– Переждали, нечего сказать. – Стянув ботинок, Треска с наслаждением пошевелил пальцами в шерстяном носке с внушительной дыркой на пятке. – Фу! Ну и воняет же их шмотье.
Некоторые уже переоделись в свою одежду, покидав тряпье Подземников на землю. Биргер сидел на борту веломашины, разложив на коленях снимки с пометками.
– Можно подумать, ты лучше пахнешь, – ехидно заметил Паштет.
– Свой шмон роднее. Бэ-э! Гадость. – Треска двумя пальцами брезгливо отбросил подальше какую-то сальную тряпку.
– С каких пор ты белоручкой стал, чувак?
– Отвали.
– Днем они за нами наружу стопудово не сунутся, – опустил бинокль Батон. – Пока чисто.
– Если из того шашлыка вообще кто-то живой остался, – укоризненно заметил Биргер.
– Линь, – мрачно напомнила сидевшая на камне Лера.
– И еще те, кто палил по нам, – вставил Паштет. – Включая босяру-старпера. Я разглядел! Ну и урод, блин.
– Не надо было так.
– А как? Поручкаться и разойтись? Леркой расплатиться? Свои жопы подставить? Мы ничего не видели, никому не расскажем, так? Пустили бы они нас. Вдобавок Линь. Опасный и неожиданный элемент. Так что скотине скотская смерть.
– Да уж, задал ты им жару, – хрюкнул Треска.
– Они все равно люди, – стоял на своем Эрикссон.
– Выродки, морлоки, – отрезал охотник. – Черви.
– Они же никого не трогали.
– А ты знаешь? – посмотрел на него Батон, упаковывая в сумку бинокль. – Думаешь, мы были первыми?
– В туннели редко кто ходит.
– Короче, теперь-то чего рассусоливать? Что-то ты поздновато праведника включил. Ну, вернись, наставь на путь истинный. Ноги унесли, и ладно.
– Не все, – тихо сказала Лера.
– Не все, – согласился Батон. – Но эта цена, которую пришлось заплатить. И мы вернем. Сторицей. Обещаю.
Накинув одну из курток и кутаясь в нее, Лера спрыгнула с камня на асфальт и немного прошла вглубь туннеля, недалеко отойдя от бросавшего на стены блики огня.
– Зачем ты вообще пошел? – с тоской спросила она у чернеющего зева туннеля.
Сзади послышались негромкие шаги, и рядом встал Батон.
– Отпусти его.
– Слишком многих уже отпустила. Кого следующего, тебя? – Она сглотнула, ужаснувшись еще одного имени, но все-таки произнесла. – Мигеля?
– Мигель жив.
– Ты знаешь?
– Нет.
– Тогда замолчи.
Лера отвернулась, снова буравя взглядом туннель.
…черная, густая вода, проникающая в рот, ноздри, уши… Наполняя тяжелеющие легкие, выталкивая атомы кислорода и мешая дышать, тянет ко дну, в студенистом иле которого вязнут босые ноги… Она барахтается, кричит. Пытается грести в сторону берега…
Она одна.
Ее никто не слышит…
…Она хватается за какую-то корягу, пытается вытянуть тело на берег. Оно словно чужое, весит целую тонну. Узловатая ветка под ладонью превращается в трухлявый надгробный крест… следующая тоже… Она дергается, но кожа прилипает к дереву… На табличках имена родителей, Азата, деда… Она барахтается в болотистом кладбище.
Что-то с силой тянет ее вниз. Лера проваливается в свою могилу…
– Он знал, на что шел.
– Что? – сморгнув и отгоняя видение, встрепенулась девушка.
Батон повторил. На этот раз тише.
– Почему он не сказал, что болен? Мне не сказал.
– И что бы это изменило? Что? Вылечила бы его, спасла? Сгорал старик, а ты бы смотрела на это, ненавидя себя из-за того, что ничем не можешь помочь? Понял, что уже вот-вот, и решил тряхнуть напоследок. Достойная смерть, и она была не зря.
– Ты меня ударил?
– Я, – просто ответил охотник. – Иначе там бы и осталась.
– Пусть.
– Что «пусть»? – раздраженно сказал Батон. – Он жизнь за нас отдал. Тебя спас. Всех нас. А ты тут такие речи заводишь?
– И дальше что?
– Теперь мы должны спасти остальных.
– Да никому мы ничего уже давно не должны…
Батон хотел ответить, но его перебил оклик Якова от костра.
– Готово! Идите есть.
– Сделаем дело, тогда и будем оплакивать, – отходя от Леры, сказал Батон. – Тебе сейчас силы нужны. И переоденься. Пахнешь.
Нарочитая грубость вывела девушку из раздумий, отвлекая от грустных мыслей. Вздохнув, она развернулась и побрела к костру, возле которого рассаживались остальные. Наскоро перекусили, по-солдатски, «пока спичка не догорит», почти не разговаривая.
Когда с едой было покончено, Батон вытер руки и собрал всех в круг.
– Значит, так. Вводная. Теперь это чужие земли. Никто, кроме него, – он указал на Биргера, – их не знает. Что автоматически увеличивает ценность его жизни в разы. Нас мало. Это и минус, и преимущество одновременно. Вдобавок теперь мы на открытой местности, так что ведем себя тише воды, ниже травы. Ясно? Вещи Ерофеева разделим между собой.
Отряд внимательно слушал. Был сосредоточен даже Птах.
