– Вы не представляете, какой я сегодня получу разнос от полицмейстера. Чувствую, коллежским секретарём и отправят в отставку. Титулярного не дадут…
– Очень важен состав яда. Зная его, будет легче выйти на преступника.
– На это уйдёт день-два, – вздохнул Поляничко, – слишком долго. Но я потороплю эксперта.
Появился Каширин с фотографом.
– А? Клим Пантелеевич, и вы тут? – деланно удивился полицейский.
Ардашев усмехнулся:
– А где ещё быть адвокату, как не в суде?
Начальник сыскного отделения недовольно посмотрел на своего помощника и проговорил ледяным голосом:
– Позовите фотографа. Пусть снимет орудие убийства – сырную кнопку. Укупорьте её в пакет, как вещественное доказательство.
– Мать честная! – воскликнул Каширин, наклоняясь над креслом. – Ого! На обшивке следы крови, глубоко вошла. Жестоко, спору нет. Но зачем? Таким образом, ведь не убьёшь.
– Как сказать, Антон Филаретович. Если лезвие смазать ядом, то можно и сдушегубить.
– Вот оно что! Теперь понятно, почему потерпевший еле дышит. – Он поднял глаза на Поляничко. – Приёмышева увезли в санитарной карете. Даст Бог, выкарабкается.
– Спаси его Господь от смерти, а нас с вами от позора! – Начальник сыска перекрестился и велел: – Пошлите за судебным следователем. И выясните, кто заходил в залу до начала судебного заседания.
– Да-да. Начну с секретаря, – согласился помощник и скрылся за дверью.
– Обратите внимание на письмо. Адрес набит на машинке. Думаю, Ефим Андреевич, его надобно вскрыть.
– Давайте посмотрим.
Начальник сыскного отделения извлек письмо и прочёл:
– «Врата ада открыты. Слепень». Отпечатков пальцев, я полагаю, как всегда, не оставил. – Тут же протянул Ардашеву.
Присяжный поверенный обратился к Каширину, допрашивающему секретаря:
– Простите, что прерываю, Антон Филаретович, могу ли я задать вопрос Сергею Макаровичу?
Сыщик пожал плечами, встретился взглядом с Поляничко и недовольно ответил:
– Задавайте, уж коли надумали.
– А когда это письмецо к вам поступило?
– Как всегда, утром вместе с почтой.
– А почтальон был тот же?
– Не могу сказать. Видел только со спины. Я слышал, что кто-то ходил по коридору, а когда открыл дверь, корреспонденция уже лежала на общем столе. Я выбрал письма, относящиеся к нашему судопроизводству, и вернулся на место. Это послание было адресовано лично Павлу Филипповичу, но его не было, и я положил конверт ему на стол в залу заседаний. Думал, что прочтёт во время прений.
– А вы не обратили внимания, что конверт не только без почтового штемпеля, но и без марки?
– Откровенно говоря, нет. Много было работы.
– Благодарю вас.
Ардашев обратился к Поляничко:
– Ефим Андреевич, а вы истребовали с почтамта письма, отправленные ранее Слепню якобы от имени трёх его потенциальных жертв?
– Это те, что… – замялся он и, не найдя ответа, посмотрел на Каширина: – Изъяли, Антон Филаретович?
– Так от вас указания не было, Ефим Андреевич.
– Соблаговолите, милостивый государь, сии письма немедленно отобрать. Они должны находиться не на почте, а у судебного следователя Леечкина. Это, как-никак, вещественные доказательства по уголовному делу.
– Слушаюсь.
– Вот так и служим, Клим Пантелеевич, – раздражённо махнул рукой начальник сыска, – так и преступников ищем. За всё должен отдуваться начальник сыскного отделения, да-с. Не сомневайтесь. Мы вас ознакомим. А вы уж не сочтите за труд, верните нам. Суток хватит на изучение?
– Достаточно будет и двух часов.
– Вот и отлично.
– Простите, господа, вынужден вас покинуть, – извинился Ардашев. – Через несколько минут начинается слушание уголовного дела. Честь имею.
– Желаю здравствовать!
Ардашев скрылся в двери другой судебной залы.
Поляничко вынул табакерку и, глядя на Каширина, выговорил с усмешкой:
– Хотел было пожелать Ардашеву удачи, но подумал, что может обидеться. Он же и так никогда не проигрывает.
XII
28 января, среда.
Ставрополь город купеческий. Тихий и богатый, как и вся южная губерния, привыкшая к хлебному изобилию. Население небольшое, но церквей построили семнадцать и вдобавок воздвигли женский Иоанно-Мариинский монастырь, стоящий в шести верстах от города, который и сам, как город. Храм на полторы тысячи прихожан с трёхъярусной звонницей, пять корпусов под кельи, двухэтажная больница, две церковноприходские школы, два гостиничных дома для приезжих, двухэтажный корпус для живописи, воскобойный завод, мастерская по изготовлению церковной утвари и ювелирных изделий, водяная и ветровая мельницы, пасека, две маслобойни, скотный двор и многочисленные хозяйственные постройки.
Согласно данным за 1908 год в губернской столице насчитывалось: банков – пять, заводов и фабрик – четыре, магазинов, лавок и торговых складов – девяносто шесть. Три театра, три библиотеки и пять синематографов. Одна ресторация и двенадцать ресторанов. А трактиров, пивных, рюмочных и шашлычных? Не счесть. Гуляли в городе с размахом! Но отоспавшись, принимались за работу. Жили по-семейному, в мире и согласии. Нищих и беспризорных детей в Ставрополе никогда не было. Всех сирот определили по приютам, а скитальцев – по ночлежным домам.
