– Но лично я никакого отношения к «Парусу» не имею, – брякнул Бужанов, радуясь, что его перестали избивать.
– Разве я спрашивал про «Парус»? – удивился Лунев. – Но раз ты сам заговорил про него, то продолжай. Быстрей, пока все зубы не вышиб.
Слишком быстро говорить не получалось – мешали поврежденные зубы, частично сломанные, частично повисшие на ниточках нервов. Тем не менее Бужанов постарался не испытывать терпение своего единственного слушателя. Да, до него, прокурора, доходили слухи о беззаконии, творимом над слепыми воспитанниками детского дома. Прямо сегодня он собирался начать расследование. Лунев, если хочет, может стать главным свидетелем. Бужанов во всем разберется. Он выведет негодяев на чистую воду и заставит их ответить по всей строгости закона…
– Твоя доля какая в этом бизнесе? – оборвал его Лунев.
– В бизнесе? В каком бизнесе? Ааа! ААА!!!
Бужанов задохнулся от ослепительной боли, когда пистолетный ствол вдавился в его промежность и провернулся там, отыскивая чувствительную мошонку.
– Сейчас выстрелю, – предупредил Лунев. – Без предупреждения.
– Доли у меня нет, – заплакал Бужанов. – Только разовые выплаты, когда какое-нибудь дело замять требуется.
– Как с гибелью Горелова?
– Да, помню. Охранник. Автокатастрофа… Послушайте, у меня в бумажнике есть банковская карта, «Мастеркард». На ней полно денег. Код карты… – Продиктовав цифры, Бужанов умоляюще посмотрел на своего мучителя слезящимися глазами. – Только отпустите меня. Я люблю детишек, поверьте. В жизни никого пальцем не тронул. А слепые… Господи, да у меня сердце кровью обливается!
– Не говори о сердце, понял? – произнес Лунев с таким выражением лица, что прокурор счел за благо прикусить и без того прикушенный язык. – Говори о своих преступлениях.
– Кроме взяток, ничего никогда не было. Клянусь Богом!
– Опять клянешься?
– Я хотел сказать, даю честное слово, – поспешил поправиться Бужанов.
– А скольких невинных людей ты за решетку упек? – спросил Лунев. – И сколько убийц и подонков гуляет на свободе по твоей милости? Они опять убивают, грабят, насилуют. Ты выдал им индульгенцию.
– Нет, я не выдавал им! Я ничего им не выдавал!
– Не знаешь, что такое индульгенция?
– Слышал где-то… Но…
– Ладно, – решил Лунев. – Тогда задам другой вопрос. – Он смотрел в лобовое стекло, но краем глаза неотрывно следил за пленником. – Сколько дохода приносит один ребенок, которого выпотрошили живодеры или отдали извращенцам? Мне нужны цифры. Назови их. Тогда я поверю в твое желание сотрудничать.
– Точно не знаю, – замялся Бужанов. – Никогда не интересовался. По-разному бывает, полагаю. Многое зависит от возраста и пола. Хотя, наверное, покупатели разные попадаются.
– И все же?
– Я же сказал: я не в бизнесе. Это их делишки. Меня они абсолютно не касаются.
– Значит, не хочешь сотрудничать, – заключил Лунев, поудобнее перехватывая пистолет.
– Погодите, погодите! – заторопился Бужанов.
Наконец-то он понял причину своего похищения. Похититель был банальным рэкетиром. Он хотел выяснить, какие суммы оборачиваются в «Энджелс Харт», чтобы наехать на Мягкову конкретно. При этом, разумеется, его интересовало, кто ее крышует и насколько серьезно. Если представить дело так, что Ангелина Эдуардовна сама по себе, то этот Лунев успокоится и займется ею вплотную.
– Мягкова однажды обмолвилась, что работает только с очень богатыми заказчиками, – начал Бужанов.
– Что это значит?
– Ну, они платят не только за товар, но и за конфиденциальность.
– Как много? – поторопил Лунев с ответом.
– Шестизначные суммы. Один богатый актер, помню, отвалил даже одиннадцать миллионов за костный мозг, печень и прочие радости. Это был рекордный показатель.
На последнем слове голос Бужанова упал до полушепота. Он вдруг осознал, что болтает лишнее. Если он не имеет своей доли в бизнесе, то откуда ему знать точные суммы? К счастью, этот Лунев ничего не заметил. Продолжал пялиться куда-то в пустоту с отрешенным видом.
Напасть на него? Отобрать пистолет? Ладони Бужанова сделались мокрыми и холодными, как лягушки, вытащенные из воды. Когда он рос в рабочем поселке, его, случалось, поколачивали за разные шалости, но тогда побои его не пугали. Боль он легче переносил, что ли? Однажды с таким бугаем на кулаках махался, что вспомнить страшно. И арматуриной по голове получал, было дело. А потом как ни в чем не бывало спешил на свидание с очередной девахой и сладко мучил ее до зари, не обращая внимания на синяки и шишки.
Что же случилось с Бужановым теперь? Разве он больше не мужчина?
Бужанов посмотрел на пистолет в руке Лунева и несколько раз провел потными ладонями по штанинам.
– Отпустите меня, – по-детски попросил он. – О похищении никто ничего не узнает. Слово прокурора.
