Страх был как отравленная приманка. Настю пугали полицейские, вьющиеся возле кабинета Клары Карповны, как потревоженные осы, однако оставаться в стороне не получалось. Девочку тянуло туда, как магнитом. Как несчастного крольчонка, подползающего к пасти удава. Приближаясь к приемной, она старательно изображала слепую, хотя, конечно, видела все и подмечала каждую деталь: заплаканные глаза секретарши, неживые белокурые локоны полицейской дамочки, испитую физиономию одного ее коллеги, золотой зуб во рту другого. И Насте хотелось крикнуть: «Эй, я знаю, кто убийца! Перестаньте тут топтаться и ищите его! Забудьте про Лунева, он ни в чем не виноват!»
Вместо этого Настя незаметной мышкой проскальзывала мимо и, держась за стену, удалялась по коридору, чтобы через несколько минут вернуться обратно. Занятия отменили, воспитатели шушукались по углам, поэтому можно было сколько угодно болтаться без дела. Время от времени Настя звонила Луневу с подаренного им телефона, но он не отвечал. Как же предупредить его, что на рабочем месте появляться небезопасно? Эти глупые следаки уже и Алену Дмитриевну сюда приплели. Мол, она являлась пособницей охранника, а теперь оба сбежали. Что будет? Неужели их арестуют и посадят в тюрьму? Запросто. Полицаи делают что хотят, а судьи выносят приговоры, не моргнув глазом. Нужно во что бы то ни стало дозвониться Луневу! Почему он не отвечает?
Занятая своими мыслями, Настя не заметила, как к ней приблизился худощавый, бледный и весь какой-то вялый человек в узких очках. Положив ей руку на плечо, он развернул ее к себе и произнес:
– Здравствуй.
Настя едва не вытаращила глаза от неожиданности. Это было бы ужасной ошибкой. Она сразу выдала бы себя, если бы испуганно посмотрела на незнакомца. Слепые так себя не ведут. Они очень сдержаны, их лица невыразительны, их глаза устремлены в пустоту, они прислушиваются и принюхиваются, а не приглядываются.
– Здравствуйте, – прошелестела Настя, глядя чуть выше головы бледного человека. – Вы кто?
– Старший следователь Карпентер Семен Александрович. А ты Настя Карташова, верно? Та самая девочка, которая последней заходила в кабинет заведующей.
– Откуда вы знаете?
– Мы все знаем. Профессия такая.
– Но как вы меня нашли?
– Не важно. Главное, что нашли.
До сих пор Настя впопыхах рассказала про убийство только своей лучшей подруге Вале Химич, которая, конечно же, не могла ее выдать. Тогда кто указал на Настю полицаям? Выходит, кто-то видел ее, когда она заходила или выбегала из приемной. Но кто? Воспиташка? Училка? Теперь это не важно, как правильно заметил бледный следователь Карпентер. Главное, что Настю вычислили и теперь придется давать показания.
– Я ничего не видела, – быстро произнесла она.
Карпентер кивнул:
– Понимаю. И сочувствую. Пойдем поговорим.
Его пальцы, до сих пор не отпустившие Настино плечико, сжались чуть сильнее. Она непроизвольно напряглась, упираясь подошвами в пол:
– Куда?
– Для меня освободили компьютерный класс. Там нам никто не помешает. И не бойся меня.
– А почему я должна вас бояться?
Настя позволила повести себя по коридору. Привычно держа голову поднятой, она смотрела куда-то вверх, что не мешало ей видеть взрослых, уступающих им дорогу. Тут были и полицейские, и работники детского дома, и несколько воспитанников. Смерть одного человека переполошила всех остальных. Казалось, они были озабочены поисками убийцы только потому, что не хотели тоже быть убитыми. Все они боялись. Настя, сделавшаяся очень чуткой за время полной слепоты, ощущала их эмоции кожей. Чужая смерть пугала людей потому, что напоминала о собственной.
А Настя просто вспомнила, как Клара Карповна наряжала ее Снегурочкой, и расплакалась. Допрос, проведенный старшим следователем Карпентером, не удался. Настя путалась, твердила, что она ничего не слышала и, естественно, не видела. Никакой Лунев на месте убийства с ней не разговаривал. Ничего она не знает. И вообще ей плохо. Голова болит и сердце. Пусть ее отпустят. Она рассказала все, что знала.
– Да, конечно, – кивнул следователь, не поверивший ни единому слову Насти Карташовой. – Можешь быть свободна.
Как только она ушла, он позвонил своему оперативнику и распорядился прощупать круг общения девочки, найти самых близких друзей и доставить к нему. Эта Карташова что-то скрывала. И Карпентер начинал догадываться, что именно.
Лучшему другу и защитнику Насти сейчас было не до нее. Похоже, он даже самого себя спасти не мог.
Лунев понимал, что если не оторваться от погони в течение нескольких ближайших минут, то будет поздно. Вся полиция Славногорска подключится к облаве, зеленый «ланос» будет заблокирован, а остальное – дело известное. Наручники, допрос, камера с уголовниками. И это в лучшем случае, потому что полицейские начали охоту на «ланос» вскоре после телефонного разговора с Кларой Карповной. Они точно знали, где встречать Лунева и Колесникову, значит, что-то имеют против них. В таком случае допросы будут сопровождаться побоями и угрозами, а соседи по камере станут ломать там, где не удастся доломать полицаям. Ни в коем случае нельзя было подвергать Алену таким испытаниям. Лунев хотел улучить хотя бы минутку, чтобы незаметно высадить ее где-нибудь, а потом всячески отрицать ее присутствие.
