Хотя уж слишком эта игра походила на правду.
Не на настоящую правду, не настолько настоящую, как камень или дерево, которые можно потрогать. И все же более настоящую, чем сон. Более настоящую, чем хотелось бы. Зеркальная Девочка жила не только в зеркалах (где она впервые появилась); она жила и просто в воздухе. И шептала вопросы, которые Тесс никогда бы не пришли в голову. Психолог сказал, что Тесс сама себе выдумала Зеркальную Девочку, но разве могла бы она выдумать личность столь настырную, а порой и надоедливую, как Зеркальная Девочка?
Она позволила себе бросить еще один взгляд на поверхность воды у самых ног. Воды, полной неба с облаками. Воды, откуда под косым углом глянуло ее собственное лицо – и приветливо улыбнулось.
«Тесс», – прошептал ветер, и лицо исчезло в волнах ряби.
Ей вспомнилась книжка про астрономию. Про глубины пространства и времени, в которых целый ледниковый период был всего лишь мгновением.
«Тесс», – шуршали листья и метелки камыша.
– Иди отсюда, – сказала Тесс. – Я и так уже натерпелась.
Ветер дунул сильней – и стих. И лишь чувство, что рядом кто-то есть, никуда не делось.
Тесс отвернулась от болота – теперь оно выглядело враждебным. Обернувшись к западу, девочка обнаружила, что просвечивающее сквозь облачный слой солнце опустилось на самую макушку холма. Она взглянула на часы. Четыре. Висящий на цепочке вокруг шеи ключ от домика вдруг показался ей пропуском в рай. Оставаться в одиночестве на болоте больше совсем не хотелось. А хотелось сбросить с плеч тяжеленный рюкзак, свернуться в калачик на диване и чтобы на видеопанели было что-нибудь интересное или хотя бы книжка в руках. Тесс вдруг почувствовала себя виноватой, словно она нарушила что-то, придя сюда, хотя это и не запрещалось (правда, мистер Флейшер вскользь упомянул, что болото не такое уж и мелкое и что там можно заблудиться).
Большая голубая цапля взмыла в воздух из камышей, громко хлопая крыльями. В тисках ее клюва трепыхалось что-то зеленое.
Тесс отпрянула и побежала к вершине холма, откуда уже можно будет увидеть Слепое Озеро (которое город). В ушах свистел ветер, а шорох трущихся друг о дружку брючин звучал как беседа на повышенных тонах.
Башни Ока, мимо которых она проскочила, немного помогли ей успокоиться. Гладкий черный асфальт дороги, ведущей к домикам, помог еще больше. И окончательно успокоила близость высоких зданий «Хаббл-Плазы».
А вот звук полицейских сирен у южных ворот снова встревожил. Сирены всегда напоминали Тесс рыдающих младенцев, одиноких и голодных. Они означали – случилось что-то нехорошее. Тесс вздрогнула и остаток дороги домой пробежала, уже не останавливаясь.
В среду утром к Крису, устроившемуся за крошечным складным столиком в клубном кафетерии, подсел Себастьян Фогель.
Завтрак, состоявший из круассанов, водянистого омлета, апельсинового сока и кофе, вынужденным поселенцам предоставлялся бесплатно. Крис начал с кофе. Для того чтобы хотя бы подумать о местном горячем, уже требовалась определенная нейрохимическая стимуляция.
Непринужденно приблизившись, Себастьян положил на столик экземпляр «Господа & квантового вакуума».
– Элейн говорит, что вы интересовались. Я подписал ее для вас.
Крис постарался изобразить на лице благодарность. В конце концов, книга была в подарочном издании, настоящая бумага, твердый переплет. Прочная, как кирпич, да и по тяжести вряд ли отличается. Он живо представил себе картину: Элейн, пряча улыбку, рассказывает Себастьяну, как Крису «не терпится» познакомиться с его трудом… Похоже, тот привез с собой в Слепое Озеро полный чемодан этих книг.
– Благодарю, – сказал Крис. – Я вам теперь должен свою собственную.
– Ни к чему. Я загрузил электронную копию «Взвешенных ответов» еще до того, как обрубили связь. Элейн мне ее очень рекомендовала.
Однако я в долгу перед Элейн, подумал Крис. Чем же отплатить? Подсыпать ей в мюсли стрихнину?
– Она полагает, – продолжал между тем Себастьян, – что вся эта история с карантином может пойти нам на пользу.
Крис перелистывал книгу Фогеля, отмечая про себя заголовки разделов. «Бог в кредит». «Почему гены определяют сознание & каким именно образом». Чертовы амперсанды.
– На пользу? Каким образом?
– Мы оценим весь комплекс в кризисной ситуации. Особенно если карантин серьезно затянется. Она говорит, что тогда мы сможем отвязаться от пиарщиков Ари Вейнгарта и запросто поговорить с людьми. И увидим Слепое Озеро с той стороны, которую никогда не показывают прессе.
Разумеется, Элейн была права, только Крису эта мысль пришла в голову еще раньше. Он уже второй день брал интервью у отрезанных от дома сменных работников, спрашивая, что они думают о карантине.
