Я вновь ощутил её запах ― тот самый, от которого мне каждый раз сносило крышу.
Тот самый, от которого я самого себя терял.
Каждый раз. Каждый. Долбанный. Раз.
– Это грустная история.
– Она о любви.
Никки усмехнулась.
– Все истории о любви такие.
Я не ответил. Отвернувшись, Никки тоже промолчала.
Мы просто стояли, слушая шум водопада, вбирая его силу, напитываясь ею. Думая каждый о своём. И наблюдая за тем, как тонны бирюзовой воды бросаются со скалы вниз.
Как Лелавалая когда―то.
– Не думала, что у тебя получится, но… кажется, я снова хочу рисовать.
Я поймал её улыбку и понял, что именно этого и хотел. Чтобы она улыбалась. И чтобы причиной этому ― пускай и косвенной ― был я.
– Ты хочешь вернуться?
– Вернуться? ― она посмотрела на меня, а затем улыбнулась шире. ― Твой дом, конечно, прекрасен, Маккейн, но с Ниагаром не сравнится, уж прости.
– Я имел в виду Хьюстон. Ты хочешь вернуться домой?
Улыбка Никки тут же померкла.
Некоторое время она молча смотрела на водопад, а затем призналась:
– Думаю, если бы я могла спрятаться навсегда, я бы спряталась.
– Боб что―то сделал тебе? Чем―то обидел? Только скажи и я…
– Нет, ― мягко ответила Никки, ― он не обижал меня в том самом смысле. ― она выдохнула, а затем втянула в легкие воздух. ― Об этом никогда не писали, потому что он не хотел. Но правда такова, что… Боб ― мой дядя. Они с мамой не общались с рождения, надолго потеряли связь, родители отреклись от него, поэтому об их старшем сыне нигде никогда не упоминалось. Пресса не смогла этого раскопать. Но… он моя кровь. Родная. И, возможно, весьма своеобразно, но он любит меня.
– Да уж, ― усмехнулся я, ― любит.
– Не веришь?
– Прости, Никки, но нет. ― облокотился об ограждение и снова посмотрел на водопад. ― Если бы Томпсон и правда тебя любил, не дал бы тебе повода сбежать. ― она собиралась возразить, но я её перебил. ― А, если и совершил такую ошибку, то сделал бы всё, чтобы тебя вернуть. Но на твоих условиях.
– Думаешь, если бы Боб захотел вернуть меня, то только ради денег?
– А разве за те восемь лет, что ты пахала на него, он хоть раз дал тебе свободу? Позволил рисовать то, что хочешь ты, а не то, что набивает его карманы?
Никки промолчала, и я понял, что попал в точку.
– Да, Никки, я ему не верю. И тебе не советую.
– Ты спросил меня, хочу ли я вернуться, но сам бы этого не хотел, так?
– Я хотел бы, чтобы ты выбирала сердцем и слушала только его.
– Знаешь, немного странно слышать это от тебя.
– Наш разговор вообще странный, ― признался я, вынуждая Никки улыбнуться.
– Да. Верно.
Мы провели у водопадов целый день. Много гуляли, но ещё больше ― говорили.
О спорте, планах на жизнь, безумных мечтах и идеях.
Наверное, впервые в жизни я настолько сильно перед кем―то открывался.
И, возможно, впервые в жизни по―настоящему был самим собой.
Мне нравилось быть здесь. Нравилось быть с Никки. Ощущать её, смотреть на неё, слушать, как она смеется. И, если бы я мог, я бы навсегда остался здесь с ней.
Но я не мог.
Вибрация мобильного выдернула меня из размышлений.
Я вытащил его из кармана и, взглянув на определитель, тихо ответил:
– Да.
– Мак, ты всё ещё с Никки? Она на эсемески не отвечает.
Я искоса взглянул на сумасшедшую девчонку, так привлекательно посапывающую на переднем сиденье моего мустанга и улыбнулся.
– Она уснула. Мы уже едем обратно.
– Хорошо. ― между нами возникла неловкая пауза, благодаря которой я быстро понял, что моя сестра хочет сказать что―то ещё. ― Мак, я… в общем, Нита устраивает вечеринку и пригласила меня. Моё наказание ведь уже закончилось, правда? Ты же понимаешь, что мне нужно общаться с друзьями, гулять и развлекаться? С собеседниками в виде учебников и в четырех стенах этого дома я быстро сойду с ума.
Выдохнул и, пытаясь сдерживаться, как учил меня Сейдж, спросил:
– Что за Нита?
– Мы вместе ходим на литературу. Она нормальная девчонка, её родители серьезные люди. Я буду в полном порядке, если пойду.
Взглянул на часы ― почти восемь.
– В одиннадцать ты должна быть дома.
– Но Мак…
– В одиннадцать, Лори. Или ты никуда не идешь.
– Окей, ― выдохнула она, и я прямо―таки увидел, как закатила глаза, ― буду в одиннадцать, злюка.
Она отключилась, а я тут же пожалел, что согласился.
На душе было слишком неспокойно.
– Тейлор идет развлекаться? ― сонный голос Никки вынудил меня повернуться.
– На вечеринку к какой―то Ните. Они вместе ходят на литературу, ― усмехнувшись, повторил я, ― её родители серьезные люди. А я её не знаю, Никки. Не знаю. И мне это не нравится.
– Тогда зачем позволил?
Потому что болван.
– Скажу, что передумал, ― потянулся к мобильнику, но ладонь Никки внезапно успокаивающе накрыла мою. И я помедлил.
– Мак, расслабься. Это всего лишь студенческая вечеринка. К тому же она обещала тебе, что в одиннадцать будет дома, так?
