Потом он улыбнулся мне и, схватив за волосы, закинул мне голову назад, а вслед за этим легонько провел лазерным лучом по моему горлу.
Я абсолютно ничего не мог понять. Если с минуты на минуту меня собираются убрать, зачем он парализовал мне голосовые связки?
Потом он спокойно пригладил волосы, поправил галстук и уселся напротив интеркома.
— Мисс Форд, соедините меня, пожалуйста, с мистером Сичкином. По специальной связи.
Я не мог видеть экран, но сразу узнал голос Сичкина.
— У вас что-нибудь случилось, Маркус?
— Нет-нет, все в порядке. Гораций, я получил от вас первоклассную должность, и наше сотрудничество будет взаимовыгодным, потому что мы придерживаемся единого мнения… по всем вопросам.
Мне показалось, что Хэт колеблется.
— Ну? — сказал Сичкин.
— Я настаиваю на этом пункте, Гораций: по всем вопросам, по партийным и прочим. Я хочу подчеркнуть это, потому что завтра собираюсь пойти с вами к психонотариусу.
— Минуточку, — запротестовал Сичкин. — Почему это я должен подтверждать то, что я сказал?
— Вовсе нет, это я должен вас убедить, что отныне буду самым верным винтиком вашей организации, — сказал Хэт покорно и искренне.
— Выражайтесь яснее, Маркус.
— Все очень просто: я занимался шпионажем в пользу другого проекта симулятора.
— Банфилд?
— Да, я работал на них. Я должен был выкрасть ваши секреты, чтобы они могли построить симулятор, способный конкурировать с вашим.
Несмотря на паралич, который, казалось, подбирался к самому мозгу, я наконец понял, что происходило: двусмысленность разговора опять породила недоразумение. Хэт действительно был агентом другого симулятора, но симулятора этого мира.
— Так вы сделали это? — спросил явно заинтересованный Сичкин.
— Нет, Гораций, даже и не собирался. По крайней мере после второго собеседования перед тем, как поступить в вашу фирму. Психонотариус вам это подтвердит.
Сичкин молчал, явно ожидая продолжения.
— Гораций, неужели вы не понимаете, что я хочу работать на вас? С самого начала я собирался служить именно вам. Но я не мог признаться и потребовать пробного собеседования у психонотариуса.
— Что же заставило вас сделать это?
— Несколько минут тому назад ваш Хол заявил мне, что он знает о моих связях с Банфилдом, и пригрозил их обнародовать.
— Вы готовы подтвердить это психонотариусу? — сказал Сичкин, явно забавляясь ситуацией.
— Сию же минуту, если вы хотите.
— Подождем до завтра, — Сичкин открыто рассмеялся. — Какая мысль! Банфилд внедряет к нам агента! Очень хорошо, Маркус. Я вас оставляю — если результат собеседования окажется положительным, естественно. И вы поставите Банфилду все псевдосекретные сведения, какие он только пожелает. А мы проследим, чтобы это были абсолютно ложные данные, которые его окончательно погубят.
С торжествующим видом Хэт подошел ко мне:
— Ну что, Хол, вы обезоружены? И кроме того, я не обещаю вам хорошего самочувствия после этого лазерного душа… Я скажу Гэдсену, чтобы вас проводили домой.
Итак, ни Сичкин, ни Хэт не были искомыми единицами. Кто должен стать следующим кандидатом? Честно говоря, я не знал. Я понял, что это может быть кто угодно — даже самый мелкий служащий. Кроме того, я все более убеждался, что еще до того, как я достигну поставленной цели, меня предупредит об эмпатическом подсоединении внезапный приступ головокружения, которого мне не избежать. Вот тогда Манипулятор и обнаружит, что я знаю все.
ГЛАВА 12
Всю ночь я ощущал болезненные последствия лазерного «душа» — по моим жилам словно бежал огонь. Я мог бы притупить боль, фантазируя, как буду мстить Хэту, но я давно уже понял, что физическое состояние не имеет первостепенного значения.
Утром охранник, присланный Гэдсеном, помог мне встать, отвел на кухню и заказал мне завтрак — очень легкий, иначе мой желудок, пожалуй, восстал бы.
Когда он ушел, я пожевал гренок и вылил немного кофе. В полдень душ и массаж под струей теплого воздуха убрали последние спазмы, и я вернулся в «Реако».
В коридоре я наткнулся на Чака Уитни, и тот схватил меня за руку.
— Дуг! Что происходит? Почему Хэт сидит в твоем кабинете?
— Предположим, я поцапался с Сичкином.
— Ну, если ты ничего не хочешь говорить… — Он свернул в службу функциональной интеграции и сделал мне знак следовать за ним. — Иди сюда. Мне сказали, чтобы я показал твое новое место.
Мы прошли мимо огромного главного интегратора, потом мимо ряда накопителей данных, похожих на мрачных часовых с сотнями мигающих глаз и вращающихся дисков. Чак указал мне на закуток со стеклянными стенками:
— Вот. Будь как дома.
Мы вошли туда, и я осмотрел неприветливую клетушку, которую теперь должен был занимать. Голый пол из некрашеного дуба. Письменный стол с диктофоном для сообщений. Два стула с прямыми спинками. Картотека.
