Уже в своём кабинете Поляничко натренированным движением, точно фокусник, извлёк из кармана табакерку и распорядился:
— Вы уж, Антон Филаретович, не сочтите за труд. Доставьте Ардашеву на осмотр наши письма, посланные Слепню по почте. Вы их уже истребовали?
— Никак нет. Не успел ещё.
— Так не тяните. Скажите адвокату, что завтра утром они должны быть у меня. Не теряйте времени. Ступайте.
XIII
Ардашев принял помощника начальника сыскного отделения весьма гостеприимно, хотя их отношения всегда отличались холодком. И тут не столько вина присяжного поверенного, сколько вполне понятная зависть к его успехам со стороны Каширина. Уж сильно удачлив был этот адвокат! Не успел приехать в город — купил особняк на Николаевском, в самом центре, и тут же наладил частную практику. Вскоре все узнали, что у него особенный подход к клиентам — берётся отстаивать лишь тех, в чьей невиновности уверен, да и защищает не как все, заявляя ходатайства и жалобы, а находит истинного преступника и тем самым оправдывает клиента. Дальше ещё интереснее: со слов полицмейстера, Ардашев был настоящим русским шпионом и за свои подвиги награждён не только именным золотым перстнем с вензельным изображением «Высочайшего имени Его Императорского Величества», но и орденом Владимира IV степени с бантом! Тут у любого сведёт скулы от осознания своей полной никчёмности. Он что, этот присяжный поверенный, на другом тесте замешан? Да нет, конечно, такой же, как все. Но отчего ему так благоволит судьба? Почему он дослужился аж до коллежского советника, считай полковника, а тут всё ходишь в самом низком, четырнадцатом классе Табели о рангах и ровня армейскому прапорщику?
Каширин остановился перед дверью, прокашлялся, сделал суровое лицо и привёл в действие звонок. Дверь отворилась почти сразу. Горничная узнала сыщика и без слов пригласила войти в переднюю. Она не успела дослушать полицейского, как появился хозяин дома. Его приветливая улыбка с первых секунд обескуражила визитёра, однако он быстро справился с коротким замешательством, передал Ардашеву письма и, напомнив, что вернуть их надобно на следующее утро, откланялся.
Клим Пантелеевич прошёл в кабинет, сел за стол и положил перед собой три нераспечатанных конверта, отличавшихся только адресами отправителей. Штемпеля их были в полном порядке, клапаны заклеены. Конверты не открывались. Значит, Слепень их и в самом деле не получил. Но зачем же тогда он предлагал послать ему покаянные письма? Откуда он мог узнать, что эти послания были изготовлены в полиции? Неужели среди сыскных агентов есть человек Слепня? А может, и сам Слепень служит в полицейском управлении? Что ж, вполне возможно. Тогда вполне очевидно, откуда у него такие подробные сведения о тайной, нелицеприятной стороне жизни этих трёх выбранных им жертв. Ардашев выдвинул ящик и с помощью лупы принялся исследовать принесённую Кашириным корреспонденцию.
Минут через пять он вздохнул с облегчением, открыл коробочку ландрина и положил под язык красную конфетку. Откинувшись на спинку кресла, адвокат мысленно произнёс: «Вот и всё. Теперь осталось придумать, как заставить Слепня угодить в капкан».
XIV
29 января, четверг
Утром Ардашев вошёл в полицейское управление, чтобы вернуть письма Поляничко, но его на месте не оказалось. Не было и Каширина. На счастье, появился знакомый полицейский надзиратель Синицын.
Присяжный поверенный поздоровался и спросил:
— Могу ли увидеть Ефима Андреевича?
— Нет никого, Клим Пантелеевич.
— И Каширина?
— Да. — Полицейский понизил голос и добавил: — Выехали на осмотр трупа в доходный дом на углу Станичной и Казачьей. Номер не знаю.
— Насколько я помню, там проживает вольнопрактикующая акушерка Кирюшкина?
— Совершенно верно. Но с ней вроде бы всё в порядке. Городовой сказал, что скоропостижно скончался её сосед.
— Благодарю вас, Михаил Макарович.
— Не за что. Скажите, Клим Пантелеевич, а правду говорят, что и вы занялись поисками Слепня?
— Я лишь помогаю полиции.
— Долго ещё ему гулять на свободе? Город в страхе. Никто не знает, кому он вынесет следующий приговор.
— Если вы ожидаете от меня прогноза, то я его вам не дам. Пожалуй, правильно было бы задать этот вопрос судебному следователю Леечкину. Он ведь ведёт расследование. Честь имею кланяться.
— Всего доброго.
Присяжный поверенный миновал Казанский собор и спустился вниз по каменной лестнице. Выйдя на Николаевский проспект, остановил коляску. До угла Казачьей и Станичной ехать пять минут. И вздохнуть не успеешь, как пролётка принесёт к желаемому месту.
Поляничко и Каширин стояли на улице и, судя по всему, уже собирались уезжать. Ардашев расплатился с возницей и направился к полицейским. Начальник городского сыска удивлённо поднял глаза:
— Что-то случилось, Клим Пантелеевич?
— Пришёл в полицейское управление, чтобы возвратить письма, а мне сказали, что вы выехали на осмотр трупа. Назвали примерный адрес. Вот я и здесь, — адвокат протянул три конверта.
