– Ох! – выдохнула Люсинда.
Вот именно. Ох. Алисия стиснула руки, скрытые модной муфтой. Всё было точь-в-точь, как описывают в куртуазных романах. Свет померк, ноги подкосились, земля дрогнула, дыхание остановилось, а сердце, наоборот, из последних сил забилось где-то в желудке. Такие, как этот, под липой, толпами бродят по страницам тех самых романов, но в жизни не встречаются. Никогда.
– Кто это? – прошептала она, боясь спугнуть чудное видение.
– Наставник принца и его личный медикус.
– Откуда ты знаешь?
– Он мне однажды помог, – просияла Люсинда. – Я приехала на дежурство, из кареты вышла, а кругом лёд. Ужасно скользко. Едва не упала. Он меня подхватил и до дверей довёл. – Хихикнула и добавила: – Руку поцеловал на прощание. Слуги болтают – северный дикарь, колдун, мужик неотёсанный, только это неправда. Разговор и манеры самые куртуазные.
Затрещала растрёпанная после зимы живая изгородь. На дорожку выскочила девчонка лет восьми в заляпанном грязью тёплом платьишке. Увидела замечтавшегося под деревом красавца, бросилась к нему и заверещала:
– Поймался! Я поймала, я поймала!
– Нет, я!
С другой стороны из кустов выбрался тощенький мальчишка в стёганой курточке, бархатных штанишках и коротких сапожках. Всё это тоже было щедро измазано грязью.
– Ой, горю, горю, – самым вульгарным образом заорал изловленный красавец, – Эжен, выручай.
– Эжен на дереве сидит, – наябедничала девчонка, – так нечестно. Мы знаем, где он, а достать не можем.
– Нечестно, – согласился красавец, – пошли, снимем его с дерева, чтоб неповадно было.
Левой рукой подхватил под мышки мальчишку, правой – девчонку и пропал из виду.
– И правда, припекает, – томно сказала Алисия, – сходи, принеси парасоли, мне – розовый, смотри не перепутай.
– Но… – упёрлась было Люсинда, – ваше высочество, вы не можете…
– Ничего не случится, если я на пять минут останусь одна. Это же королевский сад. В конце концов, я желаю поздороваться с моим бедным братом.
Брата своего Алисия не видела почти с рождения. Так, запомнился пышный кружевной кулёк, перевязанный голубыми лентами. Брат всегда был постыдной тайной, позорным пятном, грязью, которая могла запачкать весь род Лехтенберг.
Но сейчас, удачно избавившись от Люсинды, она заспешила по дорожке, стараясь ступать как можно изящнее. Это было нелегко. Каблучки то и дело проваливались в непросохший песок. Слышно было, как где-то за деревьями во всё горло вопит девчонка.
– Нечестно, Эжен! Слезай! Господин Ивар, хватайте его за ногу!
Наконец дорожка кончилась, открылась лужайка. На лужайке, окружённой старыми липами, по жухлой листве, покрывавшей остатки бывших клумб, скакали уже три ребёнка.
Решать, который из них «бедный брат», пришлось на ходу. Девчонка не в счёт. Значит, остаются двое. Один помладше, черноволосый и хилый, другой, постарше, покрепче, светлый. Оба одинаково чумазые, оба красные от буйных игр и весеннего солнца, оба орут во всё горло.
– Горю, горю жарко, горю, горю ясно! Кого хочу, того схвачу!
– Ой-ой-ой, – вмешался в это безобразие прекрасный господин Ивар, пытавшийся вытряхнуть из волос сухие листья. Похоже, его только что старательно валяли по земле.
– Пожалейте мои уши. Вот как надо:
Свет померк, ноги подкосились, земля дрогнула, дыхание остановилось, сердце тоже. Голос. За один этот голос можно умереть, не сходя с места. Но Алисия всё-таки сошла, шагнула на лужайку, и всё волшебство кончилось.
Черноволосый мальчишка, взвизгнув, шмыгнул за спину наставника, девчонка вцепилась в его руку, старший пугаться не стал, но тоже поскучнел, встал, набычившись, спрятал за спину грязные руки.
– Простите, я, кажется, помешала, – сказала Алисия самым нежным голосом, скромненько опуская ресницы, – я всего лишь хотела… мне сказали, что мой брат играет в саду. Я не видела его много лет и…
– Ваше высочество, – куртуазнейшим образом поклонился красавец, – ваши чувства делают вам честь.
– А вы, простите? – Алисия потупилась.
– Ивар Ясень. Наставник его высочества.
Ещё один поклон и улыбка. Алисия поняла, что дальнейшее пребывание здесь опасно для жизни. Свет померк. Ноги подкосились. Далее по списку.
– Лель, – продолжая улыбаться, сказал прекрасный герой романа, – это твоя сестра.
Черноволосый мальчишка боком выполз из-за спины наставника.
– Здравствуйте, – сказал он, почему-то крепко зажмурившись, – как поживаете?
Мальчишка как мальчишка, даже не очень противный. Никаких следов болезней и тайных пороков как будто незаметно. Выздоровел? Полностью исцелился? Ах да, говорили же, что этот новый медикус прямо чудеса творит.
– Дамам делают комплименты, – напомнил красавец.
– Вы прекрасно выглядите, – выдал мальчишка, не открывая глаз.
– О, какой милый, – сочла нужным растрогаться Алисия и протянула руку в перчатке, выискивая на ребёнке чистое место, чтобы потрепать по щёчке. Перчатку было безумно жаль…
Но господин наставник руку моментально перехватил, вежливо, но крепко стиснул обтянутое лайкой запястье. Сильный какой!
– Простите, ваше высочество. Лель не любит, когда его трогают.
