли» была старшеклассница по имени Эрин (ее старшая сестра – ангел Victoria’s Secret), я в жизни никого красивее не видел. На нее просто больно было смотреть, так сказать. Школьный почтовый сервер чуть не сгорел тогда, два года назад, в сентябре, когда она «случайно» отправила папку со своими фотками (она в дюжине разных бикини на пляже Кабо-Сан-Лукас) всем чирлидерам и спортсменам. Наверное, за всю историю интернета еще не было ссылки, по которой переходили так быстро, и папки, которую скачивали так часто.
Лорен не такая красивая, как была Эрин. Но Лорен ради собственной выгоды никогда бы не отправила папку со своими фотками в купальнике половине старшеклассников и точно никогда не стала бы говорить, что это была случайность.
Мама Лорен не работает, потому что ее папа – безумно популярный гинеколог. Он, конечно, тот еще засранец – высокий, красивый, громкий. Он из тех парней, которые гордятся тем, что они ОЧАРОВАТЕЛЬНЫ. Но он при этом забавный, надо отдать ему должное. Мы разговаривали как-то на родительском собрании в «Райли». Он тогда сказал мне, что кроме него только Леонардо Ди Каприо видел больше вагин у супермоделей. Лорен готова была сгореть со стыда, а я пополам сложился от хохота.
Я буквально столкнулся с ней сегодня утром на Сентрал-парк-Уэст, и мы вместе пошли в школу через парк. Такое случается раз или два в неделю. Отличное начало дня. Мы шли, болтали, взяли кофе с одного из лотков в парке, минут через десять дошли до «Райли» и пожелали друг другу хорошего дня. Это было здорово. Впрочем, как и всегда.
Я, если честно, был рад видеть ее сегодня утром, потому что настроение у меня было поганое с тех пор, как я вышел из квартиры. За завтраком я сказал маме, что не хочу больше ходить к доктору Каземиро. Мне с ней неловко, и толку от этого никакого: два дня назад мне приснился кошмар. Но мама не желала ничего слушать. Ей, как и другим родителям, не чуждо лицемерие. Она говорит, что я взрослый, когда хочет, чтобы я отвечал за свои поступки и чтобы я бросил заниматься тем, что ей не нравится. И при этом она не разрешает мне самостоятельно принимать решения, если дело касается того, что имеет хотя бы какое-то значение. Она всегда говорит одно и то же: когда мне исполнится восемнадцать и я стану взрослым – официально, с точки зрения закона (если хотя бы на секунду задуматься, то станет очевидно, что это ужасно глупый концепт), – тогда я смогу делать все, что пожелаю, в том числе отказаться от визитов к доктору Каземиро. А до тех пор мне нужно просто есть дерьмо и улыбаться. Ее слова, не мои.
Я сказал ей: «Спасибо большое», но, похоже, не смог вложить в эти слова столько сарказма, сколько мне хотелось бы, потому что она просто кивнула и пожелала мне хорошего дня.
День, если честно, и правда был довольно хорошим, но я не сказал ей об этом (и ни за что не сказал бы), когда вернулся домой. Я просто недовольно пробурчал что-то нечленораздельное и сразу ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью. Мама это заслужила. Раз она ведет себя неадекватно, то и я буду. Это игра, в которую можно играть вдвоем. Запросто.