– А доказательства у вас есть?
– В конечном итоге выяснилось, что нет. Да я, собственно, писал биографию вовсе не для того, чтобы смешать Галлиано с дерьмом. Гениальным-то ученым он действительно был. Когда книга вышла, ее встретил довольно теплый прием – надо полагать, отчасти потому, что Галлиано, как и любому богачу, завидовали. Затем с ним произошел несчастный случай или же самоубийство, точки зрения возможны разные, и семья Галлиано решила обвинить во всем книгу. «Желтый писака довел благотворителя до самоубийства». Заголовки получились что надо.
– Вам пришлось судиться?
– Я давал показания на слушаниях в конгрессе.
– По-моему, я что-то читал…
– Меня чуть не отправили в тюрьму за неуважение к правосудию. Поскольку я отказался раскрыть свои источники. Другое дело, что мне бы это все равно не помогло. Все мои источники были публичными персонами и к моменту слушаний уже успели сделать заявления, в которых встали на сторону семейства Галлиано. В глазах общества к тому моменту Галлиано уже был мертвым святым. Никто не станет звать патологоанатома, чтобы вскрывать мертвого святого.
– Не повезло вам, – кивнул Чарли. – Во всяком случае, момент оказался не самый удачный.
Крис смотрел в боковое стекло – на снег, который сыпался с неба, лип к поверхности машины, собирался в небольшой сугроб за зеркалом.
– Или само решение было неудачным. Я атаковал одну из самых крупных ветряных мельниц на этой планете. Похоже, не до конца понимая, как устроен мир.
– Угу. – Некоторое время Чарли вел машину молча. – На этот-то раз вам повезло. История блокады Слепого Озера, рассказанная изнутри.
– При условии, что найдется кому ее рассказать.
– Вас лучше высадить у самого клуба?
– Да, спасибо, если не слишком большой крюк.
– Мне спешить некуда. Хотя Бумер, наверное, проголодался. Я думал, что сменных работников из клуба уже всех расселили к местным.
– Меня пока не успели. Встреча с хозяином квартиры завтра.
– И к кому вы попали?
– Доктор Хаузер.
– Маргерит Хаузер? – Чарли как-то странно улыбнулся. – Всех парий – под одну крышу?
– Парий?
– А, забудьте. В политику «Плазы» я лезть не хочу. Знаете, Крис, давайте я вам скажу кое-что интересное насчет моего Бумера.
– Что именно?
– Он ничего не знает про блокаду. Не знает и знать не желает, главное, чтобы его кормили по расписанию.
Счастливчик этот Бумер, подумал Крис.
Тесс проснулась в семь, как просыпалась каждое школьное утро, но, еще не успев открыть глаза, поняла: сегодня школы не будет.
Вчера весь день шел снег; когда она ложилась спать, он все еще продолжал идти. А сегодня утром она его попросту слышала, даже не надо было отдергивать кружевные занавески у окна спальни. Снег мягко стучался в окошко, почти беззвучно, словно где-то далеко шуршала мышка, а главное – слышалась окружающая снег тишина. Ни скрипа лопат, расчищающих дорожки, ни звука буксующих в снегу колес – только беззвучная, словно покрывало, белизна. Значит, снега выпало по-настоящему много.
Мама орудовала на кухне внизу, что-то напевая. Это тоже ничего не означало – если Тесс сейчас заснет опять, мама вряд ли придет ее будить. Все равно что выходной. Не нужно вскакивать стремглав, можно неторопливо ждать, пока окружающий мир проявится сам. Тесс медленно, очень медленно, открыла глаза. Проникавший в комнату свет казался тусклым и почти что жидким.
Она села, зевнув, подтянула ночную рубашку. Ковер под босыми ногами был холодным. Тесс вернулась в кровать, подползла поближе к окну и отдернула занавеску.
На карнизе снаружи навалило целую кучу снега, а внутри комнаты влага образовала морозные узоры. Тесс сразу же вытянула ладошку – не потрогать заледеневшее стекло, а просто поводить рукой над его поверхностью и почувствовать кожей холод. Окно словно дышало морозом в комнату. Тонкие ледяные узоры, двухмерные рисунки, напоминающие снежинки или карту эльфийского города, были внутри, не снаружи. Как будто зима протянула руку прямо сквозь стекло, подумала Тесс.
Она долго смотрела на зимние узоры – письмена, смысл которых невозможно разгадать. На прошлой неделе мистер Флейшер рассказывал о симметрии. О снежинках и зеркалах. Он показал классу, как можно сложить листок бумаги и ножницами сделать в нем вырезы. Если листок развернуть, в случайных на вид разрезах обнаруживалась настоящая красота, они напоминали загадочные маски или бабочек. И то же самое можно делать с красками. Если капнуть на бумагу, а потом сложить листок, пока краска не высохла. Когда листок развернешь, брызги краски превращаются в глаза, мосты или радужные лучи.
Морозные узоры на стекле все-таки больше напоминали снежинки, словно бумагу свернули не один раз, а два, три или даже четыре… Только стекло ведь никто не сворачивал! Откуда же льдинки знают, какую форму им принять? В них что, зеркальца встроены?
– Тесс!
Это мама за дверью.
– Тесс, уже девять! Школы сегодня не будет, но не пора ли вставать?
Девять? Тесс бросила взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Девять-ноль-восемь. А ведь только что было семь?
