он звонит в реальном мире, и вроде бы сразу проснулся. Я хорошо помню накатившее чувство разочарования, очень сильное, до боли. Я будто понял, что сейчас что-то закончится, что сон рассеется.
Я открыл глаза и взял телефон. На экране ничего не было. Там не просто не было цифр, там не было даже слов «Номер скрыт» или «Частный номер» – вообще ничего, только кружки, красный и зеленый. И звук из динамика. Я ответил и прижал телефон к уху. Довольно долго ничего не было слышно. А потом я уловил какой-то тихий звук, будто бы издалека, какое-то шуршание и еще что-то фоном. Я слушал и слушал, а потом все понял. И когда понял, я узнал звуки.
Шум ветра в ветвях. Плеск волн у берега озера. Я слушал долго. Не знаю, сколько времени прошло. В этих звуках было что-то успокаивающее. Они напоминали о месте, которое я знаю, о месте, где я чувствую себя как дома. Это умиротворяло. А потом раздался шепот, и я уронил телефон, потому что обеими руками зажал рот, чтобы не закричать. Когда я достаточно успокоился для того, чтобы снова взять мобильный, звонок уже был окончен. Не было ни шума ветра, ни плеска волн, ни шепота. Но я слышал достаточно. И я узнал этот голос. Она произнесла два слова, и я разобрал их: «Помоги мне».
Двадцать девятое марта
Двадцать четвертая запись в журнале
Сейчас четыре утра. Пора.
Запись начинается 29 марта в 04:22
Не знаю, услышишь ли ты это, Райан. Надеюсь, услышишь, потому что это будет означать, что я сходил туда, вернулся и отправил запись тебе, чтобы ты объяснил мне все. А если не услышишь… Ну я не знаю тогда. Ты вообще не узнаешь, что я это записал. Если только кто-нибудь не найдет мой телефон, не обнаружит в нем эту запись, не войдет в мою почту и не поймет, что я разговариваю с тобой… Думаю, такое вполне реально. Может быть. Не знаю.
На улице холодно. Телефон у меня в кармане, я надел наушники, чтобы люди думали, что я кому-то позвонил, и не принимали меня за сумасшедшего. В этом городе многие ходят по улицам и разговаривают сами с собой. Не думаю, что на меня кто-то вообще обратит внимание, но рисковать все же не хочется. Нью-Йорк, конечно, сильно изменился, но, пожалуй, это все-таки не самая удачная идея – вести себя как сумасшедший на улице в 4:30 утра.
Короче. Как я уже сказал, на улице холодно. Никто не слышал, как я вышел из квартиры. Я просто выскользнул за дверь и тихонько прикрыл ее за собой. Я вспоминал Лорен – она ведь сделала то же самое, тоже куда-то ушла. Интересно, о чем она думала в ту ночь? Звонил ли он ей? Снился ли ей, как снится мне? Или она просто знала, что должна что-то сделать, должна куда-то сходить? А может, она проснулась, только когда уже попала туда? Я бы хотел обо всем этом у нее спросить.
Вокруг все спокойно. Только довольно шумно. Но если бы было тихо, то это показалось бы мне странным. Впереди уже видно Сентрал-парк-Уэст, видно, как машины едут на север, в Гарлем. Под фонарями все кажется оранжевым. Над деревьями дома на другой стороне парка, жилые и отели. В некоторых окнах горит свет, несмотря на время. Наверное, кто-то еще не ложился, а кто-то уже встал. Папа рассказывал мне как-то про своего лучшего друга (я называю его дядя Дейв), тот всегда ставит будильник на четыре утра. Не понимаю, зачем вообще? Что хорошего в том, чтобы не спать в такой час?
Народу довольно много. Я только что прошел мимо парней, они брели мне навстречу, к реке, одного почти тащили два других. Они пели. Я опустил голову.
Вроде один что-то мне крикнул, но это прозвучало довольно дружелюбно. Кажется, это был просто какой-то бред, который пьяные, если у них хорошее настроение, кричат прохожим на улице. Так что я просто кивнул и пошел дальше. Он больше ничего не кричал.
Так. Перехожу через Сентрал-парк-Уэст. В квартале к северу есть вход в парк, где легко перелезть через ворота, но там рядом тупичок, в котором часто паркуются копы, так что это не вариант. А здесь только низкая кирпичная ограда вдоль тротуара, перебраться легко. Там дальше будет высокий забор, но между забором и оградой деревья и тень: меньше шансов, что меня заметят.
Я сейчас иду на север, на улице есть люди, так что я иду медленно, жду удобного момента, чтобы перелезть, когда на меня никто не будет смотреть.
Конечно, маловероятно, что на меня обратят внимание. Разве что мне попадется какой-нибудь коп не при исполнении или типа того. Но все же.
Не хочу, чтобы какой-нибудь любопытный идиот спросил, что я делаю, или начал объяснять мне, что парк закрыт. Как будто я сам это не вижу.
Ну вот. Все. Перелез. Если меня и видели, то ничего не сделали, все в порядке. Я попытался перепрыгнуть через ограду настолько непринужденно, насколько это вообще возможно, потому что не хотел привлекать к себе внимание, но потом понял, что это все глупо и сейчас вообще значения не имеет.
Короче, я просто встал на ограду и спрыгнул с другой стороны. Внизу земля идет немного под уклон, так что я чуть не подвернул ногу. Но мне как-то удалось отпрыгнуть и попасть на ровное место. Сейчас я встал на эту ногу всем весом, вроде все нормально.
