– Это не только НАШИ разборки. Это Вудби. Дело в нём. Понимаешь?
– Нет. И не уверена, что хочу.
Вновь стиснул зубы. Пальцы до одури вжались в кожу руля.
Понял, что нам обоим нужно время, чтобы выдохнуть, поэтому молчал, пытаясь контролировать свои мысли и всё ещё дикое желание сорвать с Никки футболку.
Когда тишина стала больше напрягать, чем помогать, послал её в ад:
– От тебя ромом тащит.
– А от тебя Ванессой, ― зло выпалила она, и это вышло так мило, что я усмехнулся.
– Ревнуешь?
– Меня просто тошнит от мужиков, которые мозгов лишаются сразу, как красивая девчонка манит их пальчиком.
– Считаешь Ванессу красивой?
Никки резко повернулась.
– Ты серьезно только это услышал? ― я промолчал, пытаясь сдержать очередную улыбку. ― Да, она красивая. И умеет этим пользоваться. Я всегда смотрю на всё трезво.
Никки отвернулась к окну, а я выкрутил руль, сворачивая на нашу улицу.
– Ванесса сама меня поцеловала. Я этого не хотел.
– Это не моё дело, ― отрезала она, ― можешь целоваться, с кем хочешь. Меня это абсолютно не задевает.
– Уверена? Потому что сегодня мне показалось, что это не так.
– Тебе показалось.
– Никки…
– Мак, прошу, ― перебила меня она, ― я не собираюсь это обсуждать.
Решил не спорить, поэтому остаток пути мы ехали молча.
Когда я припарковался возле дома, Никки выскочила из машины и понеслась к двери. Я выдохнул, выключил зажигание, в который раз мысленно отметив, что с этой девчонкой ещё ни раз хлебну проблем. А затем, приняв это, вышел следом.
Поставил мустанг на сигналку и поднял глаза.
Сложив руки на груди, Никки стояла у входа.
– Мои ключи остались у Сейджа. Открывай уже. Я спать хочу.
Усмехнулся, подумав, что, возможно, мог бы немного позабавиться, но затем решил, что после всего произошедшего терпение Никки лучше было не испытывать. Заранее понимал, что мои шутки могли закончится её истерикой. Психанула бы, ушла и ни на секунду не задумалась. В одной футболке, без документов, без мобильного, без денег.
Просто потому что это была Никки.
Девушка, которая сначала делает, а потом думает.
Повернул ключ в замке и впустил сумасшедшую художницу в дом.
Баффи встретила нас громким радостным лаем, а затем прыгнула на Никки, и та, словно ни в чём не бывало, почесала её за ушком. Спрыгнув, собака посмотрела на меня.
– Нет. Даже не думай.
Как ни странно ― поняла с первого раза.
Развернулась и так же радостно побежала за Никки на кухню.
Мы не виделись и не говорили весь день. Пока я был в душе, Никки успела сделать себе кофе, убраться на островке и подняться наверх. Она просидела там до самого моего ухода, а я решил, что не стану её беспокоить и сосредоточусь на предстоящей игре.
Когда вышел на поле, думал, что полностью готов.
Но после упущенного мяча и двух штрафных понял, что это не так.
– Соберитесь, парни! Сегодня нам нужна победа!
Это должен был говорить я. Как капитан, как наставник, как лидер.
Но вместо меня всех подбадривал и направлял Техас.
Потому что Я не мог.
– В норме?
– Да.
– Уверен?
– Уверен.
Солгал. И, если Техас не был идиотом ― а он им не был ― он это понял.
Мы вывозили матч как могли. Точнее вывозили парни, а я все их старания бросал псу под хвост. Пытался, но всё никак не мог сосредоточиться. До сих пор бесился на Вудби и руки чесались, как хотелось набить придурку морду. Держался из последних сил и только потому, что понимал ― слишком многое стояло на кону.
– Дьяволы выдали слишком мощный старт, ― в перерыве заметил Техас, на лету поймав бутылку, ― и это дерьмово. Потому что, когда команда, которая не считается фаворитом, выдает такой старт, это значит, что исход может быть любым. И не очень хорошим для нас.
– Собраться нужно, а мы играем, как бабы, ― Вудби стукнул рукой по трибуне, ― Мак! Какого хрена ты не тянешь?
– Отвали.
– Оставь свои проблемы ТАМ, ― указал он за арену, ― здесь ― только регби, ясно?
– Я же сказал ― отвали.
– Так бесит, что я твоё взял, да?
Я дернулся в сторону Вудби, но Техас вовремя меня остановил.
– Эй, хватит! Вы совсем охренели? У нас Кубок на носу, а вы своё эго тешите!
Я скрипнул зубами и грубо стряхнул с себя руку Техаса.
– Ему это скажи.
– Я вам обоим говорю. Если игру просрете, всё кончено будет, не доходит до вас? Извилинами своими пошевелите. Есть они у вас, нет?
– Нормально всё.
– Уверены? А то может на скамью вас посадить? Отдохнете.
Я бросил на друга недовольный взгляд, но тот даже бровью не повел. Собрал команду, объяснил стратегию, прочистил мозги, а затем выгнал нас на поле.
Игра была сложная. Обе зачетки долгое время оставались неприступными, а единственным результативным действием стал штрафной. И выбивали его не мы.
– Давай―давай―давай! Тащи мяч! Тащи мяч!
Аврора отдал пас, и Техас занес попытку.
