– А как же, – томно, по-благородному растягивая слова, ответствовал ночной брат, – на клавикордах. Господин учитель об меня три указки сломать изволили.
– Вот что значит высокое воспитание, – хмыкнул Бенедикт.
– Клавикордов в кустах для вас, господин, не припасли, – съехидничала Арлетта. – получите бубен.
– Ого! – сказал ночной брат.
Бубен у них был старинный, украшенный медными фигурками пляшущих шпильманов, которые Арлетта очень любила ощупывать, когда была помладше, и двенадцатью колокольчиками. От дедушки остался. Кожу Бенедикт дважды перетягивал, но ведь не в коже дело.
– Когда народ собирать надо будет – стучишь вот так. Трам. Трам. Трам. Когда она наверх полезет, тогда вот так, якобьи тревогу бьёшь. Поньял?
– Понял, – сказал ночной брат и завозился перед зеркалом, подновляя осыпавшиеся веснушки.
Бенедикт, кряхтя, вытащил уложенные во всю длину повозки две части трёхсаженного составного шеста и тонкую поперечную перекладину.
На перше Арлетта работать не любила. Нет, она не боялась, но уж очень уставали руки. Да и работать в одном трико стеснялась. Одно хорошо – считать не надо. Знай, повторяй подряд одно за другим. Быстро вскарабкалась на шест, стараясь делать это, как учил Бенедикт, красиво и изящно, будто ящерица или змейка. Уцепилась за перекладину, раскачалась, вышла в стойку на руках, вытянулась стрелой, устремлённой в небо, свернулась в кольцо, так что пальцы босых ног коснулись волос на затылке, разогнулась, повисла на согнутых ногах, чтоб немного передохнуть. Она чувствовала, как тяжело переступает Бенедикт, ловя равновесие, и сама старалась двигаться в такт, чтоб ему было полегче. Хорошо помогал ночной брат с бубном, ловко поймавший их общий ритм. Арлетта, ясное дело, не видела его, но знала, он устроился прямо на земле в очерченном Бенедиктом круге, положив рядом свои костыли. Зазорно, должно быть, ночному брату, да ещё благородному. Конечно, чего не сделаешь для спасения жизни, но всё равно зазорно. Стыдно глаза поднять.
Надо продолжать. Хватит болтаться, как бельё на верёвке. Полагалось ещё немного попугать публику, как всегда, сделать вид, что падаешь. Но, по молчаливому уговору с Бенедиктом, на перше она этого не делала. Ему и так тяжело. Тяжёлой была не столько Арлетта, сколько перш, надёжно упиравшийся в особый карман на кожаном поясе. Нижнему полагалось ещё и прохаживаться туда-сюда, удивляя публику чудесами баланса. Но после ошибки Альфа Бенедикт этого тоже не делал. Никогда.
Арлетта старалась за двоих. Внизу то и дело ахали и охали. Это было приятно.
Кажется, всё. Теперь соскользнуть по шесту на плечи Бенедикта, сальто назад и можно отдыхать. Потом Фиделио ходил со шляпой и даже становился на задние лапы. Потом немного покидали шары и снова на шест. И так целый день до закрытия торга. К концу Арлетта двигалась уже как варёная. Еле дошла до повозки, цепляясь за потную руку Бенедикта.
Забравшись в повозку, подсчитали выручку.
– Неплохо, – сказал Бенедикт, ссыпая всё в кошель, – Арлетт, ужин.
– Попрошу мою долю, – внезапно заявил ночной брат.
– Что?
– Я работал. На треть дохода не претендую, но десятая часть моя.
– Тебья даром кормили. Целый неделя.
Арлетта хмыкнула. То, что съел ночной брат за эту неделю, легко поместилось бы в одной ложке.
– Не даром, – не растерялся ночной брат. – За всё заплачено, а на остальное долговая расписка имеется. А что я на вас работать буду, мы не договаривались. Пса вашего тоже я обучил. Но за это, так уж и быть, ни гроша не возьму. Пользуйтесь.
– Да на что тебе деньги?
– В трактир пойду. Ужинать.
– Лишний расход. Ужин Арлетт делать.
– Ага. – Арлетта, переодевшись, выскользнула из-за занавески, с жадностью припала к ковшу с водой, остатки плеснула в лицо. Лизнула стёртую ладонь. Пол немного качался, будто она до сих пор висела наверху.
– Нечего на трактир тратиться. Я сейчас.
– Я угощаю, – сказал ночной брат.
– О, так, – протянул Бенедикт, – в трактир так в трактир.
Пошли и Фиделио с собой прихватили. Пёс вёл себя тихо, деликатно забился под стол, и Арлетта поставила усталые ноги на его мягкий бок. За общий стол их не пустили. Шпильманы за общим столом сидеть недостойны. Но терять доход трактирщику не хотелось, и потому нарочно для них из кухни вынесли козлы для рубки мяса, для красоты накрытые рогожкой, поставили возле кухонной занавески, из-за которой несло горелым маслом и кислой капустой. Прислуживать прислали кухонного мальчишку, от которого ощутимо пованивало старыми сальными тряпками. Зато еду он принёс знатную. Давненько Арлетта такого не ела. Они с Бенедиктом берегли каждый грош. Всё на дом копили. Но ночной брат деньги жалеть явно не привык. Они ведь, ночные братья эти, живут просто. Чужое добро, легко пришло, легко ушло. Поэтому на ужин Арлетте достались мясные щи, густые, аж ложка стоит, и каша печёная с маслом, и огромный пирог с яйцом и луком. На середине пирога она поняла, что сыта, но нельзя же упускать такой случай.
