Когда он выехал из гаража, снегопад начал стихать, однако резкий ветер с северо-востока все еще существенно осложнял дело. Внедорожники у секьюрити были вполне приличные, «хонды» с автопилотом и изменяемым рисунком протектора; впрочем, подумал Херб, снегоход был бы лучше.
Основную дорогу в центре городка расчищали всю ночь – до жилого массива к югу. Оттуда и до самого забора все было покрыто снегом, который ветер переносил с места на место. Сугробы не совсем скрывали из виду дорогу, однако даже «Хонда» сквозь заносы еле ползла. Немного утешало, что в поездке не было ни малейшей срочности, да и необходимости. Поэтому медлительность не слишком раздражала. Откинувшись на сиденье в теплой, словно баня, кабине, Херб попытался представить свою любимую на данный момент актрису без ненужных предметов туалета. (Дома у него для этой цели имелись специальные программы на видеосервере.)
Когда он наконец добрался до ворот, рассвет давным-давно миновал. Света хватало, чтобы рассмотреть все, что только можно было рассмотреть: завивающийся вокруг кабины «Хонды» метельный кокон и еле видимые сквозь него тяжелые тучи, клубящиеся, словно мутная река.
Херб достиг площадки у самых ворот, не обнаружив в процессе никаких дерзких попыток побега, и остановил машину, не выключая мотор. Потянуло закрыть глаза и хоть как-то скомпенсировать недосып: до полуночи он смотрел уже сто раз пересмотренные фильмы, а в три тридцать пришлось собираться в бессмысленную экспедицию. Вот только если поймают спящим, торчать ему в «Рассветном патруле» до скончания дней. К тому же кофе, выпитый перед поездкой, уже провалился, и срочно требовалось расписаться на свежем снегу.
Херб уже выбрался из кабины в утренний холод, когда тучи вдруг ненадолго разошлись, и он увидел, как за воротами что-то движется. Что-то большое. Сначала он решил, что это автоматический грузовик из тех, которые доставляют продукты, но потом ветер дунул в другую сторону, и Херб увидел, что неясных форм за воротами несколько. Огромные машины. Прямо за забором.
Переваливаясь, он сделал несколько шагов к забору через глубокий снег. Просто посмотреть, сказал он сам себе. Когда оказался у самых ворот – дальше он все равно не собирался, – они вдруг без какого-либо предупреждения начали открываться. Ветер снова на секунду утих, наступило почти сверхъестественное спокойствие, и Херб понял, что машины за воротами – бронетранспортеры и танки «Пауэлл». Десятки танков, вытянувшихся вдоль пери- метра.
Он развернулся и сделал несколько неуклюжих шагов обратно к «Хонде», но не успел добраться до кабины, как его окружили солдаты в снежном камуфляже и респираторах. На них были очки дополненной реальности, а в руках – сверхзвуковые винтовки.
Херб Данн тоже служил. И знал, что в таких случаях делают.
Он поднял руки вверх, стараясь выглядеть как можно более мирно.
– Я просто тут работаю, – сказал он.
Ошеломленная настолько, что ей было уже не до страха, Маргерит заставила себя сосредоточиться на дыхании. Она не обращала внимания на песчаную почву под своими коленями и ладонями, на сухую жару и вообще закрыла глаза, чтобы не видеть Субъекта. Дыши. Сейчас важно дышать. Важно дышать, потому что… потому что…
Потому что если она сейчас действительно на UMa47/E, то дышать было бы невозможно.
В атмосфере UMa47/E меньше кислорода, чем на Земле, давление здесь тоже значительно меньше. Если бы ее действительно перенесло сюда из Слепого Озера, у нее бы лопнули барабанные перепонки.
Однако задыхалась она сейчас от ужаса, не от недостатка кислорода. И с ушами все было в порядке.
Поэтому, думала Маргерит – все еще на коленях с закрытыми глазами, – поэтому, поэтому я сейчас не там. Поэтому непосредственной опасности нет.
(Но если я не там, почему я чувствую песчинки у себя под ногтями? Откуда ветер?)
В то лето, когда Маргерит исполнилось одиннадцать, ее родители решили провести отпуск на Аляске. Отец заказал полет над ледниками национального парка Глейшер-Бэй на небольшом одномоторном самолетике. Над горами оказались сложные воздушные потоки, самолетик то проваливался в ямы, то опять взмывал. Маргерит перепугалась так, что ее стало тошнить, ей даже в голову не приходило хоть на секунду выглянуть в иллюминатор.
Тогда отец обнял ее и сказал тем голосом, которым произносил лишь самые важные проповеди: «Все в порядке, Марджи. Ты в полной безопасности».
Маргерит повторяла про себя эти успокоительные слова до самого конца полета. Словно мантру. «Ты в полной безопасности». Сейчас она снова их вспомнила.
«Ты в полной безопасности».
(«Нет! Я не знаю, где я, я беспомощна, не понимаю, что происходит, я не могу вернуться домой!..»)
В полной безопасности. Вопиющая ложь.
Маргерит открыла глаза и заставила себя встать.
Поблизости, буквально в метре от нее, стоял Субъект. Из наблюдений она знала, что, застыв на месте, он обычно еще какое-то время остается в неподвижности. (Она вспомнила замечание Криса – «не слишком на этой планете весело» – и с трудом удержалась, чтобы совершенно неуместно не хихикнуть.) Непроницаемые белые глаза смотрели прямо на нее или, во всяком случае, в ее направлении, и у Маргерит возник соблазн поиграть с ним в гляделки. Однако начать следует с другого. Ты же ученый. («Ты же ученый». «Ты в полной безопасности». Не одна ложь во спасение, а две.)
