Когда Лиам движется относительно медленно благодаря силе собственных мышц, – то есть пешком или на велосипеде – он может опираться на оптический поток, чтобы рассчитать, как быстро и в каком направлении он передвигается. Но этой информации недостаточно, чтобы Лиам – или любой другой человек – добрался туда, куда ему нужно: нам необходимо что-то вроде карты, по которой мы сможем понять, где мы находимся относительно той точки, куда нам нужно попасть. Чаще всего при нахождении пути мы опираемся в первую очередь на зрение – учитываем дорожные знаки, подмечаем заметные ориентиры или определяем направление по положению солнца в небе. Но как найти путь, если вы только учитесь видеть?
Глава 8. Поиск пути
Однажды утром я шла к метро в Кембридже (штат Массачусетс), и дорогу мне перегородила группа из пятерых бизнесменов, что-то оживленно обсуждавших. «Не могли бы вы пропустить?..» – негромко попросила я, но они не сдвинулись с места, так что я осторожно их обошла. Не думаю, что они плохо воспитаны: просто они настолько погрузились в беседу, что не увидели и не услышали меня.
Пройдя еще квартал, я заметила рядом с собой кончик белой трости, за которой следовал и ее владелец – слепой мужчина. Его трость натолкнулась на ступеньку на тротуаре, и он, не замедляя шаг, поднялся на нее и пошел дальше. Он двигался так быстро и уверенно, что я не могла его догнать, пока он не остановился на оживленном перекрестке. «Как вы понимаете, когда можно переходить дорогу?» – спросила я его, глядя на светофор. Казалось, он ничуть не удивился тому, что рядом с ним кто-то заговорил; он ответил, что в таких случаях он прислушивается к шуму машин, и описал мне, как машины двигались сначала в одну сторону, а потом в другую. «Я годами тренировал этот навык», – сказал он и начал переходить дорогу еще до того, как я заметила, что на светофоре для нас загорелся зеленый. Он продолжил идти по тротуару и без труда пробрался под строительными лесами, возведенными над частью нашего пути, а затем резко свернул в нужную ему дверь. Пусть он и был слепым, но он прекрасно знал, где именно он находится и куда идет. Забавно, что он чувствовал свое окружение намного лучше, чем те занятые беседой господа, которых я встретила чуть раньше.
Как пишет в книге «Эмма и Я» Шейла Хоккен, которая большую часть жизни была слепой, люди часто удивляются тому, что слепые знают, где они находятся по отношению к окружающим их объектам[136]. Для нее это было очевидно. «Это же ваша жизнь!» – напоминает она нам. Независимо от того, каким набором сенсорных систем мы пользуемся, все мы опираемся на доступную нам информацию, чтобы развить свои навыки ориентирования на местности. Моя бывшая студентка Зохра, с которой мы еще встретимся чуть позже, глуха, и поэтому она активно использует свое зрение. Она прекрасно умеет находить дорогу, и в путешествиях семья всегда поручает ей построить оптимальный маршрут до пункта назначения. Пока мы с ней прогуливались по улицам Торонто, она описала мне свои стратегии: указав на большое здание, она объяснила, что ищет наиболее заметные ориентиры и наносит их на воображаемую карту. Она полагает, что большинство людей просто недостаточно хорошо отбирают информацию для таких задач.
Писатель Джон Макфи в своей книге о бывшем сенаторе Билле Брэдли, который был зрячим человеком, описал его потрясающие навыки ориентирования в пространстве[137]. Звезда школьной баскетбольной команды, Брэдли был знаменит своими идеальными бросками. Если он не мог отпасовать мяч кому-либо из игроков своей команды, он через плечо забрасывал мяч прямо в корзину, стоя к ней спиной. Когда его спросили, как у него это получается, он ответил, что, когда вы достаточно долго играете на баскетбольной площадке, «у вас вырабатывается ощущение того, где вы находитесь». У Лиама тоже выработалось «ощущение того, где он находится» – еще до получения интраокулярных линз. Как и Билл Брэдли, он мог забрасывать баскетбольный мяч в корзину, стоя к ней спиной. Он легко перемещался по дому даже в темноте, причем он двигался так уверенно, что даже его бабушка не понимала, как плохо он видит. Есть ли у нас зрение или нет – все мы должны как-то находить дорогу к цели.
В 1940-х годах психолог Эдвард Толмен ставил эксперименты с голодными крысами, которые должны были найти в лабиринте дорогу к еде[138]. Изучив лабиринт, крысы постоянно пользовались одним и тем же маршрутом, чтобы добраться до того места, где еда была спрятана в прошлые разы. Однако они не привязывались к этому конкретному маршруту: если Толмен перекрывал какие-то части этого пути, крысы находили другие маршруты намного быстрее, нежели просто методом проб и ошибок. По-видимому, у них было общее представление о том, где они находятся и куда должны добраться: надо полагать, что они создали в своем сознании карту своего окружения, и это позволяло им прокладывать альтернативные маршруты к цели. Толмен назвал эту репрезентацию окружающего пространства когнитивной картой.