Повинуясь какому-то импульсу, она вытянула ладонь и оставила на стекле отпечаток.
– Я встаю!
Ладонь сразу же заледенела.
– Какие тебе хлопья на завтрак?
– Кукурузные! – Она чуть не сказала «снежные».
За завтраком мама напомнила Тесс, что сегодня к ним придет жилец, «если, конечно, к полудню успеют расчистить дороги». Тесс ужасно заинтересовалась. Мама Тесс тоже работала сегодня из дома, и все было бы еще больше похоже на выходной, если бы к ним не пришел сегодня кто-то новый. Мама объяснила, что некоторые сменные работники и посетители до сих пор спят в спортзале, а это очень неудобно, поэтому тех, у кого дома есть свободные комнаты, спросили, не хотят ли они кого-то приютить. Мама убрала из комнатки в подвале рядом с водонагревателем свою беговую дорожку и велотренажер; теперь там стояла кровать. Интересно, каково будет, если в комнатке в подвале появится жилец. И будет выходить оттуда к ужину.
После завтрака мама поднялась наверх, чтобы поработать у себя в кабинете. «Если я тебе понадоблюсь, позови», – сказала она, но, если честно, в последние дни до нее было не дозваться. У нее на работе происходило что-то важное, что-то, связанное с Субъектом. Он странно себя вел. Поговаривали, что Субъект заболел. Эти заботы требовали от мамы полного внимания.
Тесс, так и оставшаяся в ночной рубашке, некоторое время читала в гостиной. Книга называлась «Про звездное небо». Это была детская книжка про звезды – как они образовались, как из старых звезд потом получились новые звезды, как из звездной пыли появились планеты и люди. Когда глаза устали, Тесс отложила книгу и стала смотреть, как растет сугроб рядом со стеклянной дверью во дворик. Миновал полдень, а небо так и оставалось затянуто темными тучами. Можно было сделать себе сэндвич и пообедать, но Тесс решила, что пока не голодная. Поднявшись наверх, она оделась и постучала в дверь к маме, чтобы сообщить ей, что идет гулять.
– Ты блузку криво застегнула, – сказала мама, вышла к ней в коридор и быстро-быстро все поправила. Потом взъерошила Тесс волосы. – Далеко от дома не уходи.
– Не буду.
– Когда вернешься, отряхни снег с ботинок.
– Обязательно.
– И надень теплые штаны, не только куртку.
Тесс кивнула.
Она была рада, что идет гулять, даже несмотря на то, что ей для этого пришлось натягивать теплые штаны прямо в душном коридорчике. Снег был такой глубокий, и его было так много, что не посмотреть и не потрогать было решительно невозможно. За ночь, подумала Тесс, мир за дверью сделался совсем другим и очень странным.
Она наконец-то зашнуровала ботинки и ступила наружу. Воздух оказался не такой уж и холодный, как она опасалась. Его можно было вдохнуть полной грудью, а потом выпускать наружу клубами пара. Вот только с неба падал снег, мелкий и твердый, вовсе не ласковый. Крупинки жалили ей кожу.
Влево и вправо простирались ряды одинаковых домиков. У соседнего домика расчищала подъездную дорожку миссис Коланджело. Тесс притворилась, что ее не видит – вдруг миссис Коланджело попросит помочь. Однако та ее не заметила: раскрасневшаяся, с сощуренными глазами, она полностью ушла в свое занятие, сражаясь со снегом, словно с личным врагом. С лезвия лопаты срывались белые облака, ветер уносил их прочь.
Нетронутый снег на лужайке перед домом был Тесс чуть ли не по плечо. Какая я маленькая, подумала она. Голова возвышалась над снежными дюнами на каких-то полметра. Вот так собаки видят мир. Тесс с трудом удержалась, чтобы не броситься вперед и не закопаться в белизну с головой. Снег набьется за воротник, понимала она, придется раньше идти домой.
Ступая сквозь глубокий снег размеренно, словно астронавт на поверхности Луны, Тесс вышла на тротуар. Дорогу расчистили, хотя асфальт с тех пор укрыло покрывало из свежего снега. Отвалы, оставленные уборочной техникой, закрывали вид. Дерево на лужайке так засыпало, что его ветви изогнулись, словно арки собора. Тесс протопталась сквозь снег прямо под дерево и с восторгом обнаружила, что находится внутри снежной пещеры, только не сплошной, а с окнами. Вот здесь бы и спрятаться, если бы не пробравшийся под куртку холод, от которого Тесс вздрог- нула.
В этот момент она увидела, что прямо по дороге – по тротуару все равно было не пройти – к их домику направляется мужчина.
Тесс сразу догадалась: жилец. Одежда на нем была не сказать чтобы очень теплая. У каждого домика он чуть задерживался, пытаясь разглядеть засыпанные снегом, еле различимые таблички с номерами. Наконец он достиг дома Тесс, вынул руки из карманов, перебрался через отвал и стал протаптывать дорогу к двери. Тесс под деревом присела пониже, чтобы он ее не заметил.
Мама открыла дверь, они с мужчиной пожали друг другу руки. Жилец отряхнул снег и вошел. Мама чуть задержалась на пороге, пытаясь разобрать по следам на снегу, где сейчас Тесс. Потом она увидела Тесс под деревом и направила на нее палец, словно пистолет. «