— Нам далеко ехать? — поинтересовалась она, когда они добрались до края селения.
— Лучше всего припарковаться за тиром. — Макс махнул рукой, указывая направление.
Остановившись, они вышли из машины. Тут было очень тихо и намного холоднее, чем в городе. Унгемах повернулся к узкой дороге, посыпанной гравием. Дорога змеилась по бесконечным пшеничным полям, теряясь в дымке тумана на горизонте. Где-то вдалеке мерно вращались лопасти ветряков.
— Туда, — набросив куртку, Макс пошел вперед.
Закрыв машину, Франциска последовала за спутником. Унгемах шел широким шагом, так что она едва поспевала за ним. Сейчас он вел себя так, словно готовился вступить в бой — тело само приняло защитную стойку, будто Максу нужно было оградить себя от того, что ему предстояло увидеть. Франциска полагала, что понимает причину такого поведения: слева виднелись какие-то дома, и, вероятно, один из них принадлежал родителям Унгемаха.
Они дошли до узкого мостика и свернули на тропинку. Теперь Макс немного расслабился, по крайней мере, уже смотрел не под ноги, а вперед. Еще минут десять они шли вдоль ручья и наконец очутились на том самом месте, которое так красочно описывал Унгемах.
Остановившись на пляже, Макс повернулся. Он казался беспомощным и покинутым, словно маленький ребенок, потерявшийся в огромном мире.
— Десять лет! — воскликнул он. — Прошло десять чертовых лет, а тут ничего не изменилось. Ничего! — в его голосе слышалась дрожь.
Развернувшись, он вдруг бросился к уступу, оставляя глубокие следы на песке, впитавшем влагу дождя. Упав на четвереньки, Макс начал карабкаться наверх, непрерывно соскальзывая.
— Макс… Подождите! — Франциска едва сумела догнать его.
Хотя уступ возвышался над пляжем всего на четыре метра, оттуда открывался потрясающий вид на окрестности. Сзади раскинулся темный лес, впереди виднелись ручей, поля, крыши домов.
— Вон там, внизу… — в голосе Макса угадывались слезы. — Она лежала на песке. Она просто радовалась жизни. Радовалась своей проклятой жизни, жизни без зрения… Тогда все казалось ей таким прекрасным… И мне наша жизнь казалась прекрасной… Но ее лишили этой радости… Какой-то ублюдок лишил ее этой радости, и если я когда-нибудь доберусь до него…
Борьба за контроль над собой не продлилась и пары секунд, и Франциска увидела, как под напором воспоминаний меняется образ сильного и самоуверенного Макса Унгемаха. Его тело сотрясали рыдания.
Чувствуя подступивший к горлу ком, Франциска застыла на месте. Она и сама была готова расплакаться. За время службы в полиции Готтлоб не раз приходилось сталкиваться с ситуациями, в которых жертвы преступлений или их родственники плакали, но сама она при этом всегда сохраняла профессиональную дистанцию, не позволяя себе расклеиваться. Однако сейчас Франциска оказалась неспособна на это. Да и не хотела она отстраняться. Сделав шаг вперед, она заключила Макса в объятия и прижала его к себе. Он не сопротивлялся. Гладя его по спине, девушка чувствовала, как его слезы капают ей на шею, но в этом ощущении не было ничего неприятного. Франциска даже не чувствовала стыда, напротив, она в какой-то мере наслаждалась этим мгновением. Еще никогда мужчина не плакал на ее плече, еще никогда ей не удавалось сблизиться с кем-то настолько, чтобы это стало возможным, и теперь Готтлоб было все равно, что случится дальше. Этот момент близости навсегда останется в ее памяти.
Глава 39
Сара отдернула руку. Что-то проползло по тыльной стороне ее ладони, что-то страшное, с длинными волосатыми лапками, чуть царапавшими кожу. И это произошло на самом деле, это была явь, а не продолжение ночных кошмаров. Что-то проползло по ее руке, и ощущение при этом было омерзительным. Кроме того, девочке показалось, что это существо привыкло жить здесь и воспринимает ее как нарушителя, забравшегося на его территорию.
Саре было страшно. Человек, которому нельзя было доверять, вернулся, вытащил ее из кровати и отнес в лес. Тот самый ужасный Лес Тысячи Лапок. А ведь она не сделала ничего плохого! Или этот человек догадался, что она пыталась достучаться до других пленников? Может, это наказание за совершенный ею проступок? Сегодня ее похититель вел себя иначе, чем обычно, не говоря ей ни слова, даже когда она попросила его принести ей еды и питья. В последний раз Сара ела так давно, что в животе все время урчало.
Зря она разбила ту чашку! Может, он налил бы ей молока…
И вдруг девочка что-то услышала. Какой-то звук. Уже знакомые ей шорохи тысяч лапок, но не только. Шуршание. Что-то ползло по земле, и при этом чувствовались легкие прикосновения к палой листве, быстрые и в то же время плавные движения, склизкий, влажный звук. Будто вода течет по трубам.
Сара почувствовала себя загнанной в ловушку. Вскочив, она выпрямилась, но ступни-то остались на земле, и это существо могло дотянуться до нее!
Бежать, нужно бежать!
