После шести лет работы я только сейчас обрел свободу. И жизнь начинается снова. Новое время, новая жизнь! Я сам во всем виноват. Четыре года я работал вместе с двоюродным братом. Но вот уже два года, как он уехал в Исфахан и я не имею от него вестей. Он серьезный, способный человек. Теперь я еду его разыскивать. Кто знает, может быть, я надеюсь на его помощь? А если я еду ради работы, почему же тогда я не выбрал другой город? Я решил поехать туда, где найду свое место и где есть знакомые люди. Сила рук? Чепуха! Но раз я решил – значит решил. Кончено!
В мире если и найдется, то всего лишь одно какое-нибудь местечко для удовольствий и наслаждений. Зато несчастья и нищета встречаются на каждом шагу! То особое местечко принадлежит избранным. В прошлом году, работая несколько дней официантом в кафе «Гити», я насмотрелся на сытых клиентов. Они легко тратят не заработанные ими деньги. К их услугам автомобили, парки, красивые женщины, дорогие вина, удобные постели, теплые квартиры. Вот у них-то чудесные воспоминания! Куда бы они ни пошли, все как будто специально для них приготовлено. Тот свет тоже принадлежит им, ведь и для богоугодных дел нужны денежки! А мы? Если хоть один день мы остаемся без работы, мы вынуждены ложиться спать без ужина, на голую землю. Они же, если хоть одну ночь проведут без развлечений, готовы разнести весь мир. Как в ту ночь в коридоре кафе вдребезги пьяный американский солдат с красной потной рожей бил женщину о стену. На женщине было синее платье. У меня потемнело в глазах. Я не мог сдержаться. Женщина вопила так, словно ее резали. Но никто не решался подойти или вмешаться. Даже полицейский, стоявший у двери, хладнокровно наблюдал эту сцену. Я попытался спасти женщину. Не знаю, чем меня ударили по голове, но в глазах у меня словно молния сверкнула. Очнувшись, я увидел, что лежу в полицейском участке. Три месяца я просидел в тюрьме. Никто и не подумал проведать меня и спросить: «Эй, приятель, как твои дела?» Нет, у меня тоже есть славные воспоминания! До сих пор болит бок, куда меня пнули.
Что это давит мне плечо? Ха! Это кастет. Сегодня ночью я всю дорогу сжимал его в руке. Словно кто-то меня преследовал: мне казалось, что придется драться. Почему же я сейчас положил его под подушку? Кто обо мне вспомнит? Кому я нужен?
Постель немного согрелась. Отчего же я не могу уснуть? Когда на свадьбе Рустам-хана я выпил кофе, я потом тоже не мог уснуть. Но сегодня я, как обычно, выпил лишь две пиалы чая. Напрасно я пошел так далеко. Я ходил в Галубандак. Будь проклят этот шашлычник Хак Дуст, который постоянно что-то подсчитывает. Я пошел туда, потому что ребята там устраивают свои сборища. Если бы я выпил стакан-другой водки, я бы, наверно, лучше спал. Голям сегодня вечером не пришел. Я ведь попрощался со всеми ребятами. Но они и не подозревали, что в субботу я уже не выйду на работу. Я хотел сказать об этом Голяму. Как сердито он посмотрел сегодня утром и как он был бледен! Он стоял под лампой у наборной кассы. Как он был увлечен! Я и не подозревал, что он так любит свою работу. Простой парень! Он знает, кто он, потому что толком не понимает, что на самом деле есть и чего нет. Ему не нужно обо всем забыть, чтобы уснуть. Голям никак не может представить себе, что он оставит работу или станет играть в азартные игры. Он снует, как машина, набирает буквы в верстатку. Какая у него дурная привычка болтать или читать вслух последние известия! Он мешает людям сосредоточиться. Когда у него появился пушок на губе, он сразу стал серьезный. А голос у него приятный, хотя он и растягивает окончания слов! Стоит ему выпить стакан водки, как он уже не может удержаться, несет все, что приходит ему в голову. Какое мне дело, например, что у жены его дяди был выкидыш?! Однако никто не принимает его слова всерьез. Все знают, что он болтун. И никто не верит ему. Как он ни привязывался ко мне, он не смог добиться от меня ни слова. Я не люблю делиться с посторонними своими переживаниями. Когда он приходит, он всегда говорит: «Ребята!» От этого обращения у Мусаиби портится настроение. А что такое «настроение»? Он один способен испортить людям настроение за пятерых. Губы у него всегда приоткрыты, и дышит он ртом.