– Задачи. Выявить и уничтожить заразу, вызволить пленников, разобраться с местными. Опасность может быть где угодно. Времени в обрез. Особенно если жив Линь. Кто увидит эту дрянь… – Батон вытащил из кармана пожухлый панцирь клеща. – Сразу тревогу. Ясно? Сразу же!
– Да, – нестройно закивали все.
– Когда получим достаточно сведений, выйдем на связь. Надеюсь, у наших уже готово. Отдохнули?
Отряд заворочался, размялся. Стали заново навьючивать рюкзаки. В велокатамаран закидали тряпье Подземников, сдвинули с разбитой трассы и закатили в тенистую нишу между нагромождением глыб. Дальше двигаться на транспорте было опасно.
– Веди.
Они стали спускаться вслед за Биргером по покатому склону холма.
Глава 4«Стальные землекопы»
Ближе к полудню Эрикссон подал знак остальным остановиться. Судя по всему, отряд приближался к пункту назначения. Ничего из того, что показывал на снимках Биргер, пока не было видно, но скандинав явно начинал нервничать.
Местность Сандура не слишком отличалась от Сувуроя, разве что была более каменистой, что только играло на руку команде лазутчиков. Поля и равнины сменялись прижатыми к земле вересковыми проплешинами, из которых кое-где дыбился ржавого цвета ломаный сухостой. То и дело попадались редкие перелески и небольшие озера.
Было все, кроме одного.
Не было людей.
На протяжении всего броска от туннеля отряд ни разу не встретил на пути никого и ничего. Ни человека, ни зверя. Молчали даже птицы, да их и не видно было. Несколько пройденных домов и ветхая бензоколонка с провалившейся крышей пустовали, на оклики никто не вышел.
– Может, из-за урагана. – Батон, осторожно приоткрыл стволом винтовки скрипучую дверь бывшего бакалейного магазинчика и быстро глянул внутрь. – Шмальнуло, вот и попрятались?
– Или еще от чего, – осматривался прикрывавший его Эйнар.
– Но куда?
Здесь действительно были видны следы бушевавшего недавно ненастья, которое явно застигло остров, пока герои находились под землей. Дома выглядели помятыми, за покосившимися изгородями бесполезным мусором валялся разбросанный садоводческий инвентарь, деревья и кусты топорщились, словно по ним бензопилой рьяно прошелся пьяный садовник.
С другой стороны их не ждали, хотя внезапных встреч или засад все же стоило опасаться.
Не попадались и клещи, предвестники таившейся где-то рядом беды, хоть члены отряда и старались ступать как можно осторожнее, внимательно всматриваясь под ноги. Вскоре группа один за другим стала негромко высказывать свое удивление – Птах сорвал с какой-то колючей ветки горсть красных ягод и, сунув в рот, безмятежно жевал, размазывая по губам черный сок.
– Не пихай в дупло что попало, – запоздало предупредил Паштет. – Кишки свернет.
– Я не потащу, – сразу предупредил Треска. – Обосрется еще, и лечить некому.
– Чё лыбишься. Съедобно хоть? – поинтересовался долговязый повар, не особо наевшийся на утреннем привале. Подобные плоды на Сувурое прежде ему видеть не доводилось. Пробовать незнакомое он был не мастак, но уж больно Птах смачно наяривал. Сорвав одну ягоду, Паштет повертел ее между большим и указательным пальцами, понюхал и, лизнув, сунул в рот, тут же брезгливо выплюнув.
– Блин! – Он энергично задвигал языком между зубами, чистя его. – Как козьи какашки!
– А ты чего ждал, мандаринов, – хрюкнул Треска.
– Снуснятина, – с довольной рожей прочавкал юродивый, пихая в рот очередную горсть.
– Говнятина! – передразнил Треска, поправляя на башке ушанку. – Обжора хренов.
– Закуска! До ужина далеко! – сглатывая, помахал пальцем перед его лицом Птах.
– Не каркай.
– Нами бы кто не поужинал, – одернул все больше напрягавшийся в отличие от остальной команды Батон, жестко приказав не расслабляться. Царившее вокруг спокойствие не умиротворяло, а наоборот, настораживало. Тревоги добавлял еще не до конца развеявшийся, словно наэлектризованный привкус минувшего урагана, от которого неприятно саднило в висках. Или это сказывалась усталость и недавние побои вкупе с «расслабляющим» зельем. Короче, привычно-галимое состояние средней паршивости.
– Эй! Ты дома, что не рад? – Треска зыркнул на сосредоточенного Биргера. Тот не ответил. По его напряженному виду было отчетливо ясно, что что-то не так.
– Чего ты, – шикнул Паштет.
– А что? Я так, разрядить обстановку. Спросить нельзя?
– Разрядил, нечего сказать. Не дергай его.
– Бу-бу-бу.
«Самый страшный враг тот, которого ты не видишь», – держа «Бизон» в режиме автоматической стрельбы, вспомнила Лера один из наветов Батона. – «Это означает, что охотишься не ты, а на тебя». А они находились на чужой территории. Еще больше напрягала с каждым часом становившаяся все более очевидной вероятность ночевки непонятно где и, скорее всего, под открытым небом. Хоть ей и было не привыкать: Лера прекрасно помнила первую ночь, проведенную в сувуройском лесу на дереве, окруженном загадочными лешими, бесновавшимися в темноте. Тогда она была одна, защищена огнем, и ничего не случилось. Помнила, как антарктической ночью, балансируя на краю пропасти, спаслась, едва не угодив в клыки одичавшим хаски. Да и последняя охота на загадочную тварь еще была свежа в памяти. Смерть столько раз раскрывала ей объятия, но Степанова пока что была ей явно не по зубам.