— Да какое там самоубийство, если покойный решил скрасить ужин бутылкой водки! — скрипнув зубами, возмутился Каширин. — Или вы, Клим Пантелеевич, нас совсем за простаков держите?
— Вот-вот, — поддержал помощника Поляничко. — Не будем гадать, господа. — И добавил: — Проследите, Антон Филаретович, чтобы санитары отвезли труп в прозекторскую городской больницы. Пусть сделают вскрытие. Благо родственников у Орешкина, насколько я знаю, в Ставрополе нет, и разрешения получать от них не придётся. Доктора — люди грамотные, с них и спрос. А наше дело — ловить жуликов и убийц.
Поляничко достал табакерку, заложил в ноздри табаку и со сладостным наслаждением трижды чихнул в накрахмаленный носовой платок. Крякнув от удовольствия, сказал:
— Что касается судьи. Сырная кнопка была намазана отравой растительного происхождения. Точно определить само растение не удалось. Но судебный медик считает, что это цикута, или, если по-нашему, вёх ядовитый. Говорят, Сократа отравили именно им.
— Как сказать, — изрёк Ардашев и покачал головой. — Последние минуты жизни греческого философа довольно подробно описаны его современниками. По их воспоминаниям, после принятия яда Сократ двигался, потом почувствовал тяжесть в ногах и лёг на спину. Он уходил в мир иной спокойно, без лишних мучений. Такой конец обычно свойственен воздействию на организм болиголова пятнистого, но не цикуты. От неё страдают тошнотой, рвотой, идёт пена изо рта и наступает паралич. Разве у судьи были такие симптомы?
— Не припомню, — согласился начальник сыскного отделения. — Он, замечу, держится молодцом. Идёт на поправку. А сначала мы думали, что не выкарабкается.
— Это неудивительно. Действие отравляющего вещества было очень сильным. Полагаю, что преступник многократно выпаривал яд, добиваясь высокой концентрации, после чего обмазал полученной кашицей остриё сырной кнопки, установленной на судейском кресле.
— Похоже на то, — кивнул главный сыщик.
— Ефим Андреевич, вы известите меня о результатах вскрытия Орешкина?
— Не беспокойтесь, Клим Пантелеевич, сразу же сообщу. У нас катастрофически мало времени. Надеемся на вашу помощь.
— Что ж, буду ждать. Однако не забудьте провести экспертизу и с той закрытой бутылкой, что на подоконнике. Уверен, что в ней обычное подсолнечное масло, которое и ставилось перед дверьми всех остальных квартирантов, кроме Кирюшкиной. Пожалуй, теперь всё. Честь имею, господа.
— Всего хорошего! — пожелал Поляничко.
Каширин сухо кивнул и, глядя вслед адвокату, чуть слышно вымолвил:
— Сдаётся мне, что наша адвокатская ищейка в растерянности. Спеси с Казанскую колокольню, а толку — ноль. Не по зубам ему Слепень.
— Нам тоже пока гордиться нечем, — вздохнул Поляничко и смерил помощника недовольным взглядом. — Но ведь он догадался насчёт отравления. А мы — нет.
— Так ещё ничего не известно. Вскрытие покажет.
— Ох и чует моё сердце, Антон Филаретович, что преступник не остановится, пока не прикончит судью и докторшу.
В коридоре послышались шаги, и в комнату вошли два кряжистых мужика c носилками.
— Заждались вас, любезные, — Каширин недовольно повёл подбородком. — Слонов, что ли, запрягали? Или упряжь пропивали? — санитары молчали, опустив в пол глаза. — Везите труп в больницу к прозектору. Скажите, что Каширин велел делать вскрытие. — Он махнул рукой. — Ладно, чего уж там! Поеду за вами и сам поговорю с доктором.
— Вот это правильное решение, — похвалил подчинённого Поляничко. — Я всё-таки навещу Кирюшкину, успокою. Не сегодня, так завтра узнает о случившемся. А коляску забирайте. Я после всего этого трупного смрада с удовольствием по морозцу прогуляюсь.
Между тем Ардашев по дороге домой зашёл в Красную аптеку, где купил борную кислоту, сернокислый аммоний и бурý.
После ужина с Вероникой Альбертовной он колдовал на кухне. Адвокат растворил в кипятке один золотник[12] буры[13], два золотника борной кислоты и шесть золотников сернокислого аммония. Размешав хорошенько содержимое, горничная вынесла кастрюлю в сад и, дождавшись, когда вода остынет, вновь принесла в дом. Тут же появился Клим Пантелеевич, который погрузил в воду лист писчей бумаги и почтовый конверт. Дав им хорошенько пропитаться раствором, он натянул над печью верёвку и на неё прищепкой прикрепил бумагу с конвертом. Не прошло и получаса, как они совершенно высохли.
Уже в кабинете Ардашев обмакнул перо в чернильницу и написал:
«Милостивый государь!
Вы именуете себя Слепнем, однако мне известно Ваше настоящее имя, фамилия и место службы. Спешу уведомить, что на свободе Вам осталось гулять не более четверти часа, после того как Вы дочитаете до конца это письмо. Вы, надеюсь, заметили, что, вскрыв его, угодили в ловушку…»
Когда текст был уже готов, адвокат аккуратно согнул лист и обсыпал его со всех сторон карандашным порошком. Той же процедуре он подверг и внутреннюю часть конверта. Запечатав письмо, наклеил марку и вывел адрес.