Впоследствии многие другие исследования на людях и животных подтвердили теорию Толмена о когнитивных картах. Я очень люблю историю, рассказанную знаменитым исследователем поведения животных Конрадом Лоренцом, который вырастил гусыню по кличке Мартина[139]. Когда Мартина была еще гусенком и не могла летать, Лоренц брал ее на прогулки по ближайшей деревне, полям и лесам: он или брал ее на руки, или опускал на землю, чтобы она шла рядом с ним. Однажды, когда она училась летать, он выпустил ее в воздух на довольно значительном расстоянии от дома: она полетела вдаль, и, к своему ужасу, Лоренц понял, что перестал ее видеть. Он был убежден, что Мартина потеряется, поскольку она никогда не летала домой через лес и поле от того места, где он ее выпустил. Он весь день искал ее и вернулся домой только на закате, измотанный и отчаявшийся – и обнаружил, что Мартина в величайшем возбуждении ждала его на пороге. Лоренц понял, что гусыня, должно быть, во время их прошлых прогулок создала в своем сознании карту окрестностей: это наиважнейший навык для любого животного, которое должно бегать, летать или плавать на большие расстояния.
Умение создавать когнитивные карты и использовать их у разных людей может быть развито в разной степени. Когда Лиам повел меня на прогулку по Сент-Луису, я обнаружила, что несмотря на проблемы со зрением (а возможно, именно благодаря им) ориентирование на местности – это его конек. Он обожает разнообразные карты и поиск сокровищ: это стало очевидным, когда мы отправились в Форест-Парк на геокэшинг. Лиаму нравится в поиске тайников работать с картами и координатами на своем портативном GPS-трекере. Иногда он сам создает карты – например, карту медицинской библиотеки: для этого он сначала рисует на листе бумаги сетку, а затем заносит в нее элементы содержания. Он с удивлением и восторгом обнаружил около лифтов карты корпусов Медицинского центра и немедленно начал их изучать. Когда в 2014 году мы с Лиамом шли по Медицинскому центру, я спрашивала его о том, где находятся другие корпуса или, например, его квартира, и каждый раз он без промедлений уверенно отвечал на мои вопросы. Когда я попросила его показать мне, где север, он тут же указал в правильном направлении (у меня с собой был компас, так что я сразу же проверила его ответ). Лиам добавил, что он мог представить себе север на своей мысленной карте, но когда я спросила его, видит ли он в своей голове саму эту карту, он ответил: «Не особо».
Лиам сказал мне, что у него плохо со зрительным воображением, однако это не мешает ему создавать и использовать когнитивные карты. Многие мои знакомые с нормальным зрением и хорошими навыками поиска пути говорили мне, что не видят в голове собственно карту, но чувствуют, где находится пункт назначения. Плохое зрение помогло Лиаму отточить свои навыки мысленного картирования местности: если человек с прекрасным зрением может оглядеться и быстро увидеть, где что находится, то Лиам должен полагаться на свою память и когнитивные карты. Более того, на велосипеде и пешком он старается избегать любых поворотов налево, и из-за этого он постоянно обращается к своей когнитивной карте в поисках альтернативных маршрутов.
Детский зрительный опыт Лиама отчасти повлиял на его навык построения когнитивных карт. Когда нам нужно добраться из пункта A в пункт B и обратно, мы должны представить себе сначала путь до пункта назначения, а затем тот же самый маршрут, но в обратном направлении, а для этого нам нужно зеркально отразить нашу воображаемую карту. В детстве Лиам научился писать шрифтом Брайля при помощи брайлевского прибора и грифеля. Когда вы пишете по системе Брайля, вам нужно накалывать точки на оборотной стороне листа бумаги; для чтения лист переворачивают лицевой стороной и читают слева направо. Как следствие, писать по системе Брайля необходимо не так, как текст читается, но справа налево, в зеркальном отражении. Лиам легко освоил этот навык, и это позднее помогло ему понять зеркальные стереоизомеры на уроках органической химии, хотя некоторым студентам они даются тяжело. Лиам отлично умел представлять себе пространственную структуру объектов и мысленно вращать их, и эти навыки помогают ему с построением и использованием когнитивных карт[140].
По всей видимости, у людей и других позвоночных когнитивные карты создаются и хранятся в гиппокампе и окружающих его участках коры головного мозга[141]. Поскольку гиппокамп получает информацию от разных сенсорных систем, включая зрение, слух, осязание и ощущение собственного движения, все это помогает строить когнитивные карты. У зрячих людей возможность видеть играет первостепенную роль при создании карт, но, как мы видим на примере Лиама, хорошую когнитивную карту можно построить и без помощи зрения. Лиам никогда не испытывал проблем с тем, чтобы создать карту своего окружения, однако перед ним стояла и совсем другая задача: научиться на глаз определять расстояния.