— Среди каких ещё костей?
— Де цей контролёр нажырався, де ж ще. Вандемейер ще фоток наробыв, а я оцю цяцьку узяв. Ну, як там казав той собака?
— Какая собака? — не понял Вандемейер.
— Яку проковтнув велет.
— Не великан проглотил, а псевдогигант, — поправил я. — Собака сказала: в путь, так в путь. Она была уверена — на противоположном конце имеется выход.
— На протылежному боци? Гы.
— На противоположном конце псевдогиганта.
— Гы-гы.
Добрая шутка — это именно то, что требовалось. И даже не важно, смешная шутка или нет. Мы собрали вещички и двинули по коридору, который, минуя площадку перед лифтами, продолжал прогрызать чрево Зоны в прежнем направлении. Сперва освещение было в порядке, но уже в нескольких десятках метров от входа стали попадаться неисправные пампы. И чем дальше — тем чаще. Метров сто, не больше, — и коридор сделался темным. Мы включили фонарики и пошли осторожней. Воздух здесь был затхлый, и пыли, как мне показалось, побольше… и вскоре мы достигли конца коридора — несанкционированного, так сказать, окончания. Бетонный потолок просел, мощные плиты обвалились, косо легли на пол, причем настил пошел трещинами там, где в него ударили углы потолочных перекрытий. Я присел и погрузил ладонь в трещину, насколько удалось просунуть, но грунта или, там, гравия пальцы не достали. Мощный бетон, толстый. Потолочные перекрытия тоже были сантиметров тридцать толщиной, а то и больше — но не выдержали. Страшно представить, какая сила могла разрушить оболочку коридора на такой глубине… но нас теперь пугала вовсе не мощь минувшего катаклизма. Пока я изучал трещины в полу, Костик с Вандемейером пытались протиснуться между бетонных плит, перегородивших проход, или хотя бы посветить фонариками, разглядеть, что там.
Наконец Костик вынес вердикт:
— Глухо. Не пройдемо.
— А по карте проход в порядке… — пробубнил Вандемейер. Он и сам, конечно, понимал бессмысленность этого замечания. Какая разница, что на карте?
Но теперь нам нужно было искать новый путь. Я карту не изучал, но по поведению спутников догадывался, что у нас есть и другие варианты.
— Эй, следопыты, — окликнул я, — хватит топтаться. Костик, доставай карту, смотри, что там ещё для нас приготовлено?
Костик неловко, левой рукой, вытащил пакет из внутреннего кармана плаща и протянул мне.
— На, сам дывысь.
— Да я не хочу сам, я там ничего не пойму. Вандемейер, вы разбирались по этой карте?
Дитрих присел рядом со мной, повернулся так, чтобы свет его фонаря падал на карты, и развернул лист пошире. Теперь тот прямоугольник плана, который был вывернут наружу и которым руководствовались до сих пор, стал бесполезен, и рыжий показал мне несколько соседних участков.
— Нет, Слепой, посмотрите. Если что-то случится с нами, вам все равно придется самому вникать. Давайте лучше сразу…
— Да ничего с вами не случится.
— Смотрите. — Дитрих был непреклонен. — Мы вот здесь. Сейчас вернемся к перекрестку и свернем… куда, Костик? Думаю, этот ход предпочтительней?
— Отож.
Я старательно попытался разобраться. Предпочтительный вариант почти сразу выходил в лабиринт квадратиков, прямоугольничков и кружков, каждый из которых оброс пометками, как днище старого парохода раковинами. У меня сразу заболели глаза, но я старательно проследил траекторию, по которой смещался твердый и сухой палец Вандемейера. Коридоры, анфилады небольших залов… потом выход на большой перекресток, от которого расходятся несколько коридоров… здесь палец остановился.
— А дальше?
— Дальше будем смотреть на месте. Вот эти галереи наверняка выводят наружу.
— А это что? Железнодорожная ветка? Под землей?
— Узкоколейка, возможно. — Дитрих пожал плечами, и свет фонаря заплясал по развернутому листу. — Но я бы не стал рассчитывать, что нас подвезут. Вы же видите, в каком состоянии лифты.
— Ну ладно…
Я снова проследил траекторию, по которой палец Дитриха стремился к свободе, сосчитал повороты и перекрестки…
— Ладно. Идем.
Мы двинулись в обратном направлении, снова прошли мимо лестничного марша. Я старался не глядеть на ступени, Костик душераздирающе вздыхал… На перекрестке мы повернули вправо. Теперь наш путь шел по широкой галерее, которую назвать коридором язык не поворачивался. Если безвременно почившие лифты в самом деле должны были доставлять сюда танки, тот эта трасса вполне позволяла бронетехнике двигаться своим ходом — однако вряд ли здесь бывало оживленное движение, пол остался гладким и ровным, гусеницы его не тревожили, это очевидно. Освещение здесь сохранилось лишь кое-где, и большая часть тоннеля оставалась в тени. Мы миновали несколько перекрестков, наш путь пересекали подземные галереи, такие же широкие, как и та, но которой мы шагали, под стенами местами попадались нагромождения округлой формы — то ли холмики грунта, то ли остатки какого-то строительного материала. Здесь было на редкость тихо, удары подошв о бетон отдавались гулким эхом. И чем дальше, тем невыносимее делалась эта тишина. Хотелось топать погромче, кричать или хотя бы анекдоты, что ли, рассказывать. Неправильная тишина, непривычная, и это только усугубляло тягостную обстановку.
