Он старался, как мог, но левая задняя вдруг соскользнула с невидимой под слоем грязи опоры. Конь забился, заржал жалобно.
Арлетта птицей слетела с его спины и сразу провалилась по колено.
– Держи Леля! Allez, Фердинанд!
Верёвка, обхватившая шею Фердинанда, натянулась. Арлетта тащила изо всех сил, Фердинанд бился, поднимая фонтаны грязи.
– Держись, Лель! За гриву держись!
Эжен соскользнул с лошадиного крупа. На миг показалось, что болото сейчас сожрёт его и ничего, кроме пузырей, не останется. Но он всё-таки коснулся ногами твёрдого, схватил за верёвку, стал тянуть вместе с Арлеттой. Фердинанд заплакал, почти как человек, упал на колени, но, сбивая грязную пену, всё-таки выполз, вытащил на твёрдую дорогу себя и намертво вцепившегося в гриву мальчишку.
Тем временем чужие лошади по-прежнему невозмутимо брели вперёд, уже готовые скрыться в тумане.
– В седло, – рявкнула Арлетта.
Эжен, который не любил, когда на него орут, мог бы возразить, что никакого седла у них нету, но послушался, молча вскарабкался на спину Фердинанда, прижал к себе Леля.
– Надо бояться? – деловито спросил Лель.
– Нет, – самым честным голосом соврал Эжен, – сейчас передохнём и дальше поедем. Тут красиво. Смотри, птичка летит.
Птичка неопределённой породы, скорее всего ворона, села в отдалении на полузатопленную корягу и глядела на путников, склонив голову.
«Как её сюда занесло? – подумал Эжен, – чокнутая какая-то».
Вид у птицы был озадаченный. «Как их сюда занесло?» – похоже, размышляла она.
Пока Эжен успокаивал Леля и гладил по шее мелко дрожащего Фердинанда, Арлетта дотянулась до чахлой осинки на ближайшей кочке и несколькими ударами ножа превратила её в шест. Выловила из болота и подала Эжену перепачканный плащ.
– Надо быстрее, а то мы их потеряем, – бормотала она, ведя в поводу Фердинанда и то и дело проверяя шестом дорогу. Эта дорога пахла гнилью и смертью. Хлюпали мокрые поршни. За каждым тянулось по пуду грязи. Чавкали, пробивая дыры в моховом покрове, лошадиные копыта. Туман густел, медленно опускались сумерки, а топи всё не кончались. Догнать чужих лошадей никак не получалось. Хвост последней маячил всё дальше и дальше.
Нельзя торопиться и в то же время быть осторожной. Шаг, и Арлетта провалилась по пояс. Снова яма, одна из многих на старой дороге, которую десятки лет разъедало болото. Но в этот раз холодная жижа медленно поддавалась под её весом, скользила по телу, поднимаясь всё выше и выше. Где-то рядом неразборчиво орал Эжен. Завыл Фиделио. Только бы на плечи не прыгнул, дурачок. Холод поднялся почти до груди. Перед лицом криво торчала какая-то палка. Шест! Стараясь не двигать ногами, Арлетта плавно вытащила его, лопатками чувствуя ледяную воду, осторожно положила на поверхность болота. Та-ак. Левый конец лёг на кочку, правый упёрся в гнилую корягу. Стиснув зубы, канатная плясунья взялась за шест обеими руками и выжала свой вес, как на трапеции. В глазах потемнело, в спине полыхнуло болью. Кочка выдержала. Здоровенная коряга потонула с весёлым бульканьем, но Арлетта успела переползти по шесту, перекатиться под ноги Фердинанду, который вроде бы стоял на чём-то твёрдом, и села прямо в грязную воду, ощущая под собой склизкие камни старой насыпи. Фердинанд фыркнул и, нагнувшись, дохнул ей в макушку. Набежал Фиделио и лизнул в грязную щёку.
– Ты как? – тонким голосом спросил Эжен.
– Лучше всех, – отплёвываясь и отпихивая Фиделио, выговорила Арлетта, стараясь унять колотящееся сердце. Оглянулась и поняла, что всё пропало. Вокруг лежало пустое болото. Лошади кромешников исчезли из виду.
Недолго же ты прожила сама по себе, свободная и зрячая Арлетта Астлей. Видеть ей захотелось. Каша в рот не лезла. Директорский сынок не нравился. Работала бы сейчас в балагане Барнума. День да ночь – сутки прочь. Скучно, тускло, но зато живая.
А сейчас, на свободе, придётся мучиться и умирать. Отсюда не выйти. Шаг в любую сторону – жадная холодная топь. Затянет, и следа не останется. По-прежнему будет краснеть по осени змеиная трава, качаться осока, роиться мошкара над чарусами.
– А теперь надо бояться? – спросил Лель.
– Нет, – огрызнулся Эжен, – я скажу, когда надо будет.
Бояться… Бедный, глупый принц. Не повезло тебе, связался с девочкой-неудачей. И крест она не вернёт. Пропадёт теперь. Навсегда пропадёт. Если бы в реке утонуть, его бы когда-нибудь нашли бы. Но здесь… Топь своего не отдаст.
– Что будем делать?
Эжен спросил спокойно. Должно быть, ещё не понял. Или понял, но хорошо притворяется. Что делать? Летать с болотными огнями. Вот она, полная свобода. Куда хочу, туда лечу. Кого желаю, того пугаю.
– Вставай, простудишься, – сказал Лель.
– Да, – кивнула Арлетта. К холоду она притерпелась и почти не чувствовала. Сколько просижу, столько проживу. Двигаться опасно.