– Ты ешь, ешь, – хмыкнул ночной брат, заметив её неравную борьбу с пирогом, – если всё время не есть, знаешь, чего будет?
– Чего? – сквозь яйцо и лук спросила Арлетта.
– Обязательно помрёшь. Точно-точно. Мне знакомый медикус рассказывал.
– Что-то ты развеселился, господин, – пробурчал Бенедикт.
– Ну как же. Впервые в жизни честным трудом заработал. Ещё пирожок?
– Хватит, – сказал Бенедикт, – отъестся, я её не удержу.
– Спасибо. Я сыта, – сейчас же вспомнила про хорошие манеры Арлетта.
Трактирный гул накатывал волнами, то усиливаясь, то спадая. Лавка качалась, как пол повозки. Канатная плясунья поискала, куда бы пристроить тяжёлую голову, пристроила и сразу ослабела. Как хорошо быть маленькой, ничего не бояться, ни за что не отвечать и прятаться от всех бед, уткнувшись в широкое плечо Бенедикта.
Бац!
– Ваше пиво, господин! А даме горячего сбитню, как заказывали.
Арлетта встрепенулась. Бенедикта рядом не было. А голова её, похоже, мирно лежала на костлявом плече ночного брата. Только от него так странно пахнет.
– Ой! – пискнула она и сейчас же отодвинулась. Ночной брат ничего не сказал, как будто и не заметил. Есть она рядом, нет её – никакой разницы.
– Персону рассматриваете, господин? – прогнусавил мальчишка-подавальщик.
– Интересная персона, – лениво отозвался ночной брат, – откуда она у вас?
– Сам господин Верхола давеча повесил.
– А кто у нас господин Верхола?
– Дык начальник городской стражи. У вас, говорит, трактир большой, в нижнем городе самый лучший. Народу бывает много, всё больше приезжие. Вдруг узнает кто. Или сам преступник к нам забредёт. Всем половым приказано следить и приглядываться. Вот наши и приглядываются. Награда-то большая.
– М-да. Две сотни монет. Немало. Но только за живого. При аресте обращаться бережно, вреда не чинить.
– Чё? Правда, так написано?
– Ага. Вот я и думаю. Ежели он такой страшный преступник, что за него две сотни дают, отчего же брать живым и вреда не чинить?
– Пытать будут. Вызнать чего-то хотят. Небось он сокровище какое украл да спрятал.
– Вот оно что, – протянул ночной брат. Спокойный такой. Будто не о нём речь.
– А ещё у нас болтают, он её высочество принцессу украсть хотел. А другие говорят, самого наследника.
– Хм. Принцесса – это я понимаю. По слухам, она красавица. А наследник престола ему зачем?
– Енто политика, – солидно заметил мальчишка. – Не нашего ума дело. Рассчитываться будете, господин скоморох?
– Вот, получи. А это сверху, ежели от скомороха принять не побрезгуешь.
– Деньги не пахнут, – серьёзно ответил мальчишка.
– Где Бенедикт? – спросила Арлетта.
– Ушёл. Сказал – дела.
В руки Арлетте сунули тёплую кружку.
– На, попей горяченького. Как думаешь, какие у него дела?
– Мужские, – уклончиво ответила Арлетта. – Мы с ним давно договорились, я ещё совсем несмышлёныш была. Он уходит по делам, а я не боюсь, не плачу, сижу, жду.
– Поня-атно, – сказал ночной брат. Нехорошо так сказал, ехидно.
Но спорить, защищать Бенедикта Арлетта не стала. Не годится постороннего в их дела посвящать. Чинно встала, отряхнула юбку, чтоб не осталось крошек. Пихнула ногой Фиделио, дремавшего под столом в обнимку с громадным мослом.
– Надо идти спать. Завтра с утра работать.
– Надо, – согласился ночной брат. – Вот, держи, я тут пирогов набрал, чтоб с завтраком не возиться.
– Всю свою долю зараз потратил, – осудила Арлетта.
– Ничего. Будет надо – ещё добудем.
Ну ясно, ночной брат. Что с него взять. Деньги у них лёгкие, а страха и вовсе нет.
– Воровать пойдёшь? – прошептала она. Трактирную залу они уже покинули, но громко обсуждать такие вещи не стоило даже в пустом дворе, – на костылях много не наворуешь.
– Что я, дурак? – обиделся ночной брат. – Из-за такой мелочи страже попасться. Рисковать, так уж по-крупному.
Хромой вёл слепого довольно долго, но, в конце концов, дошли до повозки, влезли наверх. Спать Арлетте почему-то расхотелось. По привычке решила посидеть на козлах. И зря. Рядом на доске тут же уселся ночной брат. Завозился, пристраивая поудобнее больную ногу. И чего ему надо? Арлетта съёжилась, соображая, успеет ли быстро вскарабкаться на крышу повозки. Туда-то ему точно не залезть.
– Хорошо, – сказал ночной брат, – над холмом звёзды, на холме, в Верхнем городе огоньки. Луна выползает из-за колокольни.
Ударил колокол в городских часах. Семь… восемь… девять. Издали донёсся треск, резкое деревянное постукивание.
– Трещотки трещат. Значит, стража ходит. Не боишься? – ехидно спросила Арлетта. Может, испугается и уйдёт?
– Нет. Не боюсь. Слыхала же – брать живым, и даже бить воспрещается. Только я живым не дамся.
Сказал и замолчал. Надолго.
– Да что ж ты такое натворил? – не выдержала Арлетта. Нельзя, никак нельзя у ночного брата такое спрашивать, но уж