Зрячий человек впал бы в панику и бросился наутек. Сара же осторожно переставляла ноги, вытянув вперед руки в поисках преград на пути. Кончики ее пальцев касались веток, листьев, каких-то странных нитей, шероховатой коры деревьев. Добравшись до ближайшего дерева, девочка остановилась. Ей казалось, что она слышит какое-то шипение, словно чудовища испугались, что их жертва сможет сбежать.
Сара плакала. Сейчас ей хотелось вернуться в комнату, в которой поселил ее похититель, хотя бы туда, только бы оказаться подальше от этого чужого леса, где все пребывало в движении, тянулось к ней, касалось ее, хотело сожрать.
Что-то коснулось ее ноги!
Взвизгнув, девочка замерла на месте и затаила дыхание. «Не двигайся. Не двигайся, тогда оно не причинит тебе вреда, оно не заметит, что ты здесь!»
Теперь Сара понимала, что это за шуршание. Мимо проползла змея! В интернате она однажды держала в руках змею и не забыла то чувство от прикосновения к прохладной коже. Один из воспитателей как-то принес в интернат рептилию специально для того, чтобы развлечь слепых детей.
Но опасна ли эта змея?
Сара знала, что змеи бывают ядовитыми.
Больно! Острая боль пронзила щиколотку, холодная змея сжала ее ногу! Завопив, девочка попыталась стряхнуть гадину, но ей это не удалось. Боль сменилась странным ощущением: кожа ноги онемела, у Сары закружилась голова. Она вцепилась в дерево, но тело отказывалось повиноваться, в мышцах зарождалась дрожь, в животе засосало. Ноги подогнулись, и девочка осела на землю. Кончики пальцев скользнули по коре. «Только не на землю, где копошатся эти создания! Только не на землю!»
Глава 40
Франциска резко затормозила. Она не заметила автомобиль, внезапно выехавший на единственный перекресток в Хестерфельде. Белый грузовик с какой-то надписью… Он пронесся мимо с такой скоростью, что Готтлоб не успела его разглядеть.
— Явно больше пятидесяти километров в час, — заметил Макс.
Франциска украдкой посмотрела на него. Унгемах успокоился, но еще не пришел в себя до конца, восседая рядом с ней, словно воплощение вселенской печали. Вся его сила и мощь покинули его — по крайней мере, пока.
— Вы прочитали надпись? — спросила Готтлоб.
У ручья она обращалась к нему на «ты» — так вышло само собой, но сейчас Франциска не решалась напоминать ему о минутной близости. Это «ты» было вызвано его беспомощностью, возвращением к детству, к тому Максу, которому вот-вот должно было исполниться шестнадцать. А теперь Унгемах стал прежним. Франциска чувствовала, что воспоминание о той ситуации ему неприятно и он не хочет об этом говорить.
— «Саул и сыновья» или что-то в этом роде.
Франциске показалось, что она где-то уже слышала похожее название, но, возможно, она ошибалась. Впрочем, это было неважно. Готтлоб заговорила об этом только для того, чтобы отвлечь Макса от горестных мыслей, и теперь пыталась продолжить начатый по дороге в деревню разговор.
— Среди ваших знакомых не было рыбаков? Может быть, вы общались с ними, приходя к ручью?
Макс покачал головой.
— Конечно, я видел тут рыбаков, но они прогоняли нас отсюда. Мы же шумели, распугивая рыб. Но почему вы опять заговорили о рыбаках? Вы думаете, Сину похитил один из них?
— Мы не можем исключать такой возможности, кроме того, есть кое-какие зацепки, которые наводят меня на эту мысль.
Ей хотелось назвать ему имя Вилкенса, чтобы посмотреть, не припомнит ли он каких-либо подробностей, но Франциска не решалась. Вдруг Макс решит теперь охотиться за Вилкенсом?
— Вы что-то от меня утаиваете, верно?
— Учитывая то, как вы повели себя сегодня, вы не оставляете мне другого выхода, как бы мне ни хотелось все вам рассказать.
— Знаете, я сожалею о том, что поступил так. — Макс вздохнул. — Правда. Это было неправильное решение. Просто я прочитал ту статью в газете и страшно разозлился. Я был уверен в том, что именно этот водитель похитил Сину! Ни секунды в этом не сомневался. Понимаете?
Франциска медленно свернула направо, не зная, что ответить.
— Понимаю. После всего, что вам пришлось пережить, это была совершенно нормальная реакция. Хотя поступать так было глупо.
— Я больше такого не натворю, можете мне поверить, — виновато протянул Макс.
Франциска покосилась на него. Ей так хотелось верить ему! Кроме того, ей отчаянно хотелось найти еще одну зацепку, связанную с Вилкенсом. А тут еще эти совершенно неуместные чувства к Максу! Плохо дело. Готтлоб даже не пыталась отрицать, что она что-то испытывает к Унгемаху, а после того момента близости на берегу ручья это стало очевидным. И хотя она еще не обсуждала это с Максом, уже возникли проблемы. Личные интересы противоречили ее служебным обязанностям… А ведь все так просто. Ей нельзя говорить с этим человеком о ходе расследования. Если кто-нибудь узнает об этом разговоре, у нее будут большие неприятности на работе. С другой стороны, Макс заслужил право на то, чтобы все знать.
— Могу? — переспросила Франциска.
Он кивнул, глядя ей в глаза.