XV
Начальник Ставропольского отделения Терского областного жандармского управления Владимир Карлович Фаворский — высокий подтянутый красавец с открытым лицом и закрученными в спираль модными усами — своей службой был доволен, хотя никогда и не думал, что боевому офицеру, прошедшему японскую кампанию и получившему ранение, придётся гоняться за анархистами, эсерами и большевиками. Бывший штаб-ротмистр 17-го драгунского Нижегородского Его Величества полка возглавлял местное жандармское отделение уже четвёртый год. За это время ему удалось полностью охватить миллионное население губернии под свой контроль. И это при том, что в Ставропольском отделении по штату было всего три человека. Как следовало из его многочисленных донесений на имя начальника Терского областного жандармского управления полковника фон Оглио, основную головную боль для Фаворского представляли студенты, приезжающие на каникулы, учащиеся мужской гимназии и духовной семинарии, «учинявшие беспорядки и распространявшие преступные прокламации». Доставлял хлопоты писатель Илья Кургучёв с братом Гавриилом, а также несколько лиц из числа социал-демократической организации (эсеров): нотариус Георгий Праве и мещанин Нахман Лещинский.
Молодой офицер удивительно легко сходился с людьми. За короткий срок он сумел обзавестись довольно широкой агентурной сетью в сравнительно небольшом городе. Вербовочные беседы он проводил лично, встречаясь с «объектами» на конспиративных квартирах или в гостиницах.
Своих тайных помощников Фаворский всячески оберегал от житейских неурядиц и помогал им как мог: устраивал в приказчики, через влиятельных лиц добивался повышения по службе, а лавочников избавлял от мелочных полицейских придирок. Благодаря агентуре ротмистру и удалось выявить лабораторию по изготовлению взрывчатых веществ в губернской столице. При обыске были изъяты уже готовые «средства для проведения террористических акций: цилиндрическая бомба огромной разрушительной силы, начинённая стальными обрезками, а также два десятка бомб» поменьше. Кроме того, в тайнике, как явствовало из рапорта Фаворского, находились: «склянки с азотной и серной кислотой, гремучая ртуть, несколько фунтов бертолетовой соли, бикфордовы шнуры, паяльные лампы, линейки для определения калибра, гипс, воск, различные стеклянные трубки и колбы. Все лица, причастные к преступному производству, задержаны и на время следствия помещены в городскую тюрьму».
Однако одному из сообщников удалось скрыться. На него и составлял сейчас словесный портрет жандармский ротмистр, прибегая к помощи сильной бронзовой лупы, через которую он разглядывал фотографию подозреваемого.
Макая перо в чернильницу, Фаворский выводил каллиграфическим почерком текст разыскного листа: «Наперстный Роман Викторович, мещанин, двадцати восьми лет, роста выше среднего, телосложения худого, сутулый, волосы чёрные, с небольшими усами, бороду бреет, глаза серые, лицо продолговатое, жёлтое, нездоровое, под правым глазом имеется особая примета — родинка». Как раз в этот момент и раздался стук в дверь. Ротмистр по уже выработанной привычке сначала убрал бумаги в стол и только потом разрешил войти.
В дверном проёме, как в картинной раме, показался Ардашев — человек, которого с Фаворским связывали события двухлетней давности. Тогда в поезде, следующем из Москвы в Ставрополь, были убиты директор французского ювелирного магазина и его сын. Саквояж, в котором они везли драгоценности, похитили. Железнодорожная станция Ставрополь находилась в ведении жандармов. Нападавших отыскать удалось. Фаворский лично участвовал в задержании банды, грабившей, как позже выяснилось, не только поезда, но и почтовые кареты. Исключительно благодаря расследованию Ардашева был изобличён истинный похититель бриллиантов. С тех пор на синем форменном мундире ротмистра, как напоминание о том времени, красовался золотой, покрытый красной эмалью Владимир IV степени. Через месяц после награждения ротмистр обвенчался с юной красавицей Вероникой Высотской. Одним из почётных гостей на свадьбе был присяжный поверенный Ставропольского окружного суда Клим Пантелеевич Ардашев.
Офицер шагнул навстречу.
— Давненько наши пути не пересекались. Всегда рад вас видеть.
— Взаимно, Владимир Карлович, — отвечая на рукопожатие, с улыбкой сказал адвокат.
— Присаживайтесь.
— Благодарю.
— Смею предположить, что вы пришли ко мне не для того, чтобы попить чаю, но я его вам с удовольствием предложу.
— Спасибо, не откажусь, но если позволите — чуть позже.
— Что ж, тогда я вас внимательно слушаю…
Ардашев выудил из внутреннего кармана запечатанный конверт, положил перед Фаворским и сказал:
— Вот, взгляните.
Начальник жандармского отделения прочитал вслух:
— Ставрополь (губернский). Почтамт. До востребования. Подателю рублёвой купюры ВГ 387215. Адрес отправителя: Николаевский проспект, д. 38, п. п. Ардашеву К. П. Что это значит?