Поляничко взглянул на Каширина, и тот убрал письма во внутренний карман своего пальто.
— С Кирюшкиной всё в порядке? — осведомился Ардашев.
— Слава Богу, слава Богу…
— А кто преставился?
— Её сосед по квартире напротив. Письмоводитель акцизного управления Орешкин. Тишайший человечишка. Жил один. Лёг спать. Заплохело. Рвотой изошёл, бедолага. Помочь некому. Видать, съел что-то несвежее… Может, колбасным ядом[10] отравился, а может, ещё чем… Больше суток пролежал. На службе забеспокоились и на второй день пришли его проведать. Смотрят — свет не горит. Позвали коридорного. Он своим ключом дверь открыть не смог — с той стороны комната заперта была и ключ торчал в замочной скважине. Хорошо, что на всех здешних дверях петли наружу выходят. Удалось снять и войти. Несчастный валялся на полу с поджатыми к животу коленками, обделался весь. Рядом с ним — дохлая мышь. Видимо, тоже отравилась колбасой. Вернусь в управление, выпишу разрешение на погребение и сообщу в управу. Пусть там разбираются, кто и за чей счёт будет его хоронить.
— Позволите осмотреть квартиру?
— Сколько угодно, Клим Пантелеевич. Только зачем? Небось думаете, что это проделки Слепня? Нет, как вы помните, письмоводитель Орешкин в списке жертв не числился. Но хотите полюбопытствовать — извольте. Буду вашим чичероне. А то там коридорный строгий, бывший служивый. Санитаров дожидается.
Ардашев, следом за Поляничко, проследовал в небольшую квартиру, состоящую всего из одной комнаты, кухни и маленькой, не более сажени в длину и два аршина в ширину, кладовой. Труп, прикрытый простынёю, лежал на кровати. Пахло кислой капустой, человеческими испражнениями и тошно-приторным запахом уже разлагающегося трупа. Завидев вошедших, коридорный поднялся.
Адвокат осмотрел помещение и, не найдя ничего, что заслуживало бы внимания, прошёл на кухню.
— А где же мышь?
— Коридорный убрал. Я велел. А зачем она вам?
Грустным натюрмортом смотрелся недоеденный ужин: слегка подсохшая колбаса, уже чёрствая краюха хлеба, порезанная дольками и приправленная постным маслом редька, сало, два солёных огурца и остатки квашеной капусты в миске. На полу валялась откупоренная бутылка подсолнечного масла размером с обычную косуху[11] с этикеткой «Маслобойный завод Г. Ломагина». Такая же бутылка, только не початая, хранилась и на подоконнике.
Ардашев поднял бутылку, понюхал и сказал:
— Полагаю, здесь произошло убийство. Этот Орешкин был отравлен подсолнечным маслом, которым он заправил редьку и квашеную капусту. В тот момент, когда ему стало плохо, он, вероятно, схватился за стол, и бутылка упала. Масло разлилось. Мышь прибежала на запах и, отведав отравленного продукта, сдохла. Я, конечно, могу ошибаться, но эксперт, который проведёт химический анализ оставшегося масла, — нет.
Ардашев заткнул горлышко пробкой и протянул бутылку Поляничко. Тот поморщился и сделал знак глазами помощнику. Каширин покорно принял объект будущей экспертизы.
— В таком случае предстоит выяснить, где была эта бутылка куплена, — заметил Поляничко.
— Так никто её не покупал, — заговорил коридорный. — Намедни тут явился приказчик маслобойни Ломагина и спросил, можно ли для рекламы расставить у двери каждого жильца по бутылке этого масла. Мол, новый сорт семечки поступил. Я разрешил.
— Но откуда тогда здесь две бутылки? — не понял Каширин.
— Знамо откуда. У докторши Орешкин и стащил, — пояснил коридорный. — Она из квартиры почти не выходит на улицу. Только во двор.
— Как выглядел тот приказчик, помните? — осведомился Поляничко.
— С усами и бородатый, как цыган, аж до самых глаз. В пальто, шапке и сапогах.
— А сколько лет?
— Не знаю. Я его метрики не видел. Моих, должно быть, лет.
Поляничко уставился на Ардашева и спросил:
— То есть вы считаете, что это была вторая попытка отравить Кирюшкину с одной и той же подсказкой — крысиным хвостом?
— Именно так.
— Но ведь мышь здесь оказалась случайно. Она могла и не прибежать. Тогда какая связь была бы между отравленным маслом и посылкой с крысиным хвостом? — вопросил начальник сыскного отделения.
— Связь самая прямая: масло, и я в этом совершенно уверен, отжато из семечек, протравленных мышьяком для уничтожения крыс и мышей. На рынке это добро продают мешками. По правилам торговли они помечаются надписью «Яд». Только экспертиза, как я уже говорил, может подтвердить или опровергнуть мою гипотезу. Предлагаю дождаться результатов. Метод определения наличия мышьяка в организме человека изобретён в Англии более полувека назад и трудности не представляет. Любой земский доктор в состоянии воспроизвести пробу Марша. Если окажется, что в желудке Орешкина и в подсолнечном масле содержится мышьяк, то вывод будет однозначный — это отравление. Самоубийство в данном случае вообще маловероятно, а если подтвердится моя гипотеза, оно будет исключено полностью.