Следует оценить окружающую обстановку.
Итак, перед ней граница структуры, куда недавно вошел Субъект. Посмотрев сквозь арки назад, Маргерит увидела в шокирующей от себя близости пустыню, которую тут же инстинктивно поместила в контекст географии UMa47/E: центральное плато крупнейшей континентальной платформы, на значительном удалении от мелких, соленых морей планеты, вблизи от экваториальной границы умеренной климатической зоны. Увы, классификация меркла перед реальностью. Здесь было небо, белое и сверкающее, словно новенький фарфор; была гряда выветренных базальтовых холмов, постепенно исчезающая вдали; были лучи чужого солнца низко над горизонтом и тени, которые удлинялись прямо на глазах. Был порывистый ветер, пахнущий известью и пылью. Не изображение, а место: осязаемое, измеримое, прорисованное до мельчайших де- талей.
Если я не здесь, подумала Маргерит, то где я тогда?
Потолок структуры не пропускал внутрь прямой солнечный свет. Структура, подумала Маргерит, одно из псевдонейтральных слов, столь обожаемых учеными; однако можно ли на самом деле назвать это «зданием»?
Стен как таковых не было, только ряды колонн, жемчужно-белых и кораллово-розовых, образующих арки разной ширины, что сходились вверху, словно крыша. Дальше тени сгущались до полной неразличимости. Вместо пола – слой принесенного ветром песка. В Лангуста-Сити ничего подобного не было. Возможно, эта структура просто выросла здесь в течение столетий.
Маргерит коснулась ближайшей колонны. Та оказалась прохладной и чуть переливалась, словно перламутр.
Ладонь чуть кольнуло, и она убрала руку.
Разумеется, все это было совершенно невозможно, и не только потому, что она могла нормально дышать на поверхности чужой планеты. Изображения с UMa47/E, получаемые БЭК-кольцами, проходили путь в пятьдесят один световой год. Мониторы показывали почти в буквальном смысле древнюю историю. Ни о какой одновременности и речи быть не могло, разве что БЭК-кольца научились игнорировать фундаментальные законы миро- здания.
Наверное, правильнее воспринимать происходящее как виртуальную реальность. Наблюдение методом глубокого погружения. Яркий сон.
Весьма хрупкая, эта подпорка дала Маргерит достаточно смелости, чтобы перевести взгляд на Субъекта.
Он был в полтора раза выше Маргерит. Никакие наблюдения не смогли подготовить ее к тому, насколько это огромная туша. Она испытала похожее чувство, когда в восьмом классе впервые попала в зоопарк, где животных разрешалось гладить. Выяснилось, что столь невинно выглядевшие по телевизору существа в действительности крупнее, грязнее, пахучее, а главное – значительно непредсказуемее, чем она ожидала. Они были сами собой, и ее представления были им безразличны.
Субъект тоже был самим собой. Если не считать того, что он был двуногим прямоходящим, ничто в нем не напоминало человека. А равно насекомое или ракообразное, даже несмотря на прилепленный к нему дурацкий ярлык «лангуст».
Ступни широкие, плоские, кожистые, лишенные пальцев. Предназначенные, чтобы стоять, а не для ходьбы. От долгого путешествия они покрылись грязью и пылью, местами бугристая шкура стерлась настолько, что казалась тонкой и гладкой. Не болят ли они, подумала Мар- герит.
Ноги не длиннее, чем ее собственные, хотя и вдвое толще. Источая мускульную силу, они напоминали скорее древесные стволы, обтянутые кирпично-красной корой, и сходились в паху, но там, где у человека расположены всевозможные причиндалы, связанные с его половой принадлежностью, было лишь гладкое место. Может, и неудивительно: для размещения гениталий на теле наверняка найдется местечко получше, не говоря уже о том, что до сих пор не было доказано, что Субъект и его сородичи вообще располагают гениталиями в традиционном смысле этого слова.
Туловище кверху расширялось и имело форму толстого диска, к которому крепятся руки. Хватательные конечности, тонкие и гибкие, оканчивались почти человеческой на вид кистью – три пальца и противостоящий им большой, – хотя расположение суставов было вполне нечеловеческим. Коротенькие питательные конечности, едва достававшие от плеча до рта, выглядели еще более необычно, нечто среднее между дополнительными руками и далеко вынесенными челюстями; конечности завершались костяными структурами, напоминающими столовые приборы, чтобы резать и перетирать растительную пищу.
Голова Субъекта представляла собой подвижный купол, а там, где человеческая анатомия подразумевала шею, переплетались дряблые мышцы. Рот – вертикальная розовая щель, внутри которой скрывался длинный, бугристый, почти что змеиный язык. Широко расставленные глаза, как обнаружила Маргерит, оказались не чисто белыми, а чуть желтоватыми, словно клавиши старого пианино. Внутренняя структура глаз оставалась неразличимой – ни зрачка, ни роговицы; возможно, они представляли собой неструктурированный пучок светочувствительных клеток, или же структура скрывалась под полупрозрачной поверхностью, служащей чем-то вроде постоянно опущенного века.