Будущее рисовалось ему в самых радужных красках. Еще бы: ведь то, что связывает их с Линн, случается, казалось Фрэнку, раз в сто лет. Впереди — долгая-долгая жизнь вдвоем, долгое-долгое счастье…
Вернувшись из Вьетнама, Фрэнк первым делом заявился к ней, и то памятное чаепитие повторилось вновь: так же смущены были все трое — он, Линн и ее мама. Правда, теперь забавной приправой к разговору послужили рассказы Фрэнка о солдатской жизни, о далеком экзотическом крае.
Беседа, казалось, тянулась бесконечно — и наконец они с Линн, бормоча извинения и невнятные соображения насчет «подышать воздухом», выбрались из-за стола, пулей вылетели из дому и, не сговариваясь, ринулись в близлежащий парк, где вполне можно было отыскать укромное местечко для двух вожделеющих душ.
Едва оказавшись за густым пологом зелени, Фрэнк жадно обнял Линн, и его руки сами собою поползли к ее широким бедрам, от прикосновения к которым обоих их пронзила сладкая судорога.
— Возьми меня, милый… — страстно прошептала Линн, и Фрэнк не заставил себя ждать.
Он нетерпеливо задрал подол ее платья, рывком спустил трусики и, высвободив свой истосковавшийся агрегат, медленно, с нажимом провел им по набухшей «киске» возлюбленной.
— Ну, давай же, давай! — шептала Линн. — Я так стосковалась по тебе.
Фрэнк попытался задвинуть ее встояка, но мешала разница в росте, дрожали согнутые в коленях ноги. И тогда, вспомнив чудесную мизансцену в ванне, он повернул ее к себе задом, круто переломил в пояснице — так, что призывно выпятилась наружу густая рыжая поросль, — и напряженный фаллос просто-таки вбежал в вожделенную жаркую пещеру.
— Мой герой…
Конечно, он стосковался по женщинам, разумеется, его здоровый молодой организм хотел взять свое после длительного воздержания, но главным сейчас было то, что перед ним — его возлюбленная Линн. И он — в ней…
— Ну, трахни, трахни же меня, мой дорогой… — просила, нет, не просила, а настоятельно требовала она, расплескивая свою белокурую гриву.
— Да, да, да… — твердил он в ответ, ощущая неземное блаженство от обладания любимым телом.
Его возбужденная штуковина плясала в ее глубоком колодезе, и Фрэнк испытывал неизъяснимое наслаждение от созерцания этого восхитительного процесса.
— Боже, как я люблю тебя…
Кто это сказал — он, она? Уже все было общим, единым; слова, тела, дыхание…
Тут Фрэнк проник в Линн особенно сильно — и она, потеряв равновесие, подалась вперед и упала на траву, увлекая его за собою. Каким-то чудом его корень остался в ней — и, навалившись на Линн всем телом, Фрэнк заработал еще ожесточеннее, счастливо изнывая от звуков смачных шлепков своих чресел о ее пышные ляжки.
— Я умру сейчас, о-о…
И тут он стремительно выплеснул в нее все, что накопилось в его организме за время разлуки, словно из брандспойта, и Линн протяжно застонала, вбирая в себя драгоценную влагу.
Фрэнку хотелось видеть ее лицо — и он развернул Линн к себе, вожделенно всматриваясь в ее пылающие щеки, в сочные губы, в исцарапанные о траву груди, во взволнованно вздымающийся плоский живот.
— Как ты прекрасна…
— Как ты силен…
Губы Линн настойчиво манили Фрэнка, и он, переведя дух сказал:
— Послушай, самое смешное, что мы с тобой до сих пор толком не поцеловались…
— Ой, и правда! — тихо засмеялась она, обвивая его шею тонкими руками.
Их языки соприкоснулись — и не было в жизни Фрэнка более изумительного, более глубокого поцелуя. Что уж говорить о Линн…
Они поженились спустя полгода — на свадьбу прибыл даже пропащий отец Линн, вечно озабоченный букмекер из Нью-Йорка, постоянно отпускающий сомнительного свойства шуточки и часами готовый говорить о любимой хоккейной команде «Нью-Йорк Рейнджерс».
Линн долго не могла зачать, но это не смущало их, упоенно предающихся постельным радостям едва ли не каждую ночь. А потом появился Билли — и в жизни прибавились новые счастливые краски.
Но к тому времени Фрэнка уже начала захватывать его страсть к рулетке, забиравшая все больше и больше денег. Пошли скандалы, выяснение отношений… Но вот об этом Фрэнк Дэвероу уже не любил вспоминать.
Потом они расстались.
И сейчас жизнь Фрэнка была совсем иной, и мысли его были поглощены новой женщиной, к которой он привыкал с трудом, постепенно — слишком страстными были их отношения с Линн, чтобы можно было легко довериться другой…
Да, он почти что забыл Линн. Но угрозу, нависшую теперь над нею и Билли, нужно было предотвратить во что бы то ни стало…
В свои восемь с половиной лет Билли считал себя уже достаточно взрослым человеком. Во всяком случае, по отношению к своим старым игрушкам, которыми наполовину была завалена его комната. Даже странно, думал он, и чего это я их раньше так любил? Они ведь такие глупые. Ну что ты, Микки Маус, хлопаешь глазищами из угла? И индейским вождем тебя наряжал, и пиратом, и ковбоем — а ты все равно дурашка Микки, Микки-простофиля. И почему-то все вы такие мягкие, ненастоящие. А из пластика — бр-р, холодные, будто замерзшая каша. Нет, это совсем не то, что нужно настоящему мальчишке.