Не нравится мне Юсеф из Эштехарда, ненадежный парень. Наверное, деревня Эштехард похожа на Саве или Заранд. Может быть, немного побольше или поменьше, но там, должно быть, те же глиняные домишки, а люди так же больны трахомой и малярией. Что мне за дело до его россказней? Он приходит и шепчет мне на ухо: «У Аббаса венерическая болезнь». Ох и надул он меня с этой шелковой сорочкой! Не знаю, отчего у него всегда красные глаза. От работы или от какой-нибудь болезни? Почему же он не носит очков?
Аббас и Фаррох – неразлучные друзья. Вечерами они учатся играть на скрипке. Может быть, они и Голяма втянули? Ха, я и забыл. Они отвели Голяма в свой профсоюз. Потому он и не пришел в тот вечер в шашлычную Хак Дуста. Позавчера, когда Аббас рассказывал мне о профсоюзе, Голям толкнул его в бок локтем и прервал: «Оставь его в покое, у него ведь мозги не в порядке». Пусть лучше этот Аббас помолчит! Что бы он мне ни говорил, я все равно все сделаю по-своему. Не ему с его длинными зубами и косым левым глазом увлечь нас. Пусть лучше пойдет полечится. Он собрался вступать в партию! Что ж, его могут принять, если не рассмотрят его внешность. Голям правильно говорил, что я не понимаю их целей. У них это, наверное, тоже какое-то очередное увлечение.
Почему же Асгар с первого дня смотрит на меня косо? Придирается ко мне без всякого повода. Может быть, Юсеф насплетничал ему? Однако я не помню, чтобы я сказал о нем что-нибудь плохое за глаза. Я много работал в разных типографиях, но нигде не было таких склок, ссор и мерзостей! Они не умеют руководить и попирают человеческие права. Голям мне говорил, что Асгар тоже имеет долю в этой типографии, поэтому, должно быть, он так заносчив.
Рассказывал он и о Мусаиби. Однажды в профсоюзный праздник они хотели взять его с собой. Мусаиби верстал. Повернувшись к ним, он сказал: «Будь проклята эта жизнь! Кто же будет кормить моих детей!» Какая до смешного серьезная жизнь! Он надрывается, работает как вол, чтобы накормить детей. А вот я один, у меня нет никого. Наверное, они на свой лад увлечены и испытывают от этого удовольствие. В то же время они делают вид, что несчастны. Но я не принимаю участия в чужих удовольствиях. Я стою в стороне от всех. Мне необходимо проветриться. Шесть лет – это не шутка! Я устал. Нужно оставить все эти глупости и уехать отсюда. Мне необходимо освежиться.
Всех своих друзей и знакомых я вижу словно в тревожном сне. Человек как бы бредет по безводной, безжизненной пустыне в надежде, что кто-то идет за ним следом, но стоит ему обернуться, чтобы взять идущего за руку, как он обнаруживает, что сзади никого нет. Тогда он начинает скользить и падает в яму, которой раньше не замечал. Жизнь похожа на длинный обледенелый коридор. Нужно иметь для защиты кастет, сжимать его в руке на случай встречи с дурным человеком. У меня в жизни был лишь один настоящий товарищ, Хушанг. Мы без слов понимали друг друга… Сейчас Хушанг в больнице для туберкулезных. Он работал со мной в типографии газеты «Бахаре данеш». Однажды он потерял сознание и упал… Глупый, он постился, и ему стало дурно. Потом стал харкать кровью. С этого все и началось. Сколько денег он истратил на лекарства, сколько времени он не работал, а какого труда и хлопот ему стоило добиться места в больнице. Это удалось его матери, которая одним выстрелом убила двух зайцев – сэкономила на еде и совершила богоугодное дело.
