[240]. Ричард Грегори и Джин Уоллес писали, что до обретения зрения С. Б. был успешным коммерсантом: он был общителен и уверен в себе и необычайно гордился своими достижениями. Но когда он начал видеть, его достижения показались ему ничтожными, несравнимыми с тем, чего может достичь зрячий человек. Со временем он становился все более подавленным и замкнутым. Грегори и Уоллес писали: «Он сильно полагался на зрение, но у нас сложилось впечатление, что именно этот факт и подорвал его самоуважение». От Лиама никто не ждал, что в пятнадцать лет он будет работать, обеспечивать семью и брать на себя ответственность за близких: в его возрасте он все еще должен был осваивать повседневные навыки. У него еще не было профессии и карьеры. В результате у него было больше свободы и времени, чем есть у взрослого человека: он мог попробовать освоить новый навык, потерпеть неудачу, попробовать снова, исследовать что-то новое и сделать свое новообретенное зрение частью своей личности.
Тем не менее, и Лиаму, и Зохре пришлось подстраиваться под общество, рассчитанное на зрячих и слышащих людей. Увидев их в детском возрасте, вы могли бы и не догадаться, насколько они умны, способны и изобретательны. Глядя на лица, Лиам получал так мало информации, что никогда не смотрел людям в глаза, и он был слишком застенчив, чтобы говорить с незнакомцами. Зохра изучала людей очень внимательно, но ее речь было очень сложно понять. Оба они сумели подстроиться под наше видящее и слышащее общество, преуспеть в учебе и адаптироваться к новым ощущениям благодаря поддержке семьи, врачей и, главным образом, неизменной преданности Синди (мамы Лиама) и Нажмы (тети Зохры). Синди и Нажма не просто заступались за них, не просто поддерживали их и помогали им тренировать новые навыки: они также научили Лиама и Зохру дисциплине и придали им уверенности в себе, что было необходимо для успешного освоения навыков зрения и слуха.
Сегодня с таким трудом наработанные навыки, которые Лиам и Зохра приобрели дома и в школе, очень помогают им в жизни. С учетом того, насколько плохим было зрение Лиама и какой крупный кегль был нужен ему для чтения, ему было бы проще бросить читать печатный текст и научиться только шрифту Брайля. Но он освоил и то, и другое: он научился читать печатный текст в школе, а шрифт Брайля он по настоянию матери освоил на специальных занятиях. Многие люди, которые были слепы в детстве, но обрели зрение во взрослом возрасте, могут научиться узнавать печатные буквы, но не читать текст, даже если они свободно читают по системе Брайля. Лиаму очень помогло в жизни то, что теперь он легко читает и понимает даже мелко набранный текст.
Большинство детей осваивают язык, когда слушают речь других: именно поэтому глухой ребенок имеет все шансы так и не овладеть языком, но Нажма научила Зохру английскому языку через чтение. К трем годам Зохра овладела языком, и это было невероятное достижение, которое ей здорово пригодилось в жизни; однако в то время она еще не могла легко общаться с другими. Несмотря на многочасовые тренировки с Нажмой, речь Зохры едва было можно понять. Но когда Зохра получила кохлеарный имплантат и начала слышать свой голос, ее прекрасное владение английским языком позволило ей научиться говорить ясно и разборчиво.
Возможно, подростковый возраст – это время исследований и открытий, но это также и время, когда мы очень напряжены и застенчивы[241]. Когда Лиам начал лучше видеть, а Зохра – слышать, они остро осознали, как хорошо другие люди могли видеть и слышать их самих. После получения кохлеарного имплантата Зохра со стыдом обнаружила, как громко она чавкала и шаркала ногами, и быстро избавилась от этих привычек. Лиам потерялся в огромном аэропорту и забрел в служебную зону: ему было ужасно неловко. В итоге он достал трость в надежде на то, что люди примут его за слепого, а не просто за идиота, и скорее согласятся помочь ему найти дорогу.
Зохра не боится спрашивать других людей, что за звуки она слышит, если сталкивается с чем-то незнакомым, и в ней столько теплоты, спокойствия и гармоничности, что рядом с ней всегда есть близкие друзья. В колледже, зная о том, что она хочет связать свою жизнь с медициной, она вступила в Ассоциацию медицинских работников с потерей слуха. На их конференции она познакомилась с доктором Самуэлем Атчерсоном, аспирантом в области аудиологии, который также носит кохлеарный имплантат. Он здорово ее вдохновил, и во время учебы в колледже часть летних каникул она проводила в его лаборатории за аудиологическими исследованиями. Лиам не судит себя строго, но реалистично оценивает свои трудности. Когда его зрение улучшилось, в нем усилилось желание быть частью коллектива и помогать другим людям. Он чувствует прочную связь с другими людьми с плохим зрением и с альбинизмом, поэтому он вступил в несколько организаций, в том числе в Национальную организацию по альбинизму и гипопигментации. Чем лучше Лиам и Зохра учились видеть и слышать, тем лучше они могли общаться и делиться с другими людьми своим опытом, мыслями и навыками. Их истории подчеркивают живущую в нас потребность быть частью человеческого общества, а также то, насколько реализация этой потребности зависит от наших перцептивных возможностей.
