— Маловероятно, — выговорил Ардашев и тут же направился в залу судебного заседания.
На зелёном сукне стола среди стопки чистой бумаги лежал конверт, адресованный Приёмышеву. Текст на нём был набит на пишущей машинке.
Затем присяжный поверенный перешёл к осмотру кресла. Он вынул лупу и принялся изучать поверхность сиденья.
— Господа, господа, это полиция! Приказываю всем разойтись! Пропустите врача! — донеслось из коридора.
Ардашев обернулся.
Перед ним возник Поляничко.
— Клим Пантелеевич, вы уже здесь?
— Да, но Слепень меня опередил и на этот раз. Вот, посмотрите, — адвокат указал на кресло.
— Что это?
— Сырная кнопка?[9]
Начальник сыскного отделения уже протянул руку, но адвокат предостерёг:
— Осторожнее, Ефим Андреевич, не пораньтесь. Она заточена на манер ножа, и остриё, вероятно, пропитано ядом. Состав ещё предстоит выяснить химикам.
— Он что, сел на неё? — рассматривая орудие убийства, спросил Поляничко.
— Именно. Преступник проник в зал заседаний, скорее всего, ещё вчера вечером или сегодня утром, вспорол кресло и укрепил кнопку в деревянной части.
— А почему она коричневая? Обычно сырные кнопки стального цвета.
— Слепень выкрасил её под цвет обивки, чтобы она была незаметна. Расположив кнопку под обивкой острыми концами вверх, он, как я смею предположить, обмазал её ядом повышенной концентрации. Ведь судья сумел только дойти до кабинета и упал. Яд быстро проник в кровь. Не последнюю роль сыграло его щуплое телосложение. Злодей предусмотрел и это.
— Получается, что и в данном случае вилка для нарезки и сыр соответствуют способу совершения преступления?
— Совершенно верно.
Поляничко потёр лоб и промолвил:
— Вы не представляете, какой я сегодня получу разнос от полицмейстера. Чувствую, коллежским секретарём и отправят в отставку. Титулярного не дадут…
— Очень важен состав яда. Зная его, будет легче выйти на преступника.
— На это уйдёт день-два, — вздохнул Поляничко, — слишком долго. Но я потороплю эксперта.
Появился Каширин с фотографом.
— А? Клим Пантелеевич, и вы тут? — делано удивился полицейский.
Ардашев усмехнулся:
— А где ещё быть адвокату, как не в суде?
Начальник сыскного отделения недовольно посмотрел на своего помощника и проговорил ледяным голосом:
— Позовите фотографа. Пусть снимет орудие убийства — сырную кнопку. Укупорьте её в пакет как вещественное доказательство.
— Мать честная! — воскликнул Каширин, наклоняясь над креслом. — Ого! На обшивке следы крови, глубоко вошла. Жестоко, спору нет. Но зачем? Таким образом ведь не убьёшь.
— Как сказать, Антон Филаретович. Если лезвие смазать ядом, то можно и сдушегубить.
— Вот оно что! Теперь понятно, почему потерпевший еле дышит. — Он поднял глаза на Поляничко. — Приёмышева увезли в санитарной карете. Даст Бог, выкарабкается.
— Спаси его Господь от смерти, а нас с вами от позора! — Начальник сыска перекрестился и велел: — Пошлите за судебным следователем. И выясните, кто заходил в залу до начала судебного заседания.
— Да-да. Начну с секретаря, — согласился помощник и скрылся за дверью.
— Обратите внимание на письмо. Адрес набит на машинке. Думаю, Ефим Андреевич, его надобно вскрыть.
— Давайте посмотрим.
Начальник сыскного отделения извлёк письмо и прочёл:
— «Врата ада открыты. Слепень». Отпечатков пальцев, я полагаю, как всегда, не оставил. — Тут же протянул Ардашеву. Присяжный поверенный обратился к Каширину, допрашивающему секретаря:
— Простите, что прерываю, Антон Филаретович, могу ли я задать вопрос Сергею Макаровичу?
Сыщик пожал плечами, встретился взглядом с Поляничко и недовольно ответил:
— Задавайте, уж коли надумали.
— А когда это письмецо к вам поступило?
— Как всегда, утром вместе с почтой.
— А почтальон был тот же?
— Не могу сказать. Видел только со спины. Я слышал, что кто-то ходил по коридору, а когда открыл дверь, корреспонденция уже лежала на общем столе. Я выбрал письма, относящиеся к нашему судопроизводству, и вернулся на место. Это послание было адресовано лично Павлу Филипповичу, но его не было, и я положил конверт ему на стол в залу заседаний. Думал, что прочтёт во время прений.
— А вы не обратили внимания, что конверт не только без почтового штемпеля, но и без марки?
— Откровенно говоря, нет. Много было работы.
— Благодарю вас.
Ардашев обратился к Поляничко:
— Ефим Андреевич, а вы истребовали с почтамта письма, отправленные ранее Слепню якобы от имени трёх его потенциальных жертв?
— Это те, что… — замялся он и, не найдя ответа, посмотрел на Каширина: — Изъяли, Антон Филаретович?
— Так от вас указания не было, Ефим Андреевич.