В уши будто ваты напихали, мне постоянно хотелось сглотнуть.
Первым не выдержал Дитрих — наверное, ему то же было невмоготу терпеть странную тишину.
— Знаете, — он заговорил вполголоса, но слова прозвучали странно гулко, — я уверен, что мы вскоре отыщем выход.
— Хм, я тоже уверен, — я с готовностью включился в разговор.
— Нет, я имею в виду вот что. Контролёр — он же недавно обосновался в том месте? Значит, откуда-то пришел.
— А може, вин останний. Жило йих багато, потим одын одного пойилы, а цей залышывсь.
— Костик, мысли позитивно.
— Ну, ай-л би бэк.
— Нет, я к тому, что, по-моему, контролёр был молоденький и пришел совсем недавно.
— Да, — встрял Вандемейер, — я полагаю, кости в его логове принадлежали существам другой породы. Возможно, прямоходящие гуманоиды, но у меня нет уверенности. Я не специалист.
— И мы их здесь встретим? Гуманоидов?… — Все тут же притихли. — Ладно, ответ принимается. Сталкера Петрова учёные расспрашивают: вот вы, говорят, Зону исходили, все изучили как следует… какие породы мутантов вы знаете? Он говорит: есть три основные породы: съедобные, после которых живот болит; съедобные, после которых живот не болит, и ещё те, которых на вкус не пробовал. Опа, пришли!
Дорогу нам преградила своеобразная баррикада — нагромождение кусков бетона с торчащими арматурными прутьями, балки, пластиковые бутылки, смятые канистры, консервные банки и тому подобный хлам. Груды мусора были будто спрессованы, зазоры между крупными кусками забиты мелочевкой, как если бы щели законопатили нарочно, арматура сцепилась и кое-где толстые прутья даже были заплетены мягкой алюминиевой проволокой. Куча доходила до самого верха и перегораживала туннель полностью.
— По-моему, это… — Вандемейер замялся, — это сооружение рукотворное.
— Ага, гуманойиды зробылы.
— А другие пути есть? — поинтересовался я. Мне по-прежнему не хотелось вникать в карту подземелья, здесь я полагался на спутников. — Вот эти проходы, которые мы миновали, они куда ведут?
— Налево — в большой зал, — ответил Дитрих. — Через зал можно выйти в другой сектор, там тоже…
— Навищо нам зал? Там сволота мелкая, — напомнил Костик. — Оти пацюки шкидлыви.
— А направо?
— А справа ничего нет. Помещения поменьше, тупики. Может, склад какой-то.
— Та не треба нам туды. — Костик едва не канючил. — Выхид же прямо. Мы ци дрибныци разберемо и пройти зможемо! Хлопци, вы чого?
— Впереди, может, и выход, но только до него ещё шагать и шагать, — заметил я, — а эту баррикаду явно кто-то складывал. Значит, нам придется этого кого-то миновать. Ох, не нравится мне это сооружение.
Костик тяжело вздохнул, подошел к куче, подергал за торчащую арматурину, потом ухватился покрепче и сделал шаг по наклонной стене, из-под его ног посыпался мусор…
— Костик, погоди, — позвал я. — Ты чего?
— Як чого? Там, дывы, скынуты пару кирпичив и пролизтемо. Не можу я бильше тут, Слипый, ну от не можу, й годи! На волю треба, та й спина болыть.
— А что у тебя со спиной? Ты же в руку и в бок ранен? А спина чего?
— Не знаю, що там. Учора почалося, поперше я не номитыв, бо руку сыльнише видчував, а зараз нибы вогнем палыть…
— Так, а ну быстро сюда! — скомандовал Дитрих. — Снимайте верхнюю одежду! Живо! Живо-живо!
Конечно, Костик — он ведь железный человек, терминатор, андроид. Если пожаловался, значит, в самом деле больно.
Вандемейер обернулся ко мне:
— Видите ли, когда я его осматривал, думал — там обычная ссадина, но если до сих пор так болит… Костик, мне долго ждать?
Терминатор покорно слез, скинул плащ, крутку, задрал рубаху и обернулся спиной к свету. Хорошо ещё лампа здесь была достаточно яркая. Я глянул и присвистнул — похоже на огнестрельную рану. А Вандемейер не свистел, он сноровисто распаковал контейнер на поясе, протер руки салфеточкой и стал ощупывать края раны, Костик только вздыхал, но я понял, что ему очень больно.
— Как же так можно! — буркнул рыжий. — Там пуля!
— Та звидки там?… Чи вы в мене також стрилялы, Вандемейер? Не чекав я вид вас, бо вы ж европеець, культурна людына.
Он ещё шутит!
— Рикошетная, — догадался я. — Костик, ты чего, а если заражение? Надо же было сразу…
— Вряд ли заражение, — Дитрих уже бренчал инструментами, — пуля засела под кожей, если бы заражение, то опухоль выглядела бы иначе. Внимание!
Я поспешно отвернулся. Ничего не могу с собой делать — чувствительный я. Даже не знаю, как бы контролёра резал, когда б на трезвую голову…
— О-ох… — выдохнул Тарас.
— Не двигаться… так… теперь пластырь… готово, одевайтесь.
Я обернулся. Дитрих протягивал терминатору смятый кусочек металла. Хороший у нас хирург, в Африке на неграх тренировался — сразу видно.