ню. Никого не видел, никого опознать не могу. Чьи были разбойники, остравские или фряжские, знать не знаю. Болен тяжко, ум мутится и в глазах мелькание. О том, что принц, возможно, жив, кавалер предпочёл не упоминать. Да и не могли два ребёнка, угодившие в лес прямиком из дворца, выжить там в одиночку. Время текло, Карлус поправлялся, вставал, прогуливался в покрытом снегом монастырском садике, выходил на службы. Миновало Рождество, а кавалер всё ещё не знал, пленником он тут живёт или гостем. Сбежать не пробовал, не чувствовал себя в силах. Почему до сих пор не добили, не понимал. Должно быть, милая сестрица условие поставила. К стенке припереть сестру не пытался. Мол, дурак я, не понимаю ничего, и голова у меня болит. Время двигалось к ранней фряжской весне, когда всё завертелось, явились какие-то господа, якобы из остравского приказа Тайных дел, но незнакомые. Должно быть, мерзавка Фредерика, которую даже он не смог раскусить, везде протаскивала своих людей. Повезли его не в столицу, а в Липовец, где предъявили письмо, из которого следовало, что принц жив. Надлежало встретиться с автором анонимного документа. Карлус знал, что Фредерика уже на сносях. Законный наследник ей не нужен, а Карлус нужен, лишь пока является частью интриги. Окончится она, и героический кавалер благополучно помрёт от незалеченной раны. Потому, увидев Эжена, тощего, в потрёпанной одежде, но вполне живого, уже потянувшегося к нему с радостной улыбкой, кавалер осторожно намекнул, чтобы тот убирался. Понятливый пасынок главного церемониймейстера исчез с площади, но кавалер уверился – наследник жив. А затем повезло. В храме, у которого пришлось прогуливаться не один день, удалось переговорить со старым знакомцем, липовецким наместником. Наместник к партии Фредерики не принадлежал и ловким маневром вырвал Карлуса из лап сопровождающих, предложив своё гостеприимство. Те в принадлежности к приказу Тайных дел сознаться не могли или не хотели, ибо вовсе к нему не принадлежали. Карлус поселился во дворце и, воспользовавшись старыми связями, умудрился тайно переправить письмецо его величеству. О наследнике не упомянул, но молил о прощении и распространялся о своём бедственном положении. Его величество, который отчего-то был уверен, что Карлус тоже мёртв, приказал вернуться в столицу. Тут уж никакая Фредерика не помешала. Карлусу, другу детства, король доверял бесконечно. Но о том, что мальчишки, возможно, живы, Карлус предпочёл не распространяться. Фредерике улыбался и целовал ручку. В душевной беседе с великой печалью жаловался на головную боль и потерю памяти. Фредерика намекала, что хорошо бы подать в отставку, Карлус и подал. Жизнь дороже. Но король никакой отставки не принял. И вот теперь новое поручение.
Торговый тракт вёл в Бренну Приречную, город богатый, торговый, негласную столицу Пригорья. Там кавалер рассчитывал хорошенько отдохнуть. Но в Пригорье их не пустили. Остановили на заставе. Лес густой, непроходимый, а в лесу при дороге чистенькая деревянная крепостца, придорожный трактир для проезжающих, два-три дома начинающейся деревеньки и стража, сытая, недурно одетая и весьма неприветливая. Карлус предъявил письмо. В ответ ему и сопровождающим было предложено разместиться в казарме и подождать. На вопрос, долго ли дожидаться, только хмыкнули. Карлус смирился. Команду свою отправил в казарму, а сам отправился ночевать в трактир. Пока гонца пошлют, пока он доскачет, пока назад вернётся с высочайшим позволением ступить, наконец, на запретную землю княжества Сенежского с сопредельным Пригорьем… Надо быть готовым к долгому безделью. Ну ничего, хоть отоспится. Однако не прошло и трёх суток, как его вызвали на заставу. Провели в помещение пустое, новое и пока непонятно, для чего предназначенное. Никакой мебели, даже дверь ещё не навесили. Только свежесрубленные бревенчатые стены и тщательно выструганный светлый пол. Кавалер прошёлся туда-сюда, поглаживая рукоять палаша, который почему-то не отобрали, загляделся в окно. Сзади послышались шаги. Он торопливо обернулся, и руки непроизвольно дёрнулись хватать и не пущать. В дверной проём, чуть наклонив голову, потому что притолока была для него низковата, вошёл господин Ивар, одетый точно как при первой встрече, только рубашечка кипенно белая, волосы собраны в аккуратный хвост да вместо вонючего тулупа на плечи накинута чёрная куртка. Но никакой усталости, никакой серой пыли, совершенная красота, сплошное золотое сияние. Или это так кажется? Просто отсвет в воздухе от соснового пола, от свежеошкуренных стен? Внезапно кавалер испугался. Отчего-то захотелось забиться в угол, сжаться в комок и завыть, припоминая поступки, которые Карлус до сих пор не считал дурными или постыдными. Но он этот порыв мужественно преодолел, выпрямился надменно, как и надлежит высокопоставленному придворному при разговоре с простым травником, пусть и знаменитым пригорским.
– Сотрясение мозга, – с ходу сказал Пригорский Травник, – трещина в черепной коробке, лечили плохо, заросла неправильно, возможны тяжёлые последствия. Чёрные мушки перед глазами видите?
