Время до отплытия Сеид Насролла провел в гостях, но на душе у него было неспокойно. Он чувствовал себя так, словно в ближайшие дни ему предстояло лечь на опасную операцию. Разными способами Сеид Насролла старался выспросить у присутствующих все, что они знают о морских путешествиях, и когда под вечер раздался гудок парохода, похожий на стон, сердце Сеида Насролла упало. Но хозяева дома уже взяли его вещи из таможни и погрузили в лодку. Самого путешественника посадили в другую лодку и, разместившись вокруг него, направились к судну. Сеид Насролла крепко прижал к животу портфель со словариком новых слов и фотографиями Хакима Баши Пура. Лодка покачивалась, волны блестели под луной, как расплавленное серебро, темно-зеленые финиковые пальмы молчаливо стояли на берегу.
Сеид Насролла смотрел на все с отвращением и ненавистью, он был похож на верблюда, которого собираются принести в жертву, но перед смертью разукрашивают. Сеиду Насролла показалось, что все эти церемонии устраиваются специально для того, чтобы его обмануть. А лодка покачивалась, и морская волна плескалась через борт. Сеид Насролла почувствовал, что жизнь его подвергается опасности. Чтобы скрыть волнение, он завел беседу на изысканном арабском языке с гребцом лодки. Однако лодочник с трудом понимал его и отвечал корявым языком, чем, надо сказать, немало огорчил Сеида Насролла. Именно тогда он понял, что во всем мире не найдется ни одного араба, с которым он смог бы поговорить по-арабски!
Пароходы издали сверкали, как огни иллюминации. Судно, отправлявшееся в Бомбей, казалось самым красивым. Соленый ветер приносил запахи отбросов, гниющей рыбы и тины. Это были неприятные и тяжелые запахи, которых не могло бы разогнать и освежающее дыхание бури.
Сначала к борту корабля подъехала моторная лодка врача, затем к судну со всех сторон устремились барки, лодки, парусники, груженные различными товарами. От этого шума, криков пассажиров, ругани носильщиков-арабов, стрекота моторной лодки Сеид Насролла едва не потерял сознание. Наконец, когда все немного успокоилось, его взяли под руки и, как беременную женщину, с огромными предосторожностями повели по трапу. Лишь только Сеид Насролла ступил на корабль, на его бескровных губах появилась тонкая улыбка философа. После того как вещи и чемоданы были внесены в каюту, провожающие с поклоном пожелали ему счастливого пути и удалились.
У Сеида Насролла закружилась голова. Он сел на койку в своей каюте второго класса, держа под мышкой портфель со словариком новых слов и фотографиями. Хотя Сеид Насролла имел средства на путешествие в каюте первого класса, из экономии он поехал во втором классе; впрочем, если бы его не остановили, он поехал бы и третьим классом.
В окно каюты доносились крики пассажиров и грохот лебедок. Сеид Насролла встал и выглянул наружу: на берегу мерцали огоньки, по палубе сновали арабы-носильщики. Сеида Насролла охватило отчаяние. Несколько раз, пока корабль не отчалил, решал он, что ему делать: вернуться ли на берег, притворясь больным, или вообще подать в отставку? Но в то же время он понимал, что предпринять уже ничего нельзя, слишком поздно.
Затем он мысленно попрощался с женой, сыном и спокойной жизнью, которую он оставил на берегу, и прикусил губу. Он отошел от окна и внимательно осмотрел каюту. Это была маленькая беленькая комнатка, сделанная из дерева и железа. В каюте были три койки на пружинах, две из них были расположены одна над другой, умывальник, шкаф для платья и столик. Внешне все казалось чистым и основательным.
