Он проморгался, отёр лицо влажным палым листом и, видимо, попытался прийти в себя и разогнать витающих вокруг чёрных мушек и ночных братьев.
– Стало быть, ты здесь одна?
– Не-а. Со мной Фиделио. И Фердинанд.
Зашуршали листья. Колыхнулся туман. Из тумана, поднимаясь снизу по овражку, показался Фердинанд. Бок о бок с ним брела беглая кобыла. На шее остатки упряжи, грива в репьях, глаза дикие.
Арлетта застонала.
– Фердинанд! Ну зачем! Теперь нас по следам в два счета найдут.
– Что значит найдут? Кто найдёт?
Раненый честно пытался сесть прямо и как следует вспомнить, что происходит.
Арлетта сжалилась и решила ему помочь.
– Да так. Проезжали тут вчера человек двадцать. Карету ограбили. Вас искали. Решили, что вы на этой лошади ускакали, и отправились монастырь осаждать.
– А конвой? – пробормотал раненый, осторожно поглаживая повязку.
– Какой конвой?
– Наверное, всех убили, – тихонько сказал выпутавшийся из плаща белобрысый парнишка. – Вы Хенрику приказали задержать этих, а вознице велели гнать. Брат Серафим нас на пол столкнул, и тут в него попали. А потом кучер делся куда-то, лошади понесли, карета опрокинулась, вы головой ударились. Она нас вытащила. А из конвоя никто не появлялся.
– Да кто вы такие? Из-за чего всё это?
– Это долгая история, – отрезал посуровевший раненый, – которая тебя совершенно не касается.
Теперь он стоял на коленях и ощупывал пояс, явно в поисках оружия.
– То позови незнамо кого, – фыркнула Арлетта, – то не касается. А пистоль не ищите. Эти спёрли.
– Та-ак. Коня приведи мне.
– Фердинанда не отдам.
– Разве я сказал одра полудохлого? Я сказал: «Коня».
– Это кобыла.
– Эжен!
Белобрысый подошёл, подставил плечо, помог подняться.
– Эжен, – раненого определённо мутило, но он сдерживался, – ты помнишь карту?
– Да.
– Сейчас, ни минуты не медля, идёте вниз по этому овражку. И далее всё время вниз, оврагами, руслами ручьёв, пока не упрётесь в Ползучие топи. Далее по краю Топей на юго-запад. Заблудиться невозможно. Граница леса чётко видна. Надеюсь, до вечера отыщете дом. Там будет некий Филин. Скажешь ему по-фряжски: «Мы дети совы. Почём нынче луна?» Он вас впустит. Переночуете, дождётесь меня.
– А вы? – хмуро спросил Эжен.
– Я отправляюсь в монастырь. Если проеду благополучно, приведу помощь. Если же нет – дам понять, что вы мертвы. Тогда, по крайней мере, они не станут вас искать. Будем надеяться, что не станут. Если через сутки не появлюсь в урочище, попросишь переправить вас в Остраву. Вот деньги.
В протянутую руку лёг отстёгнутый от пояса кошелёк.
– Обещай любую награду. От моего имени. Всё понял?
– Да. Дом на болотах. Хозяин – Филин. Тайное слово «Мы дети совы. Почём нынче луна?».
Кавалер кивнул, тут же схватился за голову, постоял, шатаясь. Затем, постанывая, с пенька влез на подведённую сжалившейся Арлеттой лошадь.
– Эжен, ты… Докажи, что тебя выбрали не напрасно.
Белобрысый выпрямился.
– Клянусь любой ценой охранять и беречь его высочество.
Кавалер тронул коленом понурую лошадь и скрылся в тумане.
Часть 2История, которую его королевского величества кавалер по особым поручениям Карлус-Николас дер Вурцен фюр Лехтенберг, год назад доставивший в столицу пленника в крытом возке, не пожелал рассказать Арлетте, канатной плясунье
Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч, и зряч?
Глава 1
Всадник не привык ездить без седла, да ещё когда вместо узды жалкий недоуздок, на скорую руку связанный из ремешков. Перед смертью, которая, возможно, ожидает за поворотом, можно смело признать: жизнь не удалась. Вечно одно и то же. Опять, как прошлой осенью, лес, грязь, мерзкий густой туман. Только теперь ещё и голова раскалывается и бьёт озноб, то ли оттого, что сейчас, пёсья кровь, придётся жертвовать собой, то ли после холодной лесной ночёвки.
Если бы можно было всё изменить. Если бы можно было всё повернуть иначе. Не ездить никуда прошлой осенью. Прикинуться больным. Впасть в немилость, но отсидеться. Увы, тогда голову кружило столь внезапно достигнутое высокое положение и горше горького казалось утратить его. Ради того, чтобы сохранить своё место, он готов был не только через лес, через огонь пройти и не дрогнуть.