— Соблаговолите, милостивый государь, сии письма немедленно отобрать. Они должны находиться не на почте, а у судебного следователя Леечкина. Это как-никак вещественные доказательства по уголовному делу.
— Слушаюсь.
— Вот так и служим, Клим Пантелеевич, — раздражённо махнул рукой начальник сыска, — так и преступников ищем. За всё должен отдуваться начальник сыскного отделения, да-с. Не сомневайтесь. Мы вас ознакомим. А вы уж не сочтите за труд, верните нам. Суток хватит на изучение?
— Достаточно будет и двух часов.
— Вот и отлично.
— Простите, господа, вынужден вас покинуть, — извинился Ардашев. — Через несколько минут начинается слушание уголовного дела. Честь имею.
— Желаю здравствовать!
Ардашев скрылся в двери другой судебной залы.
Поляничко вынул табакерку и, глядя на Каширина, выговорил с усмешкой:
— Хотел было пожелать Ардашеву удачи, но подумал, что может обидеться. Он же и так никогда не проигрывает.
XII
28 января, среда
Ставрополь — город купеческий. Тихий и богатый, как и вся южная губерния, привыкшая к хлебному изобилию. Население небольшое, но церквей построили семнадцать и вдобавок воздвигли женский Иоанно-Мариинский монастырь, стоящий в шести верстах от города, который и сам как город. Храм на полторы тысячи прихожан с трёхъярусной звонницей, пять корпусов под кельи, двухэтажная больница, две церковноприходские школы, два гостиничных дома для приезжих, двухэтажный корпус для живописи, воскобойный завод, мастерская по изготовлению церковной утвари и ювелирных изделий, водяная и ветровая мельницы, пасека, две маслобойни, скотный двор и многочисленные хозяйственные постройки.
Согласно данным за 1908 год, в губернской столице насчитывалось: банков — пять, заводов и фабрик — четыре, магазинов, лавок и торговых складов — девяносто шесть. Три театра, три библиотеки и пять синематографов. Одна ресторация и двенадцать ресторанов. А трактиров, пивных, рюмочных и шашлычных? Не счесть. Гуляли в городе с размахом! Но отоспавшись, принимались за работу. Жили по-семейному, в мире и согласии. Нищих и беспризорных детей в Ставрополе никогда не было. Всех сирот определили по приютам, а скитальцев — по ночлежным домам.
А вот сплетен и грязных пересудов здесь не любили. Сказывали, что городской голова лично отчитывал в здании думы, что на Соборной горе, двух редакторов газет («Голос Ставрополя» и «Ставропольские губернские ведомости»), затеявших между собой публичную перепалку в прессе. И конечно, все удивились, когда не где-нибудь, а в любимом всеми «Северокавказском крае» появилась статья под заголовком «Город в страхе». От кого-кого, а от господина Евграфова такого не ожидали. Ладно бы был просто редактор, так нет! Ещё и гласный городской думы, лицо, приближённое к власти!
Поляничко с Кашириным стояли навытяжку перед полицмейстером, читавшим ледяным голосом злосчастную статейку:
— «Доблестная местная сыскная полиция вот уже больше недели не в состоянии поймать преступника, терроризирующего Ставрополь и отправляющего на тот свет лучших горожан. В собственном доме убит старший советник губернского правления Бояркин В. С., совершено покушение на вольнопрактикующего врача Кирюшкину Е. И., а вчера злоумышленник сумел нанести увечье судье окружного суда Приёмышеву П. Ф., находящемуся до сих пор без сознания. Кто следующий? Неужто каждый из нас должен трястись от страха и ждать вердикта этого Слепня, обнаглевшего настолько, что он печатает свои так называемые приговоры в городских газетах и даже объявляет милостивый манифест об освобождении от ответственности тех, кто выполнит его условия? Как жить простому обывателю? Хотелось бы задать местной полицейской власти вполне уместный вопрос: на чью помощь мы можем надеяться, кроме Божьей?» — Фен-Раевский поднял глаза и добавил: — Жду от вас ответа, господа.
— Дело осложняется тем обстоятельством, что злоумышленник, как нам представляется, не относится к числу уголовных преступников. По этой причине мы не имеем возможности не только воспользоваться сведениями агентурной сети, но и отыскать о нём какие-либо сведения в картотеке. Совершенно ясно, что это человек с высоким уровнем знаний; за его плечами если не университет, то уж гимназия точно. Считаю вполне резонным обратить внимание на лиц, обладающих какими-либо сведениями о большей части горожан. Мы проверяем врачей, учителей, репортёров и даже священников, то есть всех, кто в силу своей профессии знает, кто и чем дышит. Служащих полиции, судебных следователей и судей я из этого списка исключаю. К сожалению, ваше высокоблагородие, результатов пока нет.
Поляничко вытер платком потный лоб и сказал:
— Антон Филаретович также доложит о некоторых деталях.
Полицмейстер благосклонно кивнул головой.
— На крыше дома погибшего старшего советника губернского правления Бояркина мы обнаружили следы обуви. Слепки сняты. Довольно чётко отпечатался рельеф подошвы правого ботинка. Учитывая длину ступни, можем заключить, что Слепень — человек среднего роста.
— Негусто, негусто… Ладно. О ходе расследования приказываю докладывать ежедневно. Более, господа, вас не задерживаю.