РИСУНОК C.1. Тест Аша на конформизм.
Несмотря на потерю слуха, Зохра верила в точность и правильность своего мировосприятия, что стало очевидным во время занятий по этике, которые она посещала во время учебы в Торонто. На одном из занятий Зохра вошла в аудиторию пятой, из-за чего, сама того не зная, стала «подопытным кроликом» в демонстрации классического психологического эксперимента – эксперимента Соломона Аша[242]. Четыре студента, прибывшие в аудиторию перед Зохрой, только что получили инструкции о том, как им нужно себя вести. Для проведения эксперимента преподаватель вывел на экран две картинки (Рисунок C.1). Несмотря на то, что линия на левой карточке совпадает по длине с самой правой линией на правой карточке, студентов проинструктировали сказать Зохре, что на самом деле она совпадает со средней линией на правой карточке. Преподаватель предсказывал, что Зохра сдастся под давлением группового мышления и согласится с товарищами. Первые четыре студента с энтузиазмом принялись разыгрывать свои роли, изображая напряженные раздумья перед тем, как объявить, что линия на левой карточке совпадает со средней линией на правой, но Зохра не поддалась давлению товарищей. Она стояла на своем: линия на левой карточке совпадает с самой правой линией на правой карточке. Ошарашенный преподаватель промямлил, что Зохра вела себя «очень храбро», но все дело в том, что она выросла глухой: из-за этого она должна полностью доверять тому, что видит, но что еще важнее, – она не боится выделяться из толпы.
Когда Лиам получил интраокулярные линзы, он хотел переопределить себя и стать полноценным зрячим человеком: он сложил свою трость, убрал ее в рюкзак и пользовался преимущественно зрением. Он неплохо справлялся, когда бывал только в знакомых местах рядом со школой и домом, а затем – когда он работал после наступления темноты и его не беспокоило солнце. Однако одним дождливым вечером в мае 2015 года он очень неудачно упал с велосипеда, и с тех пор он катается не так часто, особенно по оживленным улицам. Со временем он понял, что ему комфортнее всего передвигаться при помощи и зрения, и трости одновременно. Его зрение позволяет ему определить, что впереди его ждет лестница, и он может перепроверить это с помощью трости.
Лиаму было непросто принять решение использовать и зрение, и трость, ведь окружающие считали, что острота его зрения должна была позволять ему ходить без трости. С юридической точки зрения «низкое зрение» определяется в пределах между 6/21 и 6/60 на наиболее хорошо видящем глазу после коррекции, тогда как у Лиама острота зрения обычно составляла примерно 6/18. Однако остроту зрения оценивают во врачебном кабинете при равномерном освещении, когда человек сидит на одном месте и читает неподвижную таблицу с буквами: смотреть и видеть на залитой солнцем городской улице, полной ярких пятен света и густых теней, где во все стороны снуют люди, а рядом несутся машины, – это совсем другое дело. Лиам понял, что острота зрения, определяемая по самой мелкой строчке, которую он может прочитать на таблице с заданного расстояния, не позволяет оценить прочие жизненно важные навыки обработки зрительной информации, особенно навыки ее усвоения и понимания. Люди, которые потеряли зрение уже взрослыми, обнаруживают себя совсем в другой ситуации. Они могут эффективно использовать остатки своего зрения благодаря уже наработанным зрительным навыкам, но они должны впервые в жизни осваивать навыки слепых людей. Лиам же, напротив, владеет обширным опытом работы с тростью и чтения по системе Брайля, но не очень быстро обрабатывает зрительную информацию.
Когда Лиам после окончания колледжа переехал в Сент-Луис, он присоединился к спортивной команде для людей с нарушениями зрения и вступил в Национальную организацию по альбинизму и гипопигментации. В этих двух сообществах он узнал о существовании биоптических очков – небольшого устройства, которое устанавливается поверх обычных очков и позволяет увеличивать изображение в несколько раз – от двух до шести. Он также обратился в Реабилитационный сервис Миссури для слепых, где получил биоптические очки и освежил свои навыки работы с тростью. Он использовал биоптические очки на работе для чтения текста на экране компьютера, а также для чтения меню, вывешенного на стенах ресторанов. Тонированные контактные линзы помогали ему легче переносить яркое солнце, но если даже в них свет мешал ему читать текст на экране телефона, он переходил на брайлевский дисплей. Зохра тоже научилась использовать все свои способности, опираясь для понимания речи и на слух, и на чтение по губам. Пусть Лиам и Зохра обладают не такими сенсорными возможностями, как другие люди, они все равно, как и все мы, подстраивают свои перцептивные навыки под ту жизнь, которую они хотят вести.