– Дай и мне, что ли. Пару тяпок.
– Ты чего это? – поднял брови старпом, но достал еще одну. – Двадцать лет не курил.
– В этой заднице без дыма не разобраться, а бухать завязал.
– И то верно. Держи.
Смоля, краем уха слушали говорящего Турнотура, речь которого периодически заглушалась нестройными возгласами. В толпе заплакала женщина, прижимавшая к груди грудного младенца.
– Слышишь? – прислушался Тарас, вдруг подняв пальцы с зажатой сигаретой.
– Я из-за их ора тебя-то не слышу.
– Гул какой-то, ногами чувствуешь? Вот сейчас.
Батон помедлил.
– Есть немного. Наверное, генераторную перезапускают. Еще вчера пора было.
Они подняли головы туда, где над крышами домов виднелась паутина переплетающихся кабелей.
– Ша, холера. Айда на «Грозный», предупреждать гостей, – размазав окурок ботинком, сказал Тарас и посмотрев на него воскликнул. – Ексель, чуть не раздавил!
Он приподнял носок берца, по которому ползло черно-желтое насекомое, деловито шевеля торчащими в разные стороны усами.
– У-у, тараканище.
– Брось, пусть ползет. Может, ядовитый.
Старпом носком ботинка послушно запустил насекомое в темноту под одной из скамей. Последние сантиметры оно преодолело, стрекоча на шустрых маленьких крылышках.
– Двинули.
Катер для ночной делегации приготовили быстро. На борт взошли Турнотур с охраной и Батон с Тарасом. Вызвался также и Яков. Во избежание засады договорились встретиться на нейтральной территории. В движущейся навстречу лодке на носу был включен фонарь, были различимы несколько фигур. Марлевых повязок или каких-либо других средств защиты на них видно не было.
– Ближе не подходить, – поднял громкоговоритель Тарас, и лодки остановились.
– Я Вальгир Турнотур, – взял слово старейшина. – Представитель «Братства пара» и наместник острова Сувурой.
– Капитан ВМС США Джефф Соулс, – на носу вырисовывалась невысокая коренастая фигура в ооновском бушлате и фуражке. Морщинистое лицо, обрамленное жидкой седой бородой, подрагивающий подбородок, лет шестидесяти. Остальные выглядели немногим лучше. Впалые белесые глаза, пораженные катарактой, кто-то ухмылялся цингой, тряслись руки. Шрамы, синяки, тоска.
– Вы американцы?
– Так точно.
– Нам доложили о вашей ситуации, но мы не можем позволить вам ступить на берег, пока не убедимся в полной безопасности вас и вашего судна. К тому же на берегу сейчас чрезвычайная ситуация.
– Мы уже говорили, это невозможно.
– Тогда уплывайте. Это последнее слово. Другие вас тоже не пустят. Вы должны сами понимать бессмысленность своего упрямства. Если то, что вы говорите, правда, тогда в чем вопрос?
На стороне американцев некоторое время царило молчание.
– Мы можем пустить на борт нескольких человек, если у вас есть биологи или специалисты по бактериологическому оружию. При условии, что будут соблюдены все меры безопасности.
– У нас есть и специалисты, и необходимая техника с костюмами. Так же, если потребуется, можем передать на борт кое-какие припасы.
Снова задержка. Упоминание о припасах было явно заманчивым предложением.
– Мы согласны, – наконец заговорил Соулс. – Но не более трех человек. И только те места, которые мы позволим осмотреть.
– Исключено. Все, что будет необходимо. Или уплывайте. Вы сейчас не в том положении, капитан.
– Вы не понимаете…
– В том-то и дело, что нет. Это и играет против вас. Причем очень серьезно.
– Ладно, – вздохнул Соулс. – Ваша взяла. Осмотрите все, что посчитаете нужным. И никакого оружия, только специалисты.
– Плюс анализы всех членов экипажа. Среди наших людей будет священник как независимый наблюдатель, – проговорил в мегафон Турнотур. – По морским и международным законам личность священника неприкосновенна. Это будет служить гарантом ваших мирных намерений и исключит возможность шантажа и захвата заложников.
– Вы слишком сгущаете, сэр. Мы не собираемся никого захватывать.
– Тем не менее. Если это случится, конфликта будет не избежать, и закончится он не в вашу пользу.
Батон подумал о Лере, которая эту идею явно сходу воспримет в штыки. Но Мигель бывший солдат, как-никак, и двойная подстраховка не помешает в случае чего. Хотя кто его знает, сколько их там еще внутри этой посудины и какой у них настрой. Полная жопа по всему выходила, как ни крути.
– Хорошо. Мы будем ждать, как только вы будете готовы. И еще, Турнотур, сэр?
– Да?
– Можно как-то убрать эту штуку вокруг нашего судна? Команда волнуется.
– Солярик у нас себе на уме, – усмехнулся Тарас. – Так что терпите. Главное, помните, что я вам на его счет говорил, и все будет в порядке.
На том лодки развернулись и поплыли в разные стороны.
– Проверим мы их, дальше что? – спросил сидевший рядом с Тарасом Батон. – А если подтасовка?
– Им какая выгода? Заложники? На кой лишние рты на борту, самим небось жрать давно нечего. Шантаж? Первые не выдержат, сдадутся. А выпустят вирус, и что дальше? Останутся на островах одни и рано или поздно все равно погибнут от голода и отсутствия женщин.