Именно мечтами о грядущей карьере его королевского величества кавалер по особым поручениям Карлус-Николас дер Вурцен фюр Лехтенберг утешал себя прошлой осенью, когда третью ночь пришлось ночевать в лесу. Усталые кони тыкались мордами в палую листву, искали вялую осеннюю травку. Запасы овса кончились. Разжигая костры и заботясь о скудном ужине, солдаты ворчали, вроде про себя, но так, чтоб начальство слышало. Начальство старательно делало вид, что не слышит. Высокий авторитет командира надо блюсти, но возразить, по чести говоря, ему было нечего. Хорошо ещё, никто не знает, зачем их притащили в эту глушь. Узнали бы, одним ворчанием не обошлось бы. Особое поручение, которое досталось кавалеру на этот раз, было до того особым, что здравомыслящий Карлус не знал, плакать или смеяться. Его величество изволили уподобиться сказочному королю. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Живую воду, ласточкины слёзы, папоротников цвет, прошлогодний снег.
Впрочем, его величество можно понять. Учитывая все обстоятельства. Но солдаты об этих особых обстоятельствах не знали и с каждым днём роптали всё сильнее. Никто не понимал, зачем пробираться всё дальше на север по скверным, с начала минувшей войны не чиненным дорогам, мимо мёртвых деревень, до печных труб сгоревших, а то и просто брошенных.
На старых, ещё довоенных картах здесь был обозначен главный тракт, местами мощённый битым камнем, с хорошими мостами и придорожными трактирами. Нынче же остался только широкий прогал посреди леса да заросшая колея, то и дело терявшаяся в молодом осиннике. Редкие местные жители при виде конного отряда исчезали в лесу с необычайным проворством. Видать, накопили немалый опыт по этой части.
Владетельный князь Высокого Заозерья, счастливый обладатель весьма громкого имени, недурного, но запущенного замка и кучки нищебродов, которые по какому-то недоразумению считались его армией, на вопросы отвечал уклончиво. Власть королевскую признать над собой соглашался, но торговался как на базаре, требуя за это помощи в борьбе с опасным соседом, злобным узурпатором, захватившим престол после подозрительной смерти старого правителя. Официально кавалер занимался именно изучением настроения отбившихся от рук северных вассалов. Но для этого вовсе не требовалось забираться в такую глушь.
По словам князька, прямой дороги к Остербергу из подгорных северных провинций давно уже не существовало. Кому она здесь нужна, эта разорённая столица. Имелась дорога окольная, через то самое опасное и мятежное княжество, но про него князь Заозерский рассказывал такие страсти, что осторожный Карлус решил пробираться напрямик по старому тракту.
Господин кавалер по особым поручениям очень любил хорошо вытопленные комнаты, чистое щёгольское бельё, вино с пряностями, поданное на серебряном подносе. Зато терпеть не мог корявые дороги, полосы грязи на неделями не менянной рубахе, запах собственного немытого тела, дым костра и грубый солдатский трёп. Но в интересах престола приходилось терпеть, хотя поездка была не только трудной, но и бессмысленной.
После весьма холодной и неприятной ночёвки под открытым небом выяснилось, что никакой колеи нет и в помине. Потеряли в сумерках. Возвращаться по своим следам и начинать всё сначала кавалер не пожелал, поэтому двинулись без дороги, просто на север, наугад пробираясь через глухой бесконечный ельник, тянувший острые вершины к низкому серому небу.
К обеду стало ясно, что они заблудились. Путаная тропинка долго вела, манила к просвету, явной границе леса, и вдруг упёрлась в заросли камыша. Высокие, по брюхо коням сухие метёлки, шурша, склонялись под сырым южным ветром. За метёлками открывалось озеро. Огромное пустое пространство, окружённое чёрными елями. Ни причалов, ни лодок, ни одной самой захудалой крыши. Всё тот же безлюдный северный край.
С горя кавалер вновь развернул карту. М-да. Дороги, которых давно нет, к деревням, от которых и следа не осталось. А озёра… Да пожалуйста, сколько угодно. На выбор. Поди угадай, к какому их вывела случайная тропка. Карлус поёжился. Попытался набросить капюшон, который тут же сорвало снова. Проклятый ветер. Да и одежда надёжно пропиталась лесной сыростью. Ещё одна ночёвка в лесу… Бр-р-р. Вот уж поистине поди туда, не знаю куда. Карта трещала на ветру, норовила сложиться, свернуться, точно ей тоже было холодно.
– Эй! – раздалось над самым ухом. – Э-ге-ге-гей!
– Болван! – охнул кавалер, едва не вылетевший из седла. – Совсем мозги ночью отморозил?
– Так вон, – ткнул пальцем Якоб, солдат толковый, из городских ремесленников, давно намеченный к повышению.
Тут уже все заорали, замахали руками, горяча коней. Сырой берег озера под копытами быстро превращался в жидкую кашу. Кавалер приподнялся на стременах. Далеко-далеко на светлой озёрной глади виднелась соринка-ресничка. Длинная лодка-плоскодонка с высоко торчащим из воды носом неспешно повернула в сторону берега. Услышали.
Вскоре стало видно, как в лодке стоит кто-то, ловко работает шестом. Мужик в валяной шапке с обвисшими полями, в рогожке, накинутой от дождя и ветра поверх тёплого кожуха. К берегу умный селянин приближаться не стал. Разглядев всадников, остановился в отдалении, опершись на шест.
– Чего-о на-адо?
– Заблудились мы, – завопил в ответ Якоб так, что лес на другом берегу отозвался эхом.
– Куда пробира-аетесь? – донеслось в ответ.
– В Приго-орье.
Хозяин лодки оттолкнулся, медленно, как во сне, подплыл поближе, оглядел конных внимательнее.