Чак уселся верхом на второй стул.
— Сичкин был здесь сегодня с двумя новыми ассистентами Хэта. Мне кажется, что он хочет как можно быстрее публично продемонстрировать симулятор.
— И, конечно, вызвать восторг масс хорошо подготовленным спектаклем.
— Ты катишься по наклонной плоскости. Что происходит, Дуг?
— У Сичкина есть определенные мысли по поводу использования симулятора, а я их не разделяю.
— Если я могу тебе хоть чем-нибудь помочь, ты только скажи.
Может быть, единица контакта — Уитни? Человек, которого я знаю многие годы? Мой лучший друг? А почему бы и нет, в конце концов? В нашем симуляторе у Эштона тоже были старые друзья. И ни один из них не подозревал, кто он на самом деле.
— Чак, — спросил я задумчиво, — какая разница между перцептивными процессами, которые происходят, когда мы глядим на стул, например, и теми, когда сознательная единица видит симулэлектронный эквивалент стула?
— Тест на умственные способности? — спросил он, смеясь.
— Нет, серьезно, Чак, какая разница?
— Ну, в нашем случае двухмерное изображение стула проецируется на сетчатку глаза. Оно «считывается» нервными окончаниями и раскладывается на серию импульсов, посылаемых в мозг. Иначе говоря, речь идет о линейной передаче кодированной информации.
— А у наших единиц?
— Подобие стула состоит из последовательности записанных импульсов. Когда единица симулэлектронным образом входит в «визуальный» контакт со стулом, одна из его перцептивных цепей испытывает влияние этих импульсов и передает их одновременно на барабаны памяти единицы.
— Какова эффективность перцептивной системы единиц?
— Она больше нашей. Каждый из ее барабанов содержит более семи миллионов единиц информации и осуществляет один оборот за две тысячные доли секунды. А время распознавания и реакции приблизительно равно нашему.
Я внимательно наблюдал за Чаком, спрашивая себя, отдает ли он себе отчет в том, что я увлекаю его на опасный участок.
— А что происходит, когда единица перестает адекватно реагировать?
— Когда она сходит с ума? — Он подумал. — Происходит сдвиг по фазе в системе настройки. Перцептивные цепи единицы получают противоречивые импульсы. Предмет, который не должен находиться там, появляется — или исчезает. Под воздействием этих нарушений единица становится подозрительной, начинает замечать несоответствия в своем симулированном мире.
Набравшись смелости, я предположил:
— Например, она не видит половины пейзажа, который ее окружает?
— Да, такое может случиться, — сказал он без особого выражения.
Внешне он выдержал проверку успешно. Но единица контакта и должна быть запрограммирована Манипулятором именно на такую реакцию.
Стеклянная стенка позволяла мне увидеть все пространство службы функциональной интеграции. Внезапно я понял, что у меня перед глазами пример одного из этих «сбоев» в окружении.
Увидев мое удивленное лицо, Чак проследил за моим взглядом.
— Что случилось?
Я решил воспользоваться случаем и подвергнуть его еще одному испытанию:
— Я только что заметил нечто странное в главном интеграторе.
Он внимательно посмотрел на основной блок.
— Я ничего не вижу.
— Интегратор — это единый агрегат. На глаз в нем четыре метра в длину, два в ширину и три в высоту. Ты помнишь, как его устанавливали?
— Еще бы, ведь это же я руководил группой.
— Посмотри, Чак, в этом зале нет ни одной двери или окна, через которые можно было бы протащить предмет такого размера!
На секунду он растерялся, но потом захохотал:
— Да есть же, есть, посмотри туда! Задняя дверь выходит прямо на стоянку!
Я обернулся. Действительно, там находилась довольно широкая дверь. Но за секунду до того ее там не было!
Реакция Чака включила цепь автоматической подстройки. И я был единственным, кто помнил, что эта дверь не существовала! Это доказывало, что я все еще не подвергался переориентации — и я не понимал, по какой причине.
Прозвучал зуммер внутреннего видеофона, и на экране появилось лицо Дороти Форд. Она глянула на Чака: он сразу понял ее взгляд и ушел под предлогом того, что у него много работы.
Я взглянул на Дороти: она явно была чем-то удручена. Глаза наполняли слезы, а пальцы нервно сжимались.
— Мне вас очень жаль. Может быть, это вас немного утешит, — сказала она.
— Это вы сообщили Сичкину, что я собирался противодействовать его планам?
Она опустила голову:
— Да, Дуг. У меня не было выбора.
Ее искренний тон убедил меня в том, что она не собиралась предавать меня. А она продолжала более спокойным голосом:
— Я ведь вас предупреждала, не правда ли? Я дала вам понять, что обязана защищать интересы Сичкина.
— Поздравляю вас, вы были очень оперативны.
— Знаете, мне нечем гордиться.
Итак, она признавала, что доносила на меня Сичкину. Но интересно, способна ли она продать меня силам, стоящим гораздо выше?
— Ну что же, на этом мы не остановимся! — сказал я со смехом. — Она смотрела на меня, не понимая. — Вы сказали, что у каждого из нас своя работа, но ведь нет никакой причины, чтобы не сделать ее более приятной?