– Так, ― нехотя ответил я, но кошки на сердце всё равно царапали.
– Не волнуйся. Всё будет хорошо.
Мне хотелось в это верить.
Хотелось, черт возьми.
И я верил, пока мы были в дороге. Пока ужинали ― хотя мне кусок в горло не лез. Но когда часы показали пятнадцать минут двенадцатого, а Лори перестала отвечать на звонки ― верить перестал. Никки успокаивала меня сколько могла. Всё твердила, что Тейлор могла потерять счет времени, а батарейка могла сесть. Это работало ровно до двенадцати. Как только часы пробили полночь, а сдвигов не произошло, я сорвался с места и, схватив со столика ключи, направился к двери.
– Мак?
– Я еду за ней.
– Ты знаешь адрес?
– Уже набираю Молли.
Никки медлила всего секунду. Затем взяла с вешалки куртку и заявила:
– Я поеду с тобой.
Подруги моей сестры на той дурацкой вечеринке не оказалось. Более того, спустя десять минут уговоров, я узнал, что никакой вечеринки не было вовсе. Точнее, Никки узнала. Когда поняла, что я вот―вот сорвусь, вырвала у меня трубку и спокойно обо всём расспросила Молли.
– Кто нахрен этот Джейс такой?!
– Мак, успокойся.
– Успокоиться? ― я нервно усмехнулся. ― Моя сестра сейчас дома у какого―то мудака, солгала мне, выключила телефон, и я не знаю, чем они там занимаются, а ты говоришь мне успокоиться?
– В любом случае… Тейлор уже взрослая… ей не пятнадцать, Мак…
– Да, Никки, ей, твою мать, почти двадцать один! ― заорал я. ― И вместо того, чтобы быть честной, она мне лжет!
– Может, потому, что знает, что ты будешь вести себя вот так?
– Серьезно? ― хмыкнул я. ― Защищаешь её?
– Да, Мак, защищаю. ― разозлилась Никки. ― Она не боялась бы говорить тебе правду, если бы ты чуть больше ей доверял!
– О каком доверии может идти речь? Никки, она постоянно мне врет!
– Потому что ТЫ вынуждаешь её!
– Я?
– Ты! Потому что не можешь отпустить её от себя больше, чем на расстояние руки!
– Потому что боюсь!
– Чего?!
– Что мне, блядь, снова придется её хоронить!
Никки замолчала, а я ощутил, как гнев внутри превращается в огромный смертоносный вихрь боли. Той самой, которую я испытывал почти ежеминутно, но которую научился со временем заглушать. Сука.
Резко тормознул, понимая, что мне нужно на воздух.
Вышел из машины и вдохнул так глубоко, как только мог.
Максимально глубоко.
Перед глазами всё поплыло, воспоминания из прошлого вновь накрыли с головой.
Я почувствовал, что Никки вышла следом. Она не решалась подходить ближе, но я знал, что она услышит. Каждое слово услышит.
– Мне было десять, ― прохрипел, смотря в ночную водную гладь, ― родители оставили нас одних всего на пару часов. Я должен был покормить Лори, а затем уложить её спать. ― стиснул пальцы, пытаясь унять разрастающуюся дрожь. ― Я покормил, а затем… она попросилась на качели. Всего на пять минут. Я не смог ей отказать. ― сглотнул, представляя её маленькое личико и забавные золотые кудряшки; а затем продолжил. ― Мы вышли во двор. Я усадил её на качели. И начал раскачивать. Лори смеялась. Просила быстрее, выше. И я раскачивал… ― осекся, ощущая, как от воспоминаний к горлу подкатывает ком ― давит, душит, уничтожает. ― Раскачивал, раскачивал и раскачивал… пока не услышал её крик. Он до сих пор у меня в ушах стоит. Восемнадцать лет прошло, а я каждый день слышу… и вижу… её… на земле… ― поджал губы и сильнее стиснул пальцы, но слезы всё равно обожгли. ― Я ведь только потом понял, что она ремень не пристегнула. Что Я… его не пристегнул. Не проходит ни одного гребаного дня, чтобы я себя не винил. Ни одного, Никки. Если бы я тогда… не так сильно раскачивал…
Мой голос сорвался, и в ту же секунду я ощутил руки Никки на своей спине. Она чуть неуверенно, но всё―таки приобняла меня, а затем прошептала:
– Но ведь с Тейлор всё в порядке. Она здесь. И она жива.
– Нет, ― знал, что каждое слово дастся с ещё большей мукой, но понимал, что больше не могу молчать, не могу держать это в себе, ― Тейлор Маккейн умерла, упав в ту ночь с качелей. Ей было три.
Пальцы Никки дрогнули, и я улыбнулся сквозь боль и слезы.
– Мои родители были убиты горем. Я боялся, что они просто не справятся. А затем… однажды вечером они привезли её.
Никки замерла, и я знал, что она прислушалась.
Сглотнул и, набравшись смелости, продолжил.
– Она была так на неё похожа… клянусь, Никки, это будто бы и была моя Лори. Будто бы не было той злополучной ночи. Будто бы она не падала с тех дурацких качелей. Те же волосы, те же глаза, то же лицо… ― меня передернуло, и я сморгнул, ― тем же вечером мы уехали из Денвера и обосновались здесь. Где нас никто не знал, где мы могли всё начать сначала. ― перед глазами всплыли похороны: почти безымянная могилка с надписью «Т.М. покойся с миром, ангелок» и такая же безымянная церемония; прогнал болезненную картинку и признался. ― Я всегда видел в той девочке Лори. И до сих пор вижу. Мне кажется… будто бы Судьба дала мне ещё один шанс, понимаешь? И я просто боюсь… не успеть её защитить…