ио. Хуже голодной тоски только тоска смертная. Кто бы ни победил – всё равно погибать. Быстро и просто.
Заскрипели костыли. Наконец, заявился ночной брат. Спокойный, довольный, похоже, что и сытый. К костру не пошёл, а уселся рядом. Прислонился спиной к колесу, со стоном облегчения вытянул больную ногу.
Пахло от него почему-то дёгтем, густой ядрёной колёсной мазью.
– Где ты был? – не выдержала Арлетта.
– А ты?
– На стене.
Ну, может, хоть это его проймёт.
– Холера! Зачем?
Надо же, проняло.
– Приказ господина барона, – отрезала Арлетта. Хотела проявить достойную сдержанность, не говорить больше ничего, но не утерпела, торопливым шёпотом поведала, как было дело. А что ж? Сколько раз бывало: расскажешь – и сможешь забыть. Забыть всё это ей очень хотелось.
– Ага, – сказал ночной брат, – а ты запомнила?
– Что?
– Где королевские войска стоят. Сможешь повторить, чего они там барону докладывали?
– Смогу, не дурочка. А ты что, и вправду подсыл-соглядатай?
– А ещё колдун, убийца и двоедушник. Рассказывай.
– Ну, к мосту большое войско идёт, вон оттуда.
– Ага с севера, от Чернопенья.
– А в Сенной балке, уж не знаю, где это…
– Я знаю. Дальше давай. Чего там в Сенной балке?
Слушал, иногда переспрашивал, кряхтя, поглаживал больную ногу, а ночь всё тянулась и тянулась. Долгая ночь перед штурмом. Арлетте больше не было страшно, только тоскливо.
– Когда ж это кончится? – в сердцах прошептала она и поняла, что тишина постепенно заполняется звуками. Шорох многих шагов. Негромко звякнул металл. Глухо простучали копыта. Всадники. Целый отряд. Строятся на замковой площади. Ноги лошадям тряпками обвязали.
– Так, – встрепенулся ночной брат, – Арлетта, собирай вещи и в повозку. Уложи там всё, закрепи получше, чтоб не болталось. Макс, живо смазывай колеса. Вот, я дёгтя добыл. Бенедикт, давай запрягать. Ох, нет. Сначала повозку на руках развернуть придётся.
– Мы поможем, – засуетился Лотариус.
Вот тоже, пиявки. Помогут они. Присосались – не оторвёшь.
– Зачем всё это? – мрачно спросил Бенедикт.
– Барон вылазку готовит, на рассвете королевские войска на штурм пойдут, а он первый на них напасть хочет, – торопливо зашептал ночной брат. – Надо чего-то делать, пока люди оружие в руках держать могут и вся армия с голоду не окочурилась. Или они сейчас осаду снимут и на столицу рванут, или будут пробиваться в Светец-Северный, в вотчину к союзнику. Здесь сидеть – верная погибель.
– И что?
– Войску выйти надо. Ворота откроют.
– Так мост сожжён, – встрял Лотариус.
– Зато опоры целы. Они два дня щиты сколачивали. Положат сверху, закрепят на скорую руку.
– А мы тут при чём? – продолжал ворчать Бенедикт.
– При том. Запрягай, давай. Только тихо.
Фиделио, увлечённый всеобщей суетой, вздумал было гавкать. Арлетта зашипела на него. Ночной брат походя потрепал пса по лохматой башке, шепнул что-то. Помогая запрягать, тихо поговорил с конём, погладил по сырой от тумана шкуре.
– Ну вот и всё. Обнимемся, что ли, напоследок.
«Верно говорит, – подумала Арлетта, – надо попрощаться, как перед смертью».
– Простите, коли чем обидела.
Сказала, как надлежит, как ещё мама Катерина научила.
На плечо легла рука ночного брата.
– Ар ен йор скольд.
– Чего?
Вроде по-свейски сказано, а ничего не понятно.
– Я говорю, белое платье тебе к лицу.
– Чего?! – свейский Арлетта знала не очень хорошо, но достаточно, чтоб понять: про платья в сказанном нет ни слова. Ну ничего себе. Две недели молчал как пень, а теперь вспомнил. Значит, не показалось тогда. Но обдумывать всё это опять было некогда.
– Арлетта и Макс – в повозку, – принялся распоряжаться ночной брат. – Я на козлах. Остальные идут рядом, держатся за борт. Или бегут. Это уж как получится. Но борт не отпускать.
– Какое право имеешь ты распорядиться?! – возмутился Бенедикт. – Конь есть мой. И повозка.
– Молчать! – рявкнул ночной брат так, что Арлетта, пискнув, в один миг оказалась в повозке. Не хуже господина барона рявкнул, хотя и шёпотом. Вот что значит белая кость.
Глава 16
Цепи и шестерни были хорошо смазаны. Решётка поднималась тихо, без скрипа и лязга. Войско, выстроенное в крепостном дворе, тоже двинулось так тихо, как только может двигаться большое войско. Впереди, покряхтывая, тащили деревянные щиты – настилать мост. Тут же шли плотники со скобами и верёвками, на скорую руку крепить настил к уцелевшим сваям. Затем конные – прорвать заслон у моста, быстро обойти королевское войско, ударить с фланга, порубить везущих таран и прочие осадные приспособления. Глухо тукали обмотанные тряпьём копыта. Затем в угрюмом молчании под арку ворот начала втягиваться пехота.