Такую жизнь – чтобы мы харкали кровью, а они танцевали и наслаждались – устроили для нас клиенты кафе «Гити»… Каждый из них за ночь проигрывает или выигрывает в карты столько, сколько семь человек вроде меня тратят на то, чтобы существовать. Все в мире требует удачи! Сестра Асадуллы говорила: «Если мы пойдем собирать навоз, осел испражнится в воду».
Шесть лет я мыкаюсь по разным дырам, работаю в помещениях со спертым воздухом, среди шума и ссор. При этом постоянно приходится выполнять срочную работу, вечно тебе кричат: «Давай, давай!» Как будто, если ты замешкаешься, небо свалится на землю! Теперь у меня развязаны руки. Наверное, так будет лучше!
Постель согрелась. Да и погода стала лучше. Издали слышен бой часов. Должно быть, уже поздно… Завтра рано… Гараж… Но ведь у меня нет часов… Какой он назвал гараж? Завтра, наверное… Завтра…
Голям
Во рту пересохло. Здесь ведь нет воды. Кувшин, наверное, стоит в коридоре. Хорошо, если в кувшине сохранилась вода. Нужно встать, зажечь спичку. Нет, не стоит. Тогда совсем одолеет бессонница. Но водку все же хорошо запить водой. А что, если закурить? К черту, все равно не уснуть. Все боюсь, что не усну! И это в то время, как тот человек… Нет, убит! Нижняя рубашка вся пропотела, липнет к телу. Это плакала Шукуфа, дочь Кудси… Сегодня ночью у меня было плохое настроение, выпил лишнего. Голова будто налита свинцом, кружится; ломит в висках. Какое короткое одеяло. Не одеяло, а саван… Я словно умер… Погребен под землей… Черви ищут меня… Опять слышны вопли Шукуфы… Наверное, у ребенка что-то болит. Совсем забыл, хотел принести ей конфет…
Как жаль! Он был славный парень. Черные глаза его всегда смеялись. Чистый был человек! Какое несчастье! Бедный, бедный, бедный! Нужно глубже вздохнуть, чтобы не заплакать. Будто в сердце что-то оборвалось, будто я что-то потерял. Петухи пропели. Поздно уже. Хорошо, что я проснулся. Это не был сон. Я видел во сне, что я бодрствую. Но ничего определенного я не видел и не чувствовал и не мог понять, кто я. Я забыл свое имя. Я не знал, думаю ли я о том, что я не сплю, или нет. Что-то случилось. Я знал: что-то случилось. Кажется, дул ветер, он дул мне в лицо. А, теперь я вспомнил! Был большой могильный камень. Кто-то читал молитву. Он стоял ко мне спиной. Я положил на камень палец, палец прошел сквозь плиту, потом вдруг загорелся, его охватило пламя. Тут я проснулся. Кончик пальца болит до сих пор. Боюсь, что с рукой дело плохо. Я хотел почистить огурец и острием ножа поранил палец. Когда у Сеида Казема распухла рука, ему пришлось долго возиться с ней. Если рука нагноится, я не смогу работать, лишусь куска хлеба. Кажется, я волнуюсь… Ах, если бы найти собеседника. В ту ночь у меня не оказалось пропуска. Пришлось остаться ночевать в наборной, под кассами. Я был тогда спокоен, у меня был собеседник… Как будто посветлело… Это, наверное, качаются верхушки сосен в саду у соседа. А я думал, это человек. Подымается ветер. Москиты искусали мне руки. Как мне все надоело!