– Вы меня сюда вызвали, чтобы вылечить? – поинтересовался кавалер.
– Ну что вы, разве бы я посмел, – ехидно протянул белобрысый наглец. – Вас пригласил князь Сенежский.
Между тем за его спиной в комнату протискивались стражники и угрюмо становились вдоль стен. Человек двадцать в полном вооружении.
– А вам что здесь надо? – изумился господин Ивар.
– Приказ князя. Велено глаз не спускать. Этому никакой веры нет.
– Да уж. Чего нет, того нет.
– Так какова же цель этого приглашения? – надменно произнёс Карлус, желавший всех и сразу поставить на место.
– Да вот, хотели показать вам кое-что, – улыбнулся травник, как всегда своё место знать не желавший, – иди сюда, не бойся.
Из-за спины травника робко выскользнул и остановился, вцепившись в его руку, его высочество Алелий фюр Лехтенберг.
– Здравствуйте. Как поживаете. А теперь он уйдёт?
– Уйдёт, – пообещал травник, – но не сразу.
Кавалер проглотил ком в горле, повёл плечами, поклонился со всей возможной куртуазностью. Всё это понадобилось ему, чтобы успеть подумать. Наследник жив. Так это же совсем другой расклад получается. Чего там ещё родится у Фредерики – неизвестно. Да в любом случае… Законный наследник. Живой и в своём разуме. Выглядел его высочество, надо признать, очень хорошо. Подрос, лишился болезненной бледности, костюмчик чёрного бархата богатый, если не сказать роскошный и сидит отлично. Глаза блестят, хотя смотрит исподлобья и никакой радости не выказывает.
– Счастлив видеть вас живым и здоровым, ваше высочество. Принимая во внимание обстоятельства, при которых мы расстались, у вас необыкновенно цветущий вид.
– Хорошо, что тебя не убили, – помедлив, высказался его высочество, – Эжен говорит, ты умный. Нам помог.
– Князь Сенежский желает вернуть наследника его отцу? – осведомился кавалер. – Весьма похвально. Благодарность его величества будет безмерна, особенно в свете возникшего между нами недопонимания. Откровенно говоря, я рассчитывал на личную встречу. Князь Сенежский мог бы…
– Личной встречи не получится, – слегка улыбнувшись, сообщил травник, – князь Сенежский, конечно, у нас мальчик тихий, хорошо воспитанный, да только давеча при упоминании вашего имени они кинжальчик в стену изволили метнуть и высказались… э… нехорошо так высказались, грубо, совсем недипломатично. Лучше я с тобой лично побеседую. Могу на медицинские темы. Так что там насчёт чёрных мушек?
– Отчего вы не предупредили, что необходим экипаж? Его высочество не может ехать верхом.
– Ты хочешь с ним ехать? – поинтересовался травник, склонившись к принцу.
– Нет.
– Домой? К отцу, к сестрице?
– Нет! Не отдавай меня!
И повис на травнике, вцепился руками и ногами.
– Хорошо-хорошо. Не беспокойтесь, ваше высочество, всё будет так, как вы пожелаете.
– И на Камень-Деву залезть позволишь?
– А вот если ты на Камень-Деву с этими оглоедами ещё раз полезешь, лично выдеру. Без всякой дипломатии.
– А Эжен говорит…
– И Эжена выдеру.
– То есть вы намерены удерживать его высочество… – прокашлялся кавалер. – О, бесспорно, такой заложник…
– Сам ты заложник, – высказался принц.
– Ещё нет, но можно устроить, – хмыкнул травник, – хотя зачем это надо… В общем, так, по-простому, без всякой дипломатии. Мальчик останется здесь. Воспитание, образование – всё здесь, у нас, как я и предлагал вам раньше. Тогда мне отказали. Вспомните, к чему это привело. Если его величество согласится на это без всяких глупостей, вроде попыток похищения или, там, движения войск в нашу сторону, то формально княжество Сенежское останется частью Остравы. Откроем границы, разрешим торговлю и, как раньше, свободный проход для провоза товаров из Загорья.
Кавалер стиснул зубы, стараясь соображать как можно быстрее. Та-ак. Выходит, он вернётся без принца, но с неоспоримым свидетельством того, что его высочество жив, а также с весьма впечатляющей дипломатической победой. Наследник же, находящийся вне двора, в полной безопасности, недостижимый для козней Фредерики, поумерит её амбиции. Конечно, всё это усилит позиции княжества Сенежского, но они и так уж сильны, дальше некуда. А вот возможность проникать на его территорию… очень интересная возможность.
– Что ж, – сказал он, – я думаю, что его величество… – и далее начал плести словесное кружево, чтобы выгода Остравского двора была не так ясна и согласие не казалось данным слишком легко. Травник слушал, со скучающим видом глядя в окно. А может, и не слушал. Может, считал чёрных мушек, которые действительно плясали перед глазами кавалера в минуты сильного напряжения.
– Ладно, – сказал он вдруг, – я всё понял. Вот это вот всё изложите в письменном виде и передайте страже. Они перешлют Илке… тьфу… господину Илму, наместнику Трубежскому и Бренскому, с коим, я полагаю, вы будете общаться и впредь. А нам пора.
Развернулся и ушёл.
– А с тобой на Камень-Деву можно? – донеслось от коридора.