Но чужую вещь надо вернуть. Не в подарок дали, всего лишь велели сохранить. Сохранить, а не топить в болоте. Канатная плясунья встала, вытащила из грязи мокрую верёвку, обвязала вокруг талии. Перехватила шест обеими руками, выпрямилась и закрыла глаза. Послушала болото, подышала, чтобы успокоиться. Натянутый канат послушно лёг перед ней, прямой, привычный, и даже бездна вокруг уже не пугала. Где-то впереди хлюпали по болоту лошадиные копыта.
– Allez, – сказала Арлетта и стала считать.
Раз-два-три-четыре… Сто двадцать… Двести сорок… Тысяча триста сорок один…
Она шла и шла, не чуя под собой ног, точно по воздуху. Как это получается и отчего они ещё живы? Лучше не думать. Только мышцы болели и усталость наваливалась всё сильнее. Сзади уверенно топал Фердинанд. Хозяйка ведёт, значит, надо идти. Он тоже устал, но держался.
– Ой!
Эжен вскрикнул до того жалобно, что Арлетта открыла глаза. Ахнула, точно с каната упала. На болота уже опустился сумрачный осенний вечер. Кусты и коряги медленно превращались в размытые тени неизвестных чудовищ.
– Что случилось?
– Там опять… ну, эти, блудички… сейчас начнётся, а мы тут…
– Где?
– Во-он, видишь?
Арлетта пригляделась.
Далёкий огонь был большим, красноватым, слегка мерцающим.
– Костёр, – сказал Лель, – я видел во сне. Это костёр.
– Неужто дошли? – не поверил Эжен.
– Не радуйся раньше времени, – прошипела Арлетта.
Пожалуй, можно было бы и порадоваться. Под ногами снова лежала твёрдая дорога. Здесь даже отвалы по краям сохранились. На них ровными рядами росли мелкие кустики ивы. Впереди, в отдалении, между болотом и небом пролегла тёмная полоса. Лес? Высокий берег?
Костёр оказался гораздо ближе, чем они думали. Очень скоро надвинулся, будто из темноты выпрыгнул, заросший ивой и чахлым осинником островок. Фердинанд устало заржал. Ему радостно ответили. Фиделио залился лаем. Явно чуял что-то съедобное.
– Ну вот, я же говорил, – возликовал Эжен.
Однако Арлетта повела себя странно.
– Быстро слазьте, – зашипела она, спихивая Леля прямо в путаницу густых кустов.
– Зачем? – заупрямился Эжен. – Там же люди. Поесть дадут, обогреемся.
– Неизвестно ещё, что там за люди. Между прочим, это не меня убить хотели.
С этими словами она столкнула с коня и старшего парня, сверху швырнула мокрый и грязный плащ.
– Прячьтесь. Сидите тихо. Пока не позову, не высовываться.
Протараторила всё это грозным шёпотом и направила коня в сторону костра.
В кустах было сыро и холодно. Под ногами хлюпала вода и качались ненадёжные корни. Эжен забился поглубже, туда, где на ветках ещё сохранилось немного листвы, покрепче прижал к себе Леля и закутался в плащ.
– А кого хотели убить? – шёпотом спросил Лель.
– Никого. Подождём. Она проверит. Вдруг это разбойники.
Из них троих принц был самым сухим и чистым, но всё равно дрожал как осиновый лист.
– Сейчас пойдём греться, – ласково пообещал Эжен. – Пока ждём, найди себе что-нибудь красивое и смотри.
Из красивого на островке имелся только костёр, яркие искры, улетающие к проступившим сквозь туман звёздам.
– Стой! – крикнули от огня. – Кого ещё принесло?
Кричали по-фряжски и добавили фряжские же ругательства. В ответ Фиделио разразился возмущённым лаем. Но Арлетту ругательства, произнесённые хриплым басом, нисколько не испугали.
– О-ла-ла, – пропела она уже знакомым Эжену голоском деревенской простушки и залепетала по-фряжски:
– О-у, дядюшка Бернард, неужели это ты?! О, гран манифик, какое счастье!
У костра копошились две или три тени. Одна из них встала в полный рост. Рост оказался немаленький.
– Арлетта? Арлетта-бабочка? Как ты сюда попала?
– На Фердинанде, дядюшка Бернард, как же иначе. Ох, снимите меня, а то упаду, целый день в дороге, два дня не ела. А у вас тут, чувствую, вкусно пахнет.
К удивлению Эжена, неизвестный Бернард послушался, снял Арлетту со спины Фердинанда, за руку, будто слепую, отвёл к костру.
– Хм, грязная вся, будто в болоте купалась.
– Ох, дядюшка Бернард, так оно и есть, – затараторила Арлетта, – еле добрались. Думала, потонем. Шли-шли, болота эти страшные, конца им нет.
Здоровенный Бернард вежливо, как принцессу, усадил её у огня. Эжен смертельно завидовал. Хорошо ей. Греется, руки к костру тянет. Подойти, что ли? Видно же, что знакомый.
– А зачем шли? – мрачно спросил знакомый. – И где Бенедикт?
– Бенедикт умер, – на минуту Арлетта поникла, но собралась с силами и затараторила снова, так быстро, что не шибко сведущий во фряжском Эжен с трудом разбирал слова.
– Умер он, а я без него работать не смогла. Он меня чувствовал. Другие так не умеют. Сначала милостыню просила. Потом господин Филин меня подобрал. Стала ему помогать кое-чем. Я и готовить, и стирать умею. И на стрёме постоять. И конного, и пешего издалека слышу, вы же знаете. Только беда у нас! Такая беда! Филина убили.
Тут остальные тени у огня оживились, забеспокоились.
– Как убили?!
– Кто?!
– Товар-то пришёл!
– Товар я сама уложила. А кто убил – не знаю. Принесло каких-то. Не из детей совы, что луной торгуют. По-фряжски говорили, да только плохо.