Но несмотря на это, ситуация всё ещё оставалась дерьмовой.
Игра Дьяволов с каждой минутой всё сильнее увеличивала напряжение. Они забили реализацию, затем попали со штрафного, после чего снайперски исполнили дроп-гол.
Мы ответили сразу четырьмя попытками, сравнивая счет.
До конца матча оставалось пять минут. Напряжение продолжало расти.
После неудачной реализации мяч попал мне в руки, и я рванул к линии соперника. Ситуация была опасная. И я это знал. Нужно было разыграть мяч ― сыграть в команде ― но, когда я увидел, что единственный открытый игрок ― Вудби, дебилизм взял верх.
Я отвернулся и, стиснув пальцами мяч, рванул быстрее.
– Отдай пас Аарону! ― услышал я крик Техаса. ― Мак! Отдай ему чертов пас!
– Маккейн, отдай мне мяч! ― заорал Вудби, и этим сделал только хуже.
Я почти добежал до линии, но занести за неё мяч не успел. Двое громил свалили меня с ног, мяч потерялся, а затем я услышал долбанный свисток. Долбаный―мать―его―свисток.
– Какого хрена ты не отдал мне пас?! ― заорал Вудби, когда я поднялся.
– Отвали.
– Из―за тебя мы потеряли попытку!
Моё терпение лопнуло, и я накинулся на Аарона, едва не свалив его ног.
– Эй! Эй!! Разошлись!! Разошлись, я сказал!! ― Техас разогнал нас по обе стороны от себя, но поздно, мы уже получили от судьи предупреждение. ― Простите! Минутку! Простите! ― крикнул он, махнув руками, а затем повернулся к нам. ― Вы совсем охренели?! Решили подраться на поле?! Игру хотите слить?!
Я сплюнул кровь и посмотрел на Вудби.
Упырок скрипнул челюстью.
– Мы в норме.
– Вы оба, чем бы это ни было, ― отрезал Техас, ― заканчивайте. ― когда Вудби отошел, друг задержал меня всего на секунду. ― Ты капитан. Ещё помнишь об этом?
– Да.
– Тогда соберись. Иначе сядешь.
Я стиснул челюсть, но спорить не стал.
Техас был прав. И, будь Я на его месте, поступил бы точно так же.
У нас была только одна попытка и только три минуты.
Он вновь подал знак судье, а затем раздался свисток.
Никки
«Как можно рисовать вслепую?»
«Она врет! И людей обманывает, чтобы её покупали! За счёт доверчивых живет!»
«Вы что, в самом деле верите в эту чушь?»
«Ты не можешь нарисовать картину, если не видишь ни цвета, ни границ ― это бред, и многие это понимают».
Я представила красивое дышащее жизнью дерево и сделала первый мазок. Очертила его границы – плавно, бережно, вкладывая в каждое скольжение все свои эмоции и чувства. Как делала всегда.
Вот уже восемь лет почти все свои картины я рисовала пальцами ― так было проще ощущать текстуру и линии, распознавать краску и воспринимать пространство. И ещё, так я была ближе к своему творению. Сливалась с ним воедино.
Было дико сложно завоевать доверие людей. Сложно потому, что они не понимали, как можно рисовать сердцем, а не глазами.
«Она ведь зрячая! Зачем весь этот цирк?»
«Ну есть у неё талант и хорошо, пусть рисует, но не нужно дурить нам головы».
Это был очень долгий путь. Я хотела доказать ― нет, не так… показать ― миру, что не важно, КАК ты рисуешь, важно, ЧТО ты при этом чувствуешь, и ЧТО хочешь сказать. Только это. Остальное – нет.
Вы знали, что цвета можно определять на ощупь? Одними лишь кончиками пальцев.
Что белый более плотный по сравнению с остальными. Чёрный ― более жидкий. В красном ощущается вязкость, а в жёлтом можно уловить мягкое скольжение.
Я не слепая и могу снять повязку. Могу видеть эти цвета глазами. Просто не хочу. Просто потому, что, когда не вижу, меня накрывают совершенно другие ощущения. Особенные. И мне не хочется их терять.
Я коснулась пальцами стены, и в моих мыслях дерево расцвело. Остальное сделали руки. Воплотили в жизнь то прекрасное, что родилось в голове. И то прекрасное, что я хотела после себя оставить.
Если решу уйти. Нет… когда решу уйти.
Ещё один мазок. И следующий. Песня Эда Ширана ― его Совершенство.
Детка, я обнимаю тебя, и мы танцуем в темноте,
Босиком на траве, слушая нашу любимую песню.
Я верю в то, что вижу,
И знаю, что повстречал ангела…
― Мак и Аарон так сцепились на поле, ты бы видела!
От испуга мой палец соскочил с линии, и я резко сорвала с глаз повязку.
Нет—нет—нет…
Уф. Поправимо. Это было поправимо.
– Черт, Никс, прости, я не знала, что ты работаешь. Я всё испортила?
– Нет… ничего. Всё нормально. ― я выдохнула и провернулась к Тейлор. ― В каком смысле сцепились? Подрались?
– Нет. Но всё закончилось бы удалением, если бы не вмешался Сейдж. И придурки слили бы игру. – она плюхнулась на диван и подтянула к себе колени. ― Не понимаю, что происходит с Маком. Последний месяц он будто сам не свой. Вечно срывается без причины, злится, смеяться совсем перестал. Хотя раньше смеялся постоянно. С ним что―то происходит. И это «что―то» очень серьезное.