А вот сплетен и грязных пересудов здесь не любили. Сказывали, что Городской голова лично отчитывал в здании Думы, что на Соборной горе, двух редакторов газет («Голос Ставрополя» и «Ставропольские губернские ведомости»), затеявших между собой публичную перепалку в прессе. И, конечно, все удивились, когда не где-нибудь, а в любимом всеми «Северокавказском крае» появилась статья под заголовком «Город в страхе». От кого-кого, а от господина Евграфова такого не ожидали. Ладно бы был просто редактор, так нет! Ещё и гласный Городской думы, лицо приближённое к власти!
Поляничко с Кашириным стояли навытяжку перед полицмейстером, читавшим ледяным голосом злосчастную статейку: «Доблестная местная сыскная полиция вот уже больше недели не в состоянии поймать преступника, терроризирующего Ставрополь и отправляющего на тот свет лучших горожан. В собственном доме убит старший советник Губернского Правления Бояркин В.С., совершенно покушение на вольнопрактикующего врача Кирюшкину Е.И., а вчера злоумышленник сумел нанести увечье судье Окружного суда Приёмышеву П.В., находящемуся до сих пор без сознания. Кто следующий? Неужто каждый из нас должен трястись от страха и ждать вердикта этого Слепня, обнаглевшего настолько, что он печатает свои, так называемые, приговоры в городских газетах и даже объявляет Милостивый Манифест об освобождении от ответственности тех, кто выполнит его условия? Как жить простому обывателю? Хотелось бы задать местной полицейской власти вполне уместный вопрос: на чью помощь мы можем надеяться, кроме Божьей?». – Фен-Раевский поднял глаза и добавил: – Жду от вас ответа, господа.
– Дело осложняется тем обстоятельством, что злоумышленник, как нам представляется, не относится к числу уголовных преступников. По этой причине мы не имеем возможности не только воспользоваться сведениями агентурной сети, но и отыскать о нём каким-либо сведения в картотеке. Совершенно ясно, что это человек с высоким уровнем знаний; за его плечами, если не университет, то уж гимназия точно. Считаю вполне резонным обратить внимание на лиц, обладающих какими-либо сведениями о большей части горожан. Мы проверяем врачей, учителей, репортёров и даже священников, то есть всех, кто в силу своей профессии знает, кто и чем дышит. Служащих полиции, судебных следователей и судей я из этого списка исключаю. К сожалению, ваше высокоблагородие, результатов пока нет.
Поляничко вытер платком потный лоб и сказал:
– Антон Филаретович так же доложит о некоторых деталях.
Полицмейстер благосклонно кивнул головой.
– На крыше дома погибшего старшего советника Губернского Правления Бояркина мы обнаружили следы обуви. Слепки сняты. Довольно чётко отпечатался рельеф подошвы правого ботинка. Учитывая длину ступни, можем заключить, что Слепень – человек среднего роста.
– Не густо, не густо…Ладно. О ходе расследования приказываю докладывать ежедневно. Более, господа, вас не задерживаю.
Уже в своём кабинете Поляничко натренированным движением, точно фокусник, извлёк из кармана табакерку и распорядился:
– Вы уж, Антон Филаретович, не сочтите за труд. Доставьте Ардашеву на осмотр наши письма, посланные Слепню по почте. Вы их уже истребовали?
– Никак нет. Не успел ещё.
– Так не тяните. Скажите адвокату, что завтра утром они должны быть у меня. Не теряйте времени. Ступайте.
XIII
Ардашев принял помощника начальника сыскного отделения весьма гостеприимно, хотя их отношения всегда отличались холодком. И тут не столько вина присяжного поверенного, сколько вполне понятная зависть к его успехам со стороны Каширина. Уж сильно удачлив был этот адвокат! Не успел приехать в город – купил особняк на Николаевском, в самом центре, и тут же наладил частную практику. Вскоре все узнали, что у него особенный подход к клиентам – берётся отстаивать лишь тех, в чьей невиновности уверен, да и защищает не как все, заявляя ходатайства и жалобы, а находит истинного преступника и, тем самым, оправдывает клиента. Дальше ещё интереснее: со слов полицмейстера Ардашев был настоящим русским шпионом, и за свои подвиги награждён не только именным золотым перстнем с вензельным изображением «Высочайшего имени Его Императорского Величества», но и орденом Владимира IV степени с бантом! Тут у любого сведёт скулы от осознания своей полной никчёмности. Он что, этот присяжный поверенный, на другом тесте замешан? Да нет, конечно, такой же, как все. Но отчего ему так благоволит судьба? Почему он дослужился аж до коллежского советника, считай полковника, а тут всё ходишь в самом низком четырнадцатом классе табеля о рангах и ровня армейскому прапорщику?
Каширин остановился перед дверью, прокашлялся, сделал суровое лицо и привёл в действие звонок. Дверь отворилась почти сразу. Горничная узнала сыщика и без слов пригласила войти в переднюю. Она не успела дослушать полицейского, как появился хозяин дома. Его приветливая улыбка с первых секунд обескуражила визитёра, однако он быстро справился с коротким замешательством, передал Ардашеву письма и, напомнив, что вернуть их надобно на следующее утро, откланялся.