Сеиду Насролла пришли на память удивительные рассказы о морских приключениях, сказки о Синдбаде-мореходе, множество историй, которые он читал об Индии. Вошел слуга-индиец в белой, чистой одежде и что-то сказал по-английски, но Сеид Насролла не понял его и устыдился скудости своих знаний. Он пришел к выводу, что границей его мудрости были четыре стены дома и что на свете существуют другие языки и народы, другая жизнь, о которой он прежде не имел ни малейшего представления. Без всякой причины всю свою злость и ненависть он обратил на слугу-индуса, словно тот был повинен во всех его бедах. Вскоре слуга принес простыни, одеяло и застелил одну из коек.
В это время на палубе воцарилась тишина. Усталый и разбитый, Сеид Насролла улегся на койку, но она оказалась узкой и неудобной. Снова постучался слуга, знаками объяснил, что ужин готов, и, идя впереди, по какой-то лесенке провел Сеида Насролла в ресторан. Усевшись за стол, Сеид Насролла услышал, что двое пассажиров говорят по-персидски. Он внимательно осмотрел каждое блюдо, прежде чем положить себе – попробовал, чтобы, не дай бог, кушанье не оказалось вредным для здоровья и не содержало бы индийских пряностей. Дело в том, что он признавал древнюю медицину и делил всякую пищу на «холодную» и «горячую», он даже вез с собой некоторый запас «холодных» средств, чтобы в случае необходимости привести организм в равновесие.
Один из иранцев, сидевших за столом, отдавал распоряжения на английском языке и подозвал слугу-индийца словом «чакра». Сеид Насролла почувствовал себя значительно увереннее, обнаружив земляка, знающего английский язык, и счел слово «чакра» удобным поводом для начала беседы на филологическую тему.
– Индийский язык, – начал он, – является детищем персидского языка. Ведь иранские воины Дария Великого и Александра Македонского, султана Махмуда и Надир-шаха приносили персидский язык в Индию. Я еду в Индию с той же целью. А вот слово «чакра», по моему слабому разумению, происходит от персидского «чакер», не так ли? Или, скажем, название этого индийского маринада «чатни» тоже, вероятно, взято из персидского языка. Ведь у нас есть такое слово «чашни». Совершенно несомненно, все слова в мире происходят из трех языков: персидского, арабского и турецкого, так же как и все человеческие расы ведут свое начало от Сима, Хама и Яфета или Сальма, Тура и Эраджа. Например, слово «самовар» вы считаете русского происхождения, а я установил, что оно состоит из трех корней: персидского, арабского и турецкого; первый слог надо читать с гласным «е», а не «а», так как в основе этого слова лежат слоги: «се»-«маъ»-«вар»; «се» – это персидское, «маъ» – арабское, а «вар» – турецкое, то есть получается «принеси три воды». И такого рода слов много!
Иранские путешественники были поражены историческими и филологическими познаниями ученого. А тем временем Сеид Насролла продолжал свои расспросы. Он даже узнал, что человек, говоривший по-английски, бывал прежде в Индии и теперь едет по служебным делам в Бушир.
После кофе Сеид Насролла вернулся в каюту. Он чувствовал себя очень утомленным и, посмотрев в зеркало, увидел, что сильно побледнел. Прочтя молитву, Сеид Насролла лег на койку и уснул.
Но когда забрезжил рассвет, Сеид Насролла почувствовал легкое покачивание судна, услышал в полусне гудение моторов. Открыв глаза, он вздрогнул, словно от неожиданности, затем ощутил головную боль. В глаза ему бросилось прибитое к стене большое объявление, на котором красными буквами было напечатано: «В. I. S. N. Со. Ltd. Emergency Instruction for Passengers».
Под этим заголовком шел английский текст и рисунки. На первом из них какой-то человек надевал на себя особый спасательный пояс, а на двух других было показано, как он завязывается.