– О, я не знала. Бедное дитя. – Пользуясь случаем, Алисия подняла лицо, близко заглянула в горячие синие глаза. Ну что же это такое! Свет опять померк, сердце остановилось, а прочие части тела повисли в небесной синеве без всякой надежды вернуться на землю.
– Отчего я вас раньше не видела? – спросила она дрожащим голосом.
– Я должен постоянно находиться при особе его высочества и редко покидаю покои в Висячьей башне.
Отступил и отпустил. Всё отпустил: руку, взгляд, саму Алисию. Даже улыбаться перестал.
Знает своё место.
– Хочу домой, – подал голос его высочество.
– И я, – поддержала его девчонка, – есть хочу!
– Обедать пора, – вставил светловолосый мальчишка.
На Алисию оба смотрели сердито. Неприятные дети. При особе принца должен быть кто-то поскромнее. Нужно будет этим заняться. А эти просто плохо воспитаны. Так и есть. Всё испортили.
– Простите, ваше высочество. Я вынужден вас покинуть, – тут же сказал синеглазый герой.
– Но, надеюсь, мы скоро увидимся снова. Здесь прекрасное место для прогулок.
– О, да. Но, боюсь, мои обязанности отнимают всё время.
Хм. Знать своё место, конечно, полезно, но дураком-то быть тоже не следует. Впрочем, мужчины глупы от природы. Надо выразиться яснее.
– Могу ли я навестить своего милого братца?
– Разумеется, ваше высочество, когда вам будет угодно.
Искренне сказал, с радостью. Наконец-то догадался. Но больше ничего не добавил.
Подхватил, усадил на плечи наследного принца. Другой мальчишка, подражая ему, поднял на закорки хохочущую девчонку, и они пошли по дорожке навстречу бьющему в глаза солнцу.
– Вот парасоль, ваше высочество, – пропыхтела над ухом Люсинда.
– Ах, отстань, – отмахнулась Алисия, – не докучай мне сейчас.
Глава 7
Тень башни ушла. В окна Академии вползло ослабевшее предвечернее солнце. Эжен живо откинул крышку конторки, запихнул внутрь грифельную доску и, провожаемый завистливыми взглядами прочих учеников, обречённых мучиться тут до вечера, быстро пошёл к выходу.
– Королевская служба, – напомнил он дежурному брату-наставнику.
– Королевская служба, – крикнул брату-привратнику и выскочил в отворённую калитку. За калиткой уже поджидал юнец лет шестнадцати, дежурный паж, в обязанности которого входило сопровождать Товарища для Игр Его Королевского Высочества к месту службы по опасным городским улицам. Паж был знакомый. В другое время Эжен уговорил бы его сначала сбежать с холма на Соломенный торг, поглазеть на канатную плясунью, о которой так много болтают старшие. Но не сегодня. Нет. Не сегодня.
Во дворец их впустили со всем возможным почтением. Вообще, с тех пор как Эжен получил придворную должность, его жизнь волшебным образом изменилась. Старшие стали изысканно вежливы и даже предложили принять участие в тайной вечеринке с вином. Младшие сторонились по-прежнему, но воду в постель больше не наливали, рубашку мокрым узлом не завязывали, соль в питьё и песок в чернила не сыпали. Что там сказал господин Ивар ненавистному Роману и его прихвостням, Эжен не знал, но дальше косых взглядов и злобного перешёптывания теперь дело не шло. Даже отчим заявил, что таким сыном, как Эжен, можно гордиться, а матушка стала навещать чаще. Всё расспрашивала о его высочестве. Что он любит, чего не любит, кого к нему допускают да когда он изволит прогуливаться.
Эжен воспрянул духом, и даже Академия уже не казалась такой ужасной. Особенно после того, как господин Ивар стал заниматься с ним латынью и фряжским. А ещё переговорил с братом Анастасом, мастером счисления. Что-то такое про логическое мышление и незаурядные математические способности. Оказывается, от чужих задач тоже можно получать удовольствие. Но сейчас обладателю математических способностей было тревожно.
Перед дверями Висячьей башни двух часовых давно сменили два рослых лакея, они же шпионы господина Карлуса. Про это узнала пронырливая Матильда. В кухне и прачечной всегда всё знают. Шпионы дверь почтительно распахнули, улыбнулись, как своему. Эжен взбежал по лестнице. В спальне пусто. Заглянул за ширмы – никого. Тогда он полез выше, грохоча башмаками по чугунным ступенькам. Наверху была устроена мастерская его высочества. В последнее время Лель учился рисовать людей. Пока выходило кривовато, но всё равно похоже. Лель старался. По сто раз рисовал Эжена, Матильду и учителя, брата Илию из Академии. Имелся большой портрет её высочества в полный рост. Прекрасная Алисия готова была торчать здесь часами, да только не ради брата. Первая об этом опять догадалась Матильда, а потом и Эжен заметил. Лучше бы господин Ивар женился на этой Алисии. Она бы его никуда не отпустила. Но господин Ивар улыбался, ручки целовал, оброненные платочки, шарфики и веера поднимал исправно, играл на лютне для развлечения принцессы, пока та позировала, однако жениться явно не собирался. Матильда взяла и прямо его об этом спросила. Господин Ивар засмеялся и сказал, что подождёт, пока подрастёт сама Матильда. Глупая девчонка расцвела, но Эжен понял, что теперь дела совсем плохи. И Лель понял. В последнее время всё забросил, рисовал только господина Ивара. Извёл кучу настоящей бумаги, которая стоила недёшево. Со стен смотрели господин Ивар у окна, господин Ивар с лютней, господин Ивар с ястребом на плече, господин Ивар с голубем на голове, господин Ивар просто так. Одну картинку (господин Ивар в глубокой задумчивости грызёт перо) Эжен стащил и хранил у себя под тюфяком.