В попытке Элейн его взбодрить не было ни малейшей необходимости. Он и сам знал, что это, по всей видимости, его последний шанс спасти свою карьеру журналиста. Не знал он только, нужен ли ему этот шанс. Как справедливо заметила Элейн, существовали иные варианты. Например, хронический алкоголизм или наркотики – и то и другое он успел попробовать на вкус и хорошо представлял себе их привлекательность. Или можно было найти себе какую-нибудь неприметную работу – копирайтера там или автора технических руководств – и спокойно, без треволнений дотянуть до заслуженной пенсии. Не ему первому приходится снижать планку, и особого сочувствия это вроде бы не заслуживает.
Командировка в Кроссбэнк и Слепое Озеро стала для него воплотившейся в явь детской мечтой. К сожалению, ждать пришлось так долго, что мечта слегка подувяла. Он с детства был влюблен в космос и не мог оторваться от первых изображений, поступивших с оптических интерферометров НАСА и «Евростар» – грубые расплывчатые картинки, на которых были видны два газовых гиганта в системе UMa47 (каждый – со сложной системой огромных колец), и до мучительности неясное пятнышко, соответствовавшее твердой планете в обитаемой зоне звезды.
Родители его энтузиазм не разделяли. Слушать его рассказы была готова лишь Порша, младшая сестренка, – она под них засыпала вместо сказок. Для Порши любая история была сказкой. Ей нравилось, как он рассказывает про далекие, только что обнаруженные миры, однако она не позволяла ему ограничиваться твердо установленными фактами. А люди на этих планетах есть? А как они вы- глядят?
– Мы пока не знаем, – отвечал он, – людей еще не открыли.
Порша делала разочарованную гримаску – «ну, сочинил бы что-нибудь!» – но у Криса уже тогда обнаружилось качество, которое он впоследствии стал считать журналистским уважением к истине. Если ты понимаешь, в чем заключаются факты, украшательство уже ни к чему: все чудеса перед тобой, а самое чудесное – что это правда от начала до конца.
Затем сигналы интерферометра НАСА стали ослабевать, и для того, чтобы извлечь из статического шума последние крохи полезной информации, привлекли новейшую разработку – БЭК-кольца, квантовые компьютеры, соединенные в нейросеть открытой органической архитектуры. Причем удалось добиться большего, чем ожидалось. Каким-то образом посредством все более и более глубоко вложенного рекурсивного Фурье-анализа компьютеры смогли производить изображение даже после того, как интерферометры замолчали. Аналитический инструмент, предназначенный быть вспомогательным устройством для телескопов, полностью их заменил.
Крис уже планировал съезжать из родительского дома, когда были опубликованы первые кадры с HR8832/B. Семья не обратила на них особого внимания. Порша, тинейджер-отличница, тогда как раз заинтересовалась политикой и страшно на всех сердилась, что ей не разрешили поехать в Чикаго – протестовать на инаугурации Континентального Содружества. Родители отдалились друг от друга и жили каждый в своем мирке – отцовский состоял из столярничания и пресвитерианской церкви, мать запоздало окунулась в богему – собрания интеллектуалов и индийские платья, спиритические сеансы и афганские шали.
Конечно, они восхищались изображениями с HR8832/B, однако ничего толком не поняли. Как и большинство окружающих, они не представляли себе, как далеко от них находится планета, что означает «она обращается вокруг другой звезды», какую еще ценность, помимо чисто абстрактной, представляют собой морские виды и почему все вообще так носятся с этим местом, куда и отправиться-то нельзя.
Крис изо всех сил пытался им объяснить – в нем пробудилось еще одно журналистское качество. Как красота, так и значение получаемых изображений были попросту безмерны. Тысячелетия, которые потратило человечество на борьбу с невежеством, именно в них достигли кульминации. Они искупили суд инквизиторов над Галилеем и костер Джордано Бруно. Они подобны драгоценной жемчужине, обнаруженной на руинах рабства и войн.
Увы, сенсация оказалась совсем недолгой. Затем медийный пузырь лопнул, а торговцы сувенирами, собрав свою прибыль, переключились на другие темы. С тех пор прошло десять лет. БЭК-эффект так и не удалось толком объяснить или воспроизвести, Порши уже не было, а первая попытка Криса написать книгу закончилась катастрофически. Правду никто не хотел покупать. Даже в Кроссбэнке, хуже того, даже в Слепом Озере постоянная внутренняя грызня относительно изображений и их интерпретации почти заслонила собой науку.
И тем не менее он здесь. Лишенный иллюзий, утративший ориентацию, затрахавшийся и оттраханный – но у него есть еще один шанс найти жемчужину и показать ее людям. Поделиться с ними той красотой и тем значением, которые в свое время буквально доводили его до слез.
Крис поднял взгляд на Себастьяна Фогеля.
– Что для вас означает это место?
– Я попал сюда так же, как и вы, – с улыбкой пожал плечами Себастьян. – Мне позвонили из «Восточного обозрения», я поговорил со своим агентом и подписал конт- ракт.
– Это понятно. Неужели вы видите лишь шанс опубликоваться?
– Не сказал бы. Быть может, я не столь сентиментален по этому поводу, как Элейн, однако значение того, что здесь происходит, я осознаю. Со времен Коперника любое существенное астрономическое открытие влияет на то, как человечество во