Сеид Насролла был убежден в том, что английский язык – этот тот же французский, но с испорченными орфографией и произношением. Он думал, что слово «emergency» произошло от французского «imerger», и поэтому перевел заглавие следующим образом: «Инструкция для вытаскивания пассажиров из воды». Тут же он заметил под потолком каюты два деревянных шкафчика. В одном из них висел один спасательный пояс, в другом – два. Сеид Насролла вздохнул и подумал, что все-таки полностью доверять европейской науке нельзя. Ведь этот корабль, несмотря на его размеры, тоже может потонуть!
Некоторое время он разыскивал английский словарь, но так и не нашел его. Он хотел прочитать текст, однако у него ничего не получилось – лишь по догадке сумел он разобрать несколько слов. В то же время больше не оставалось никаких сомнений в том, что это объявление говорит о мерах предосторожности во время аварии.
Сеид Насролла быстро оделся и вышел на палубу. Он увидел двух спящих у трубы индийцев, матрос-индиец куда-то бежал, а вокруг, насколько хватало глаз, плескалась вода. Лишь на горизонте виднелась узкая бледная полоска берега. Сеид Насролла осмотрел корабль и увидел, что вдоль лестницы, ведущей в первый класс, висят белые спасательные круги, на которых он прочел: «Валеро». Эту же надпись он видел и на меню в ресторане. Ученый догадался, что корабль называется «Валеро». Мимо него прошла индийская женщина в сари с золотыми кольцами в ушах и носу.
Тысячи страхов ожили в голове Сеида Насролла. Разве два года назад он не читал о гибели большого парохода в Атлантическом океане? Разве совсем недавно он не видел в газете фотографию французского корабля, объятого пожаром в Красном море? Ну что, если на два миллиарда подобных сообщений одно является правдой? Стоит ли прилагать столько усилий, чтобы подвергаться волнениям? Ради чего?
Сеид Насролла вспомнил Хакима Баши Пура. О, шея этого безграмотного шарлатана толстеет изо дня в день, и с каждым месяцем он мнит о себе все больше и больше. А разве черновики в его кабинете не полны синтаксических и грамматических ошибок? Ходят слухи, что по происхождению он еврей, а для получения аттестата принял христианство в американском колледже. Теперь же лебезит перед муллами! Он взял у своего зятя-еврея безграмотные переводы Карлейля и выступил с докладом! Хаким Баши Пур – разоблачитель антимусульманских произведений, и, с другой стороны, он же – защитник прогресса и атеизма! В газетах он печатает свое имя в одном ряду с Платоном, Сократом, Авиценной, Фирдоуси, Саади, Хафизом и другими! И теперь он, Сеид Насролла, должен подвергать свою жизнь опасности ради славы подобного субъекта. Ради того, чтобы, выпятив живот, этот тип мог говорить: мои портреты печатают в индийских газетах! Такого солидного и степенного человека, как Сеид Насролла, Хаким Баши Пур сделал орудием своих дурацких претензий, и теперь он, ученый, должен в качестве подарка везти в Индию словарь каких-то нелепых слов, которые, по существу, не являются ни персидскими, ни арабскими! Ведь найдутся же в Индии хотя бы два умных человека? Что же он им скажет? Зачем Хаким Баши Пур выбрал для этого поручения именно его, Сеида Насролла? Ведь есть же у многоуважаемого министра поклонники-юнцы, будущая опора, которые поддерживают друг друга и под предлогом «повышения образования» путешествуют по Европе на народные денежки! И выплачивает же он каждому из них ежемесячно по две-три тысячи туманов! Ведь только в результате подобного попустительства появляются такие книги, как «Пророк Георгий и его учение», которые печатаются на государственные средства! Разве он, Сеид Насролла, какой-нибудь особенный, шестипалый, разве он не может преспокойно сидеть дома, возле жены и сына, и издавать подобную же чепуху или переводы пошлейших французских книг? Почему же он, словно какой-нибудь авантюрист или бродяга, должен очертя голову мчаться в Индию, тащить нелепые изделия рук приспешников Хакима Баши Пура и смешить себя и людей? Разве не нашлось более значительного материала для вывоза за границу?