Конечно же, мысли, проносившиеся в его мозгу, не могли быть и не были связными, но в общем и целом они складывались примерно в такую картину. Лунев отстраненно удивлялся тому, что сохраняет возможность о чем-то думать, вертя руль и поочередно давя на педали газа и тормозов. Он дважды изменил курс на сто восемьдесят градусов, круто развернувшись прямо посреди шоссе. Он попробовал ехать по встречной полосе на круговой развязке, чтобы неожиданно нырнуть в боковое ответвление. Он даже проскочил железнодорожное полотно в опасной близости от приближающегося локомотива.
Но сине-белая патрульная машина не отставала. Она шла следом, как привязанная, иногда чуть отставая, иногда едва не соприкасаясь с «ланосом». Алена, пристегнутая к креслу, почти все время сидела с закрытыми глазами, то взвизгивая, то быстро-быстро приговаривая заклинание «ой, мамочки, ой, мамочки». В самые ответственные моменты звонил мобильник, а Лунева, несмотря на экстремальную ситуацию, подмывало ответить, настолько силен в нем был рефлекс современного человека поддерживать телефонную связь при малейшей необходимости и, что самое прискорбное, без нее.
– Я больше не могу, не могу! – истерично выкрикнула Алена после того, как их машина чудом разминулась с автобусом.
– Сейчас, сейчас, – пробормотал Лунев, не сбавляя скорость.
Похоже, он придумал, как избавиться от преследователей.
– Останови, – взмолилась Алена. – Останови, Андрей. Еще немного, и я описаюсь.
– Еще немного, и мы спасены, – сказал он, бросая цепкие взгляды то вперед, то в зеркало заднего вида.
– Мы разобьемся!
– Совсем не обязательно. У нас есть шанс.
– Всего один?
– Но очень неплохой, – объявил Лунев, начиная обгон длинного лесовоза, мчащегося параллельным курсом в клубящейся снежной пыли.
Полицейские тоже пошли на обгон. Так, слившись в одно механическое целое, все трое стремительно приближались к дорожному указателю, который не выпускал из виду Лунев.
Встречные машины проносились мимо, как многотонные снаряды. Алена снова зажмурилась и притихла. Возможно, все-таки не справилась с мочевым пузырем. Или просто приготовилась к смерти.
Патрульный автомобиль, прижавшийся к борту лесовоза и подпертый спереди багажником «ланоса», очутился в передвижной ловушке. Чтобы выбраться из нее, нужно было сбросить скорость и отстать, но мешал охотничий азарт.
На это Лунев и рассчитывал. Он увлекал за собой полицейских ровно столько, сколько понадобилось, и сделал левый поворот на второстепенную дорогу как раз в тот момент, когда с другой стороны к ней подлетала продуктовая фура.
«Ланос» вывернул в каких-нибудь тридцати метрах от квадратного рыла грузовика. В следующую секунду, действуя автоматически, по инерции, маневр повторил полицейский. Его автомобиль успел лишь подставить борт под таранящий молот. Грузовик помчал его дальше, как будто это была невесомая жестянка, сминающаяся все сильнее с каждым мгновением.
Когда искореженную полицейскую машину выбросило с шоссе, Лунев и Алена находились далеко от развилки. «Ланос» все мчался и мчался вперед, дожирая остатки бензина в баке. Голые деревья вдоль узкой дороги казались мертвыми. Алена смотрела назад, туда, где еще виднелся султан черного дыма.
– Они погибли, эти полицейские, – сказала она без всякого выражения. – Здоровые, сильные мужчины попрощались с женами и детьми, отправились на работу и… и все. Домой они больше не вернутся.
– Они устроили на нас засаду, – напомнил Лунев. – И знаешь почему? Кого-то встревожило наше стремление разобраться с Мягковой и ее фондом.
– Кого? – В голосе Алены по-прежнему не было эмоций.
– Большую полицейскую шишку. А может, и не только полицейскую. Сама знаешь, как устроено наше государство. Круговая порука. Все, снизу доверху, воруют и совершают должностные преступления, а неугодных попросту устраняют.
– Если они преступники, значит, и нам можно?
– Это риторический вопрос, – сказал Лунев.
– Вот и ответь на мой риторический вопрос, – предложила Алена.
– Я не знаю ответа. Хотелось бы мне, чтобы добро само по себе побеждало зло. Но почему-то не получается. Ни у кого. Никогда.
Больше они эту тему не обсуждали. Машину оставили возле какого-то сельского магазинчика, надеясь, что ее не сразу угонят или разберут на детали. Сели в дребезжащий автобус, отходивший от этого самого магазинчика, и поехали в город. Путешествие с двумя пересадками заняло почти час, но все-таки закончилось. Приближаясь к «Парусу», Лунев и Алена договорились, что обо всем расскажут Кларе Карповне, чтобы обратиться в полицию вместе.
– Смотри, на ступеньках какие-то чужие мужики курят, – сказала Алена, глядя сквозь чугунные прутья ограды.