А все эти наборы «Сделай сам» — вот ерунда-то! Чего там делать, если все детальки уже есть, а вместе их сложить и всякий дурак сможет. Скукота!
В общем, стало Билли в своей детской как-то неинтересно. Он же не такой малыш, которого надо кормить с ложечки. Но у больших ребят игры какие-то непонятные. Может, и разобрался бы — так ведь не берут с собой. Ну их совсем!
И совсем было Билли приуныл. Сидел целыми днями во дворе и играл сам с собой в ножички. Каждый раз выигрывал! Абсолютный чемпион среди себя. Да уж…
И тут попался на глаза Билли чурбачок. Аккуратненький такой чурбачок, краешки обпилены. Куда бы его приспособить? Повертел в руках и начал строгать. Просто так. Фиг его знает зачем. Строгал, ковырял… Вдруг — что такое? У чурбачка голова появилась! Кто-то, значит, там, в чурбачке, прячется. Наверное, какой-то зверь… Только какой? А вот сейчас посмотрим!
Резал, резал — зверь потихоньку стал выбираться наружу. И оказалось, что это — слон! И не какой-нибудь там игрушечный, а прямо совсем настоящий. Тепленький такой.
Билли этот слон ужасно понравился. И он решил обязательно поискать зверей и в разных других чурбачках. А то чего они там прячутся?
И вот в настоящий момент Билли сидел на подоконнике в своей детской и маленькими аккуратными буковками вырезал на пузике у слона свое имя. Б… И… Л… Л… Ну, еще одна буковка и — и тут слонишка выскользнул у него из руки и скакнул за окошко. Ай, черт!
Билли высунулся наружу и поглядел вниз. У порога их дома стоял какой-то дядька с палкой и держал в руке его слоника. Ой-ой, надо выручать своего зверика! Билли выскочил из комнаты и опрометью бросился вниз по лестнице.
…Ник Паркер, подходя к крыльцу, чутко заслышал в воздухе какой-то странный шелест — и легким машинальным движением подставил ладонь, в которую упала какая-то деревяшка. Он бегло ощупал ее пальцами — и улыбнулся.
А вот и кнопка звонка.
Ему открыла светловолосая женщина, при взгляде на которую он бы наверняка вспомнил, что уже видел ее однажды. Давным-давно. Во вьетнамских джунглях. На фотографии.
Но единственное, что мог понять Ник Паркер, — это то, что перед ним женщина, легконогая, элегантная, знающая толк в хороших духах.
— Добрый день!
— Здравствуйте!
— Простите, это дом 366 по Хаггард-стрит?
Женщина слегка помедлила с ответом: ее смутил странный взгляд голубых глаз незнакомца — зрачки неподвижны, смотрят как бы сквозь нее. И тут она заметила трость в его руке — ах, вот оно что…
— Да, 366.
— Мне нужен Фрэнк Дэвероу.
По лицу женщины промелькнула чуть недовольная гримаска:
— Видите ли, он здесь больше не живет…
Ник замялся:
— Э-э… Меня зовут Паркер. Ник Паркер. Мы с Фрэнком, были друзьями. Давно, во Вьетнаме…
— Входите, мистер Паркер. Меня зовут Линн Дэвероу.
Лини подивилась той уверенней легкости, с которой голубоглазый слепец прошел в гостиную.
И тут как раз ему навстречу выбежал Билли. Он оторопело уставился на незнакомца.
— Сынок, это друг твоего отца, — пояснила Линн, — мистер Паркер. А это…
— Здравствуй, Билли, — улыбнулся Ник.
— Откуда вы знаете его имя? — изумилась Линн.
— Я его прочел, — объяснил Ник. — Он протянул мальчугану слоненка: — Держи, Билли. Отличная работа.
Мальчик осторожно принял игрушку из рук Ника, проскользнул к матери и, дернув ее за юбку, шепотом спросил:
— Мам, он — что?..
— Да-да, — ответила она ему на ухо. — Только не надо говорить об этом.
Билли со страхом смотрел на гостя. А тот состроил ему забавную рожицу:
— Не так уж плохо быть слепым иногда, малыш. Это все мелочи жизни.
— Нам нужно кое о чем поговорить с мистером Паркером, сынок, — сказала Линн. — Я думаю, тебе стоит погулять…
— Ладно, мам, ладно.
Билли убежал, распевая на ходу:
— До свиданья, мистер Паркер, увидимся, мистер Паркер!
— Мне тоже было приятно познакомиться с тобой, Билли…
— А вы присаживайтесь, мистер Паркер.
Ник безошибочно нашел диванчик и удобно на нем устроился.
— Вам, вероятно, кажутся странными мои глаза? — вежливо спросил он.
Линн смущенно зарделась и отвела свой пристальный взгляд от лица гостя:
— Ой, ну что вы…
— Пустяки, — улыбнулся Ник. — Просто тяжелая контузия, поражение зрительных нервов… А темных очков я никогда не любил.
— Ник Паркер, Ник Паркер… — пробормотала Линн. — Что-то знакомое… Кажется, вы считались погибшим? Извините, конечно…
— Да, меня зачислили в списки пропавших без вести во Вьетнаме, — просто ответил Ник.
— Какой ужас, — покачала головой Линн.
— Так случается… Война все-таки.
— Господи, как я ненавижу войну…
— Я тоже, — кивнул Ник. — А Фрэнк никогда не рассказывал вам, что там произошло?
Линн покачала головой:
— Он вообще не любил говорить о войне. Вьетнам так его изменил…