Лишь бы хватило до водохранилища, мне дотуда минут десять.
Было бы круто, если бы ты был здесь. Да, мы не встречались, и я даже не знаю, правда ли тебя зовут Райан и правда ли ты меня поддерживаешь.
Может, ты просто так развлекаешься. Но ты единственный, с кем я могу поговорить обо всем, что творится у меня в душе. Короче, я был бы рад тебя видеть, мне было бы легче, если бы я был не один.
Но может, в этом и смысл? В том, что мне не должно быть легко, потому что за все важное нужно бороться? Черт, я несу какой-то бред. Но мне легче, когда я это проговариваю. И теплее.
Я у забора. Он не очень высокий. И плоский сверху.
Не понимаю, с чего копы и сотрудники парка взяли, что через него нельзя перебраться. Нет, он, конечно, довольно высокий, и если я сорвусь, то расшибу себе голову. Но не думаю, что это случится. Не думаю, что он позволит этому случиться. Он же звонил мне. Теперь я в этом абсолютно уверен. Поначалу я сомневался и вообще не хотел в этом разбираться, потому что я трус и мне стало страшно. Но отрицать это я не могу. Сны. Эти долбаные птицы. Голубой огонек в темноте. Все страницы, которые я не писал. Все становится понятно, если знаешь, с какой стороны на это посмотреть. Если ты научишься смотреть и видеть.
Так, я перелез. Чуть не свалился. Я сидел наверху, свесив ноги по обе стороны. Я, можно сказать, балансировал на яйцах, и мне было больно. Поэтому я стал съезжать вбок, надеясь, что успею перебросить ногу до того, как полечу вниз головой. Успел.
Щиколотке было больно, но идти могу, так что все пока в норме.
Тут очень темно. По главной дорожке у Земляничных полей пришлось пробежаться, потому что она была освещена. Если бы меня заметили, то на этом все и закончилось бы. Но вокруг ничего не шелохнулось, никто не кричал, моторов я тоже не слышал, так что, кажется, прорвался. Сейчас я под деревьями, иду на север. До водохранилища минут пять.
Можно было бы дойти и быстрее, но я не спешу – стараюсь шуметь поменьше и смотрю по сторонам, чтобы не нарваться на какого-нибудь спящего бездомного. Не знаю, что опаснее – такая встреча или то, что ждет меня у воды.
Это я типа пошутил. Извини. Короче. Я много об этом всем думал. Обо всем, что случилось после того, как Лорен пропала. Какая-то часть меня до сих пор смотрит на все это как бы стороны. Эта часть сейчас наблюдает за тем, как я посреди ночи пробираюсь сквозь Центральный парк, и ей очень хочется знать, о чем я вообще думаю. И я ее прекрасно понимаю. То, что я делаю, просто безумие. Опасно было так далеко заходить. Но эта часть моего разума ничтожно мала, а все остальное болит, будто голову зажали в тиски. Я понимаю, что все это глупо и безрассудно, но в то же время и логично. Потому что есть вещи, которые нужно просто принять, у которых нет объяснения. Вроде того телефонного звонка, которого как бы не было, но ты знаешь, что он был. Надо это принять, даже если ничего не понимаешь. Я не писал этих страниц, я не выдумывал этих снов, я не убивал этих птиц. И я не вообразил себе голос Лорен по телефону. Не вообразил ее просьбу о помощи. Не знаю, друг. Наверное, просто есть вещи, вещи, которые ты не можешь объяснить с помощью науки, которые кажутся глупыми, когда ты в тепле и безопасности. Наверное, просто там что-то есть, во тьме.
Черт! Не могу дышать. Просто…
Не могу…
Запись заканчивается 29 марта в 04:31
Запись начинается 29 марта в 04:40
Все в порядке. Все в порядке. Мне пришлось на секунду остановиться, и, только я замер, сразу накатили слезы. Просто истерика. Я так с детства не рыдал.
Не знаю. Ничего не знаю. Я еще иду на север. Или на северо-восток. Кажется. Я вроде бы никогда не был в этой части парка, но сейчас это, пожалуй, не имеет значения. Думаю, я все равно приду туда, куда нужно. Потому что я должен туда прийти. Стало гораздо темнее. Кроны деревьев сомкнулись надо мной, я больше не вижу неба. Но это ничего. Вроде бы. Я уже давно не видел огней. И дорожек. Под ногами только трава и грязь. Деревья старые. Указателей нет. Я как будто больше не в парке. Мне кажется, я где-то в другом месте.
Буду использовать телефон как фонарик. Так темно. Я даже своей руки прямо перед лицом разглядеть не могу. Очень тихо. Будто, кроме меня, нет ничего живого. Будто все здесь старое, мертвое, темное.
Господи, не знаю, смогу ли я. Мне так страшно.
Запись заканчивается 29 марта в 04:45
Запись начинается 29 марта в 04:49
Я пытался вернуться. Мне жаль, мне так жаль, но мне пришлось. Я больше тут не могу, это все неправильно, это все бред, это все ужасно.
Я пошел обратно, но там была только темнота.
Неба не видно, но должны были быть огни домов, а огней нет. Они будто исчезли. Я шел и светил себе под ноги фонариком, но моих следов не было. Я не знал, в какую сторону идти, крутился на месте. Думал, я закричу, но прикусил язык до крови. Я и сейчас ее чувствую. Пути назад нет. Вокруг деревья. Тут холодно, тут темно, и я не знаю, я вообще не знаю… Кажется, я облажался. Ужасно облажался.