Лунев хотел ответить, что слово прокурора в их стране ценится дешевле собачьего дерьма, но не стал тратить силы попусту. Вместо этого предложил:
– Пусть для начала женщину с девочкой отпустят где-нибудь за городом. Позвони своим опричникам. А мы подождем, пока они свяжутся со мной и скажут, что с ними все в порядке. Вот тогда займемся твоей персоной.
Колебания Бужанова продлились не дольше пяти секунд. После того как он переговорил с командиром группы захвата, возникла томительная пауза. Не торопясь нарушать молчание, Лунев долго смотрел в глаза пленнику, как будто решая его судьбу. Потом отобрал у него бумажник и предупредил:
– Если что-то напутал с кодом, то я тебя из-под земли достану.
– Код правильный, – торопливо сказал Бужанов.
– Повтори.
Цифры были названы те же самые, без запинки.
– Значит, готов сотрудничать, – констатировал Лунев.
– Худой мир лучше доброй ссоры.
Прокурор хотел улыбнуться, но только скривился: все-таки зубы были попорчены, да и нижняя челюсть пострадала.
– Взятки часто берешь? – спросил Лунев. – Давай, выкладывай, не стесняйся, здесь все свои.
«Какой ты свой? – подумал Бужанов с ненавистью. – Отморозок хренов. На кого вздумал хвост поднимать? Теперь путь у тебя один: в печь крематория. Живым. С предварительно отпиленными конечностями».
– Бывает, меня благодарят, – скромно произнес он. – Но я ничего ни у кого не прошу. Сами приходят, сами дают.
– Как завещал Воланд.
– Простите?
– Не обращай внимания. Продолжай.
Желая оттянуть время, Бужанов пожал плечами и заговорил. Он предполагал, что его местонахождение уже засекли по звонку и теперь к парку стягиваются бойцы внутренних войск. Даже если это не так, то Лунева все равно схватят, и произойдет это очень скоро, потому что искать его будут не только полицейские, но и бандиты. Короче, песенка его спета. А пока придется морочить ему голову и заговаривать зубы всякими баснями.
Лунев слушал рассеянно, потому что, по правде говоря, должностные преступления прокурора его не волновали, а причастность к торговле детьми не требовала доказательств. Один раз он даже не удержался от зевка, после чего в голосе Бужанова прозвучали обиженные нотки.
Наконец позвонила Алена и радостно сообщила, что ее и Настю покатали немного, а потом отвезли за город и высадили возле кафе «Тещины блины». Ни одного полицейского рядом нет. Все уехали. Поспешно, будто напуганные чем-то.
– Отлично, – сказал Лунев. – Теперь ничего не говори, а только слушай внимательно. Помнишь, где ты меня в шкафу прятала? Ну, дом с сиреной. Так вот, я приеду за вами на поворот к тому поселку. Мобильник забрось куда-нибудь в снег и больше им не пользуйся, я тебе новый куплю.
Отдав распоряжения, он со скукой посмотрел на прокурора и велел ему вылезать из машины.
– Так я свободен? – обрадовался Бужанов.
– Мы все свободны, – сказал Лунев. – Решения-то мы самостоятельно принимаем, верно?
– Какие решения?
– Да вот хотя бы, кого карать, а кого миловать. Вылазь давай!
Бужанов подчинился и, опустив взгляд, увидел направленный на него ствол.
– Но я готов дать показания! – воскликнул он, холодея.
– Дашь, – пообещал Лунев. – На Страшном суде.
Он всадил в Бужанова три пули, а потом не счел за труд выйти наружу, чтобы сделать контрольный выстрел. Потом дал задний ход, развернулся и уехал. Угрызений совести не было. Совсем. Они терзали бы Лунева только в том случае, если бы он бросил несчастных слепых детей на произвол судьбы.
Так подсказывало сердце. А оно никогда не ошибается.
Глава 16До свиданья, девочки!
Солнце неумолимо клонилось к горизонту, посылая на землю последние бледные лучи. Постепенно затихали бойкие голоса воробьев и синичек, порхающих среди заснеженных веток. Все готовилось к скорому сну.
В кафе возле автостанции райцентра было душно и многолюдно. Алена и Настя сидели за маленьким круглым столиком у окна. Не сговариваясь, они старались не прикасаться к столешнице, липкой от разлитых на ней за день напитков, усыпанной крошками чужой еды. Но это было лучше, чем если бы официантка вытерла стол большой рваной тряпкой с ужасным запахом, от которого к горлу подкатывала тошнота.
Алена просматривала меню: ассортимент умещался на одной стороне листа журнального формата.
– Что ж, здесь особенно не разгуляешься… – Алена отложила меню в сторону. – Ты голодная?
– Нет. – Болтая ногами, Настя смотрела по сторонам. – Я не голодная.
– Вот и хорошо. По правде говоря, здесь лучше не рисковать с ассортиментом. – Алена брезгливо посмотрела на стол перед собой. – Я представляю, что у них в кухне творится.
– Но я хочу чая. – Настя посмотрела на пакет в руках Алены. – С печеньем.
– Хорошо. – Алена повертела головой в поисках официантки. – Сейчас я приду.
Она подошла к барной стойке и сделала заказ. Официантка, стоявшая там, лениво обмахивала столовые приборы несвежим полотенцем, которым заодно протирала стойку. Ничуть не смутившись оттого, что на нее смотрят, и зевая во весь рот, она приняла заказ. Через пять минут на столике перед Аленой и Настей стояли чашки с бледным чаем.