– Может, они у них там есть, мы же не знаем. Вдруг западня все-таки?
– На пиратов не похожи, хотя, может, умело прикидываются.
– В любом случае ситуация на нашей стороне и нас больше. Им так и так невыгодно лезть на рожон, хоть в открытую, хоть тайно. Если осмотр и анализы будут отрицательными, придется пустить, – покручивая посох между ног, ответил Турнотур. – Не вечно же их здесь держать, люди и без того волнуются. Если эти странники не несут угрозы, мы обязаны дать им кров.
– Главное Троянского коня не проморгать, – теребил ус Тарас.
Остальное расстояние до берега гребли в молчании.
Хоронили Боровикова на местном кладбище. После службы в церкви свежесколоченный закрытый гроб перенесли к месту погребения. Спозаранку вернувшиеся из леса Паштет и Треска заглянули на кладбище.
– Помер кто?
– За грехи свои претерпел, – склонив голову, нараспев прошептал перекрестившийся Птах.
– Как видишь, – огрызнулась одна из бабок. – Лешку Боровикова нонче на огороде кто-то подрал.
– Вот чего звонили. Я ведь говорил. Слух! – стягивая шапку, пробормотал Паштет. – Сглазили… А чего гроб-то закрытый. Кто его так?
– Цыц! – Треска украдкой ткнул соседа локтем в бок. – Не нашего ума с тобой дело, чего раздуваешь-то. И так вон рожи у всех какие. Сами едва из башни ноги унесли.
– Ага. Если бы ты еще и не обдолбался. А кто туда вообще идти предложил, а?
– Завали дупло, это вон, шизофреник виноват, – скривился толстяк, внутренне до сих пор содрогаясь от тех странных ощущений, которые они пережили на вересковой пустоши. – Лучше туда зырь! В гавани лодка вторая…
– Не гони, тебя еще трава не пускает.
– Ты в нужную сторону бестолковкой верти, знаток.
Паштет обернулся, прищурился на ветру.
– И правда! Вот диво-то! Это кто?
– Вот и пошли, всяко поинтереснее этих унылых.
На них зашикали, и повара продрались через небольшую группу людей. Издавна не питая к покойному иных чувств, кроме никаких, они натянули шапки и заторопились к гавани глазеть на новую лодку, напрочь позабыв о событиях прошлой ночи.
Когда гроб начали с помощью шпагатов опускать в яму, Лиза снова стала биться, вырываясь из рук матери, страшно, по-бабьи голося:
– У-у-у! Да что же это такое, а?! Что делается-то, люди-и?! Витю моего… Мужа убили-и! Куда я теперь одна! А ребенок вот-вот родится, делать-то что теперь! – рвала она на себе волосы. – А-а-а! Пусти, мама! Пусти-и!
– Ну тихо, Лиза, тихо, – пыталась успокоить ее мать.
Немногочисленные собравшиеся молча смотрели, как церковные служки забрасывают гроб землей.
– Чего затыкаешь-то, а?! – Взгляд девушки был безумен, по подбородку текла слюна. – Вы-то живые все, гниды! А, суки? Чего молчите?! Нечего сказать? Вас не коснулось, так пришли для вида рылами поскучать… Ребенка кто нянчить будет? Как я теперь одна-а!
Отец Лизы отвесил ей пощечину.
– Закрой рот, дура!
Она попыталась плюнуть ему в лицо, родители насильно оттащили дочь от могилы.
– Нехорошо новый храм с панихиды и отпевания начинать, – тихо произнес отец Иннокентий.
– На все Его Воля. Грустно это. – Мигель посмотрел на стоявшую в стороне Леру, белую как мел, с красными, заплаканными глазами. Несмотря на то что она всей душой ненавидела несостоявшегося жениха, ей было искренне жаль оставшуюся одну Лизку, да еще и на сносях. Терзал страх от неясности происходящего и такой внезапной чудовищной смерти. Что теперь, сколько их еще будет? Как бороться с внезапно обрушившимся необъяснимым явлением, которое до сих пор и не видел никто?
Накануне Батон потребовал, чтобы его пустили осмотреть тело Боровикова. Точнее то, что от него осталось. Леру не взял. Она и сейчас не могла перебороть испуг и ужас того, что могла увидеть, будь гроб открытым. Вернувшийся охотник выглядел мрачнее тучи, и в нескольких общих фразах описал случившееся с его точки зрения, не вдаваясь в подробности. Кто-то съел половину Вити – устало опустившись на стул, просто сказал он.
Появление неизвестного животного, жестокая смерть Боровикова, стоявшая в бухте на карантине невесть откуда взявшаяся американская лодка – от всех этих навалившихся разом напастей путались мысли и опускались руки. С чего начинать, за что браться? Проклятая эпоха после войны не хотела оставлять человека в покое.
Еще немного постояв, пришедшие на похороны стали расходиться. У могилы осталась только рыдающая Лиза, на коленях мявшая свежую землю скрюченными пальцами, и родители ее и Боровикова. Мигель задержался, чтобы поговорить с ними, а Лера, кутаясь в платок, побрела домой, чувствуя вновь подступающие слезы.
Батон не закончил фразу, но фермеры уже восприняли ее в штыки. Повскакивали, замахали, заспорили, опрокинули пару стульев. Кого-то потеснили к стене. Мигом загустел воздух, напитался бранью и потом.