– Поехали, – выждав малое время, сказал ночной брат, и Арлетта почувствовала, как повозка тронулась, затряслась по разбитой ядрами брусчатке. Заскулил Фиделио. Арлетта покрепче навалилась на него, притиснула к складкам сырого полотна свёрнутой крыши, чтоб не вздумал вырваться и сбежать. Растянувшийся рядом Великолепный Макс тоже скулил. Всё просил Арлетту лечь пониже, спрятаться за бортом повозки. Лабухи и Бенедикт шли молча, широко шагали в такт разгонявшимся колёсам. Ох, зря всё это, ох, зря. Как ни торопись, а решётка упадёт раньше. И тогда… Правильно говорил тот солдат: «Сидите тихо и не рыпайтесь».
– Э… это чё такое? Кто разрешил? – хрипло донеслось сверху, с надвратной башни.
– Да никто… Опускай, телепень, опускай!
Арлетта втянула голову в плечи, зарылась в складки полотна, будто это могло помочь. Тяжёлая решётка с толстенными прутьями нависла, нацеленная прямо в беззащитную спину. Сейчас рухнет, вопьётся, перерубит пополам.
– Опускай! Уходят!
– Не могу! Заело!!
– Чё у тебя заело?! Я ж велел смазать!
– Да смазал я. А оно того… Вот.
– Чё?
Два привратника в ошеломлении уставились на трясущийся от напряжения подъёмник. Блоки стонали под тяжестью противовеса, цепи едва не лопались от напряжения, но шестерни не двигались, со скрежетом жевали неведомо как оказавшийся между зубьями лёд. Будто вся влага ночного тумана собралась тут и в одночасье замёрзла.
Тем временем повозка прогрохотала по проходу и вылетела из распахнутых внешних ворот прямо на мост, где уже почти скрылся в тумане хвост пешей колонны.
Внезапно далеко впереди завопили, завыли дурными голосами. Раздались выстрелы и звон металла. Похоже, авангард пехоты сцепился с королевскими войсками.
– Ну давай, Фердинанд, выноси, – негромко сказал ночной брат, и голодный Фердинанд, почуявший за туманом, за тухловатой водицей непочатый край свежей травы, фыркнул и понёс по гулким доскам моста, по шатким, на живую нитку скреплённым щитам.
Сразу за мостом ночной брат свернул направо, направил коня вдоль рва, понемногу от него удаляясь. Конечно, никакой дороги там не было, но и шум боя доносился всё тише. Повозку трясло и мотало, так что зубы стучали. Под полотном гремели нехитрые пожитки. Фиделио, не выдержав, взвыл, вырвался и выпрыгнул, исчезнув неизвестно куда. Арлетта не смогла его удержать. Руки были заняты. Чтоб не вылететь, приходилось хвататься за что попало. В саму Арлетту то и дело вцеплялся охающий Макс, но помочь она ему ничем не могла. Бенедикт рысил где-то рядом, пыхтел и ругался, путаясь в траве, спотыкаясь о пышные кочки.
– Проклятый туман! – сквозь зубы выругался ночной брат, – чуть-чуть не сдюжил.
«При чём тут туман?» – успела подумать канатная плясунья, и тут же спине и затылку стало тепло, почти жарко.
Туман унесло в одно мгновение. Утреннее солнце встало над дальним лесом, осветило поле битвы, где люди в красном с золотом упорно теснили серо-синюю королевскую пехоту. В тылу королевского отряда рубились красно-золотые конные. На подмогу нёсся из Сенной балки большой отряд с синими вымпелами на вздёрнутых копьях. Осветило и холм с высоким замком. Издали следов пожаров видно не было, и замок Хольм сиял ярко, как картинка на крышке лаковой шкатулки.
– Выноси, Фердинанд! – взмолился ночной брат. Не закричал, а именно взмолился. Тихо так, отчаянно, и добавил вполголоса: – Ай ен ер скольд.
Опять. О чём это он?
– Выноси-и-и! – завизжал Бенедикт.
Полверсты до леса, а там уж кустами, овражками, где скоком, где волоком, как угодно, лишь бы подальше от этого места.
Фью-у! Банг! Фью-у!
«Из замка стреляют, – сообразила Арлетта, – королевских подсылов хотят изничтожить. Подвёл нас туман».
Бенедикт уже не кричал, не ругался, берёг дыхание, бежал на пределе сил, толкая повозку вперёд, пытаясь помочь Фердинанду.
Банг! Свись! Свись!
Когда просто свистят – это значит мимо, а когда стук – в повозку втыкаются. Собственная сообразительность Арлетту почему-то не порадовала.
Банг!
Молодой флейтист бормотал обрывки какой-то молитвы. По-своему, по-фряжски.
Свись!
Кольнуло ужасом затылок. Захолодило шею. Макс ахнул и завозился, пытаясь забиться под полотно. Разве это поможет? Щит надо было с собой прихватить. Или хоть доску какую. Щит. Щит у северных свеев будет скольд. Как это он сказал? Ай ен ер скольд?
Ай значит «я».
Свись!
Снова мимо. А ведь давно должны были попасть. В Фердинанда – вообще запросто. Он большой. Арбалеты эти на полверсты бьют. И стрелки у барона хорошие.
Банг!
Должно быть, уже вся повозка стрелами истыкана. Но никого даже не зацепило.
«Щит, – мелькнуло в одуревшей от страха и тряски голове. – Он – наш щит. Но кто защитит его?»
Хрясь!
Теперь прилетело слева, от леса.
– Ох! – сказал ночной брат. Попали. Точно.
Арлетта взвизгнула и вскочила, подставившись всем стрелам на свете. Повозка выворачивалась из-под ног, плясала и дёргалась. Только бы не упасть! Недолго думая, канатная плясунья прыгнула, как в танце, долгим летящим прыжком. Может, и оттолкнулась плохо, и летела не шибко красиво, но приземлилась правильно. Ещё в полёте вцепилась в сгорбленные, сведённые от напряжения плечи ночного брата. Коленки больно ударились о доску козел